Александр БАЛТИН. БЕЗДНА И ВЫСОТА ПРОЗЫ КУПРИНА. К 150-летию со дня рождения классика русской литературы

 

Александр БАЛТИН

БЕЗДНА И ВЫСОТА ПРОЗЫ КУПРИНА

К 150-летию со дня рождения классика русской литературы

 

1.

Крепкая основательность и весомая плотность фразы Куприна, точно идущие от телесной его, с богатырской традицией связанной силы (у него и пьянство было не забубённое, отчаянно-русское, а от щедрости натуры, не знающей преград, живущей избытком!).

Точно мускульное напряжение фразы даёт зримость картин и узнаваемость образов.

Но – мощь множится на сострадание, ибо голая как стыд мощь будет нарушением русских правил.

…Вот срез публичного дома из хрестоматийной «Ямы»: и какой теплотой овеяны павшие! Будь его писательская власть, поднял бы их, даже вознёс – за вектор страдания, что привёл сюда, в чёрный цвет смрадной ямы.

Галерея лиц, каталог типажей: Куприн вообще, казалось, каталогизировал все типы русского общества.

…Вот поп, корпусом могутный, как лодка, – поп, которому надо анафемствовать графа Толстого, а он, зная, чем грозит непослушание, возглашает Льву многая лета, ибо что же ещё можно пожелать Льву мысли и литературы.

…Слёзы в глазах Желткова – и слёзы юных читателей прошлых поколений над «Белым пуделем».

Пуды жизненной соли съевший Куприн, чтобы так познать общество, его корни, его дух, исколесил Россию, бескрайность её впустив в собственные кровь и душу, чтобы создать поэму, эпос о ней.

Ибо суммарно свод прозы Александра Куприна – это именно своеобразный эпос своего времени, помимо кристаллов художественности имеющий ещё и историческое, этнографическое, метафизическое значение…

 

2.

Он передаёт фактуру мира – от обивки дивана до внешности персонажей – с такою ясностью и выпуклостью, что сомнений ни в чём не может возникнуть.

Фантазия не нужна – достаточно яви.

Её достаточно для исследования и описания, и яма, подстерегающая чёрной сутью, одна из тем, мимо которой писатель, анализирующий механизмы социума, и человек с горячей совестью не может пройти.

Всё житейски банально, никто не задумывается, многие пользуются.

Свалка общественного греха.

Тяжёлое бремя порочности.

Галерея женщин, распятых чужой похотью, введённой в заданные нормы.

Острые грани характеров.

Плавное отсутствие личностей.

Уровень художественности, с какою подаётся материал, таков, что в описываемую реальность можно войти.

Разумеется, борьба с проституцией есть вариант сизифова труда.

Разумеется, талант, сострадание, боль за других не могли позволить писателю и человеку Куприну пройти мимо Ямы.

В результате чего явился литературный шедевр, пронизанный – через стилистику, через образный строй – призывом жить по-иному.

Но призывы сии редко действуют на людей.

 

3.

Космос Куприна густо напитан жизнью, и, вбирая в себя её образы и гармонию, не менее мощно, чем устроены её вибрации, вибрировал вечностью – точно жизнью тех поколений, что будут вновь и вновь открывать его книги, словно окна, предлагающие славные виды.

…Всё равно славные, ибо какова бы ни была жизнь, её объёмы и величие искупают все беды, всё с лихвою.

«Юнкера» повествуют о жизни Александрова: юнкера Московского Александровского училища.

Роман автобиографичен; роман об офицерстве, являющийся своеобразным итогом военной темы в творчестве Александра Куприна – широко и детально разработанной, проявленной множеством колоритных подробностей и подлинностью судеб.

Проза Куприна точно светится честью и достоинством: её невозможно представить низкой, стелящейся по земле: даже когда речь о проститутках, о жизни Ямы – мера сострадания высока, равно высок уровень неприятия пошлости и похоти людской, проедавшие все социумы, во все века…

В противоположность «Поединку» тема «Юнкеров» звучит духом непобедимости и бессмертия (как знать, может быть, единственный вариант последнего есть книги, переживающие автора надолго?..).

Быт Александровского училища воссоздан с такой детальностью, что мир страниц будто открывает лестницы в былое: сходи, узнаешь всё сам, собственной судьбой.

Товарищи, преподаватели и офицеры-воспитатели, первые литературные опыты-эксперименты Александрова-Куприна, и любовь, отдающая безумием, – тоже первая: всё собрано густо, а язык, сочный и смачный, с которым соприкоснувшись – не забыть.

Но «Юнкера» ещё и вдохновенное повествование о старой удельной Москве; Москве «сорока сороков», Екатерининского института благородных девиц, Иверской часовни Божьей Матери; контуры Арбата, Патриарших прудов проступают – такие другие сегодня, почти неузнаваемые; и дымка летучих, лёгких, ажурных воспоминаний колышется легко и нежно, и хочется вновь и вновь обратиться к великолепным страницам русского классика…

 

4.

Сила самореализации – самая важная для человека; векторы её различны: в творчестве, в рутинной работе, в детях…

…Возможно в чём-то, что покажется ничтожным для других – в коллекционировании, например.

Но сила реализации в любви может быть гибельной – и ужас ли это или высшее счастье, знают только те, кому выпало подобное…

В середине августа на побережье Чёрного моря приходит непогода, и большая часть обитателей курортов переселяется в город, оставляя свои дачи: княгиня Вера Шеина остаётся на своей, поскольку в городском доме бушует ремонт.

Чудные дни ранней осени! В день именин ожидаются гости, муж, уехавший по делам, должен привести их.

Анна помогает по хозяйству, всё мирно, ладно.

Золотой браслет с пятью крупными гранатами, и скромный чиновник Георгий Желтков, совершивший подношение, увидевший Веру на цирковом представлении, издалека, влюбившийся… как не бывает.

Или бывает? – но в нашу современность подобного высокого трепета не встроить: всё у нас слишком прагматично, серо, скучно.

Пять камней-гранатов пылают: их лучи выбиваются из реальности, разбрасывая огни метафизического свойства.

Гранатовый браслет будет возвращён, и, твердя крепкие слова молитвы, Желтков благодарит силу сил – за силу дарованного чувства.

Немножко ирреально – и вполне из жизни.

Вера плачет под великую музыку, уже после того, как несчастный-счастливый чиновник застрелился; маленький человек, живший немыслимым светом её существования.

Такова была его самореализация: узнать величие чувства, и, оставшись в нём, самовольно прекратить жить.

Искажённая, может быть, самореализация – но какою высотой чистоты звучит она в бездне повести Куприна!

 

5.

Конфликт, завязанный туго; онтологический узел отношений крут: интеллигентно-романтическое мировосприятие всегда будет противостоять затхлости мещанского: в ком бы ни проявлялось оно: в торговце, военном…

К сожаленью, любая высота – в области личностного устроения человека – сталкивается со слишком плотно данной материальностью мира, в которой многим чрезвычайно уютно.

Конфликт «Поединка» Куприна из этой области: интеллигентный юноша и захолустный полк с его провинциальными, свинцово-дегтярными нравами…

В «Поединке» нет духа непобедимости и благородства, который овевал обычно военную тему, трактованную Куприным; тут всё снижено – и до «Юнкеров» ещё дело не дошло.

Муштра и пошлость; всё смелое и буйное в повести связано именно с интеллигентным образом мира; провинциальность худшего рода: замшелая, косная, кривая…

Пыльный дикий городок Проскуров.

Вечно завязанный узел конфликта: таких и в наши дни сколько угодно.

Вневременное значение повести, тем не менее, плотно привязанной к определённому временному отрезку…

 

6.

Магическая красота Соломона, мудрость, поднимающая выше зримых слоёв небес; любвеобильность…

Жизнь – как медовые соты; жизнь, как сплошная тотальная радость, избыточный виноградник…

Кстати, именно в винограднике Соломон видит Суламифь: рыжеволосую  красавицу, работающую, напевающую…

Соломон, знающий язык зверей и птиц, способный зачаровывать джиннов, понимает, что не понимает многого: так пышно раскрывается новая старая бездна любви.

Ослепление, сверкающее языками огня: и не надо ясности зрения – нужна одна волшебная песнь любви.

…Сердце Астис, наливающееся невыносимой, бременящей злобой; начальник стражи Элиав, давно влюблённый в неё, готовый выполнить самое чёрное приказание…

Суламифь, вся поющая туго натянутой струной любви, чувствует свою смерть – и она приходит…

То есть – мы, смертные, какими бы яркими ни были, не можем выиграть: это прерогатива богов, распоряжающихся нашими судьбами.

Но они даруют нам иллюзию победы – иногда, и ненадолго; а о чём, уединившись в судилище, думает Соломон, едва ли возможно узнать…