Инна КАБЫШ. У, МОСКВА, КАЛИТА ТАТАРСКАЯ… Стихи

 

Инна КАБЫШ

У, МОСКВА, КАЛИТА ТАТАРСКАЯ…

 

* * *

Рай — это так недалеко...

там пьют парное молоко,

там суп с тушёнкою едят

и с Дантом за полночь сидят.

Там столько солнца и дождей,

чтоб вечно алы были маки:

рай — это там, где нет людей,

а только дети и собаки.

 

* * *

У, Москва, калита татарская:

и послушлива, да хитра,

сучий хвост, борода боярская,

сваха, пьяненькая с утра.

Полуцарская – полуханская,

полугород – полусело,

разношерстная моя, хамская:

зла, как зверь, да красна зело.

 

Мать родная, подруга ситная,

долгорукая, что твой князь,

как пиявица ненасытная:

хрясь! – и Новгород сломлен – хрясь! –

всё ее – от Курил до Вильнюса –

эк, разъела себе бока! –

то-то Питер пред ней подвинулся:

да уж, мать моя, широка!

 

Верит каждому бесу на слово –

и не верит чужим слезам:

Магдалина, Катюша Маслова,

вся открытая небесам.

И Земле. Потому – столичная,

то есть общая, как котел.

Моя бедная, моя личная,

мой роддом, мой дурдом, мой стол.

 

...Богоданная, как зарница,

рукотворная, как звезда,

дорогая моя столица,

золотая моя орда.

 

* * *

Я люблю тебя так, словно я умерла,

то есть будто смотрю на тебя с того света,

где нам каждая жилочка будет мила,

где любовь так полна, что не надо ответа.

 

Мне не нужно уже от тебя ничего...

Все земные сужденья о счастии лживы,

ибо счастье – оно не от мира сего.

И тем более странно, что мы еще живы...

 

* * *

Не под вуалью сжала руки,

а сердце сжалось под ребром,

и за секунду до разлуки

я осеню тебя крестом.

Когда-то, помню, я скучала

по ненаписанным стихам...

Ах, если б жизнь начать сначала:

"Дары волхвов" прочесть бы там

однажды вечером в субботу –

и всё про смысл ее понять.

И не ходить бы на работу,

а всё тебя с работы ждать...

 

* * *

Карантинной Москвою мы шли с тобою,

и была она до того пуста,

точно вот откопали ее как Трою

и оставили до рождества Христа.

Карантинной Москвою с тобою шли мы,

той, где некого было и нечем крыть,

и казалось, что только что был тут Шлиман,

да ушел на минуточку покурить.

И лежала от края она до края.

окружала со всех четырёх сторон –

и взметнулась внезапно воронья стая,

и обрушился колокольный звон.

И подумалось, глядя на эту стаю,

что вот-вот архангел сойдёт с небес

и возьмёт с собою – куда не знаю

без манаток и объяснений без.

И закапали слёзы, как дождь нечастый,

и архангел сошёл-таки вниз, трубя,

и я знала: не быть мне уже несчастной

никогда – ни с тобою, ни без тебя...

 

* * *

Кто варит варенье в июле,

тот жить собирается с мужем,

уж тот не намерен, конечно,

с любовником тайно бежать.

Иначе зачем тратить сахар,

и так ведь с любовником сладко,

к тому же в дому его тесно

и негде варенье держать.

 

Кто варит варенье в июле,

тот жить собирается долго,

во всяком уж случае зиму

намерен перезимовать.

Иначе зачем ему это

и ведь не из чувства же долга

он гробит короткое лето

на то, чтобы пенки снимать.

 

Кто варит варенье в июле

в чаду на расплавленной кухне,

уж тот не уедет на Запад

и в Штаты не купит билет,

тот будет по мёртвым сугробам

ползти на смородинный запах...

Кто варит варенье в России,

тот знает, что выхода нет.

 

* * *

Всё не только пройдет,

но, пройдя, будет мило –

вспомним нынешний год:

спички, гречку и мыло.

Вспомним эту чуму,

вспомним эту холеру,

как сидели в дому,

испытуясь на веру.

Вспомним эту весну,

её май без парада,

вспомним злую длину

карантинного ада,

где впервые вдвоём

в целом свете мы были.

Предлагал ты: "Споём!" –

и мы пели и пили.

Предлагал ты: "Уснём!" –

и мы спали в обнимку.

О, мы вспомним о нём,

как о лете – по снимку.

Не хандра и не сплин

год, где были с тобой мы,

где был всяк не один,

но как пуля в обойме.

 

* * *

Ну вот и снег –
           а ведь казалось,
уже не будет никогда.
Но небо сжалилось и сжалось –
и снег пошел, а не вода.
Не сера, не огонь, не жабы.
Не мор, не глад, не смерть детей –
наоборот –
                   из снега бабы
и череда иных затей –
рождественских,
                    веселых,
                              зимних:
ледянки,
              лыжи и коньки –
сплошь сине-белых,
                         бело-синих –
прогнозам мрачным вопреки.
И не умею не запасть я
              на этот снег и этот лес:
чем дольше жизнь –
                     тем больше счастья.
А там и умер.
                        И воскрес.

 

* * *

Балконные цветы шагнули за перила

и с вербою цветущею слились:

душа их – из горшка – взяла и воспарила

и полетела дальше, дальше, ввысь.

И мне их не поймать,

                                за ними не угнаться –

рванули в облака, как бабочки к огню...

Мне было тридцать лет,

                        мне будет девятнадцать,

и очень скоро я их в небе догоню...

 

* * *

Зачем вставать в такую рань,

когда так сильно уморились?

Чтоб видеть, как растёт герань

и зацветает амариллис,

чтобы увидеть клен в окне

и услыхать, как пахнет тополь.

и маму увидать во сне

и как мой сын впервой потопал...

В природе нету пустоты:

исчезнет всё – друзья, работа,

но вот альбомные листы –

они заполнят все пустоты.

И не останется прорех:

едина жизнь – и нет ей краю.

И я люблю отныне всех,

и даже тех, кого не знаю...

Спроси: – Жила?

                           Отвечу: – Да.

Во дни Харона и Тантала...

– И что ты делала тогда?

– Я сказки Пушкина читала...

 

* * *

Не бойся ни сумы и ни тюрьмы,

не бойся ни холеры, ни чумы,

бессмысленного бунта и войны,

с пожаром – лета,

                        с паводком – весны.

Скажи, смеясь:

            – Ну, здравствуй, божий бич!

Пусть небеса услышат этот клич.

...Пришла – открой пошире ворота:

есть и у бед заветная черта.

 

* * *

Ну вот и наступило время,

когда слова нужней, чем хлеб,

нужней, чем знамя или стремя,

нужней, чем всякий ширпотреб,

И слово за слово полезло,

и прорастают, как трава,

и прогоняют страх слова –

и бесполезное полезно...

(Подборкой стихов Инны Кабыш поделился с нами
литературно-жудожественный журнал "Вторник",
редактируемый Игорем Михайловым.)