Николай КИСЕЛЁВ. ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР. Рассказ-быль

 

Николай КИСЕЛЁВ

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР

Рассказ-быль

Как мы не знаем нашего будущего,

Так мы не знаем нашего прошлого.

Из размышлений автора

 

За несколько дней до войны отец сломал ногу в шахте. Повезло. Иначе призвали бы в армию и пропал бы он без вести в первые месяцы войны, как все три его брата.

Немцы появились в Донбассе через три месяца после начала войны. Как-то отец кивнул на ближний косогор и сказал:

– Вот там я увидел в первый раз немецких мотоциклистов. У меня даже слезы появились.

Я уточнил почему:

– Немцы на нашей земле?

– Что немцы?! Семья! Двое маленьких детей. Их кормить надо. Я на костылях и ничего не могу. А время какое …

Опасаясь окружения, наши войска оставили Донбасс без боев. Вместе с ними бежала советская власть, а через несколько дней оставленные города и поселки занимали немцы. В этом междувластном зазоре люди, как могли, готовились к худшему. Народ в Донбассе пришлый, с непростой историей: кто бежал от голода из деревни, у кого нужда имелась затеряться от властей на шахтах – для каторжной работы под землей рекомендации не требовались и документы не проверялись. За несколько дней анархии этот народец показал всё своё непатриотическое нутро: мародёрстововал в оставленных госучреждениях, грабил магазины, запасаясь продуктами на трудные времена. А бабы подбивали мужей уклоняться от участия во взрывах и затоплении шахт, чем занимались органы власти перед приходом немцев. Ведь шахты – это единственный источник заработка. Власть имущие убегут, а народ-то останется, и ему надо потом где-то работать, чтобы кормиться.

А пока действовал принцип – кто смел, тот и съел. Наш сосед по улице Семёныч добыл целый бочонок с селедкой, катил его перед собой и встречным знакомым радостно сообщал:

– Советская власть раскулачила меня, а теперь я её.

Знакомые завистливо кивали. Но, видимо, под несчастливой звездой родился Семеныч: пришлось ему пережить ещё одно раскулачивание. Уже недалеко от его дома налетели бабы, разбили бочонок и расхватали селедку. Как сказали бы они сейчас:

– Ничего личного, Семеныч, детей кормить надо.

Немцы пробыли в Донбассе два года. Как жили отец и семья два года в оккупации, он не рассказывал. Зачем ребенку чужое (пусть и отцовское) тяжелое и плохое? У него будет своя и другая жизнь, а значит, будет своё тяжелое и плохое. К тому же, поскобли нас немного и сразу проявится наша языческая сущность, а там табу – нельзя упоминать плохое, чтобы вновь не накликать его.

После освобождения Донбасса отца не призвали в армию, а направили в шахту: стране нужен уголь. Тогда там работали случайно оставшиеся мужики и молодые ребята призывного возраста, которых вместо фронта тоже послали в шахту. Это было сверхтяжелое время. Работали по двенадцать часов без выходных. Отец вспоминал,

– Бывало, поднимешься на поверхность после двенадцати часов работы, а тебе говорят:

– На новую смену не хватает людей, надо отработать ещё одну.

Ему было тогда под сорок и на его плечах семья. Отец терпел и опять спускался в шахту. А молодые ребята не выдерживали и отказывались,

– Устали, не пойдем. На фронте легче.

Жили тогда по законам военного времени: невыполнение приказа – это саботаж, и всех отказников отправляли на фронт. Не знаю, в штрафные части или нет (не хочу лить воду на мельницу тех, кто говорит, что победили мы благодаря штрафникам и заградительным отрядам), но правда в том, что, по утверждению отца, никто из этих ребят не возвратился на шахты после войны. Ни один.

Теперь для понимания сути дальнейшего рассказа должен привести некоторые сведения об устройстве шахты. Уголь в земле залегает пластами. Горная выработка одного пласта называется горизонтом. Шахта – это набор горизонтов, и каждый следующий располагается ниже предшествующих. Ну, как слоёный торт. Тоннель, по которому транспортируются уголь и порода на верхние горизонты и в итоге на поверхность, называется уклоном. Упрощенно, это дырка под углом в торте. По уклону прокладываются рельсы и «ходят» вагонетки с углем и породой. Уклон, как правило, проходит по породе и потому узкий, рассчитанный на ширину вагонетки плюс небольшие зазоры с обеих сторон, чтобы человек мог прижаться спиной к стенке тоннеля и пропустить вагонетку. Тогда вагонетки перемещались с помощью троса лебедки, которую вращал электромотор, а раньше, в начале двадцатого века, её вращали лошади.

Отбирали молодых и сильных лошадей, спускали в шахту и уже больше не поднимали. В полной темноте они слепли, а работая тяжело каждый день, быстро изнашивались. Когда лошадь уже не могла крутить лебедку, её поднимали на поверхность и отпускали в степь. Там никому не нужная слепая лошадь продолжала ходить по кругу, пока не умирала от истощения. Пример с лошадью – это модель жизни многих нынешних людей, для которых работа – бездумное повторение одних операций, а выход на пенсию лишает последнего малого смысла их, вообще говоря, бессмысленную жизнь.

В военное время главное – это выполнение плана любой ценой, а всё остальное, в том числе жизнь человека, вторично: крепили кровлю кое-как, прокладывали рельсы в уклонах на «живую нитку». И вот как-то стык рельсов разошелся, вагонетка зацепила рельс и сдвинула уже несколько прогонов дороги. Ближе всех к месту аварии работал отец с напарником, и им поручили восстановить путь. Разгрузили вагонетку с углем, с помощью рычагов поставили на исправную часть дороги, нагрузили уголь и отправили наверх. Это потребовало предельных усилий двух полуголодных людей, и они сели отдохнуть, выключив для экономии ручные аккумуляторы, которые давали хоть какой-то свет. Кто не был в шахте, тот не представляет, что такое настоящая темнота. Там ведь нет никаких источников света: ни звездного неба, ни светящихся окон домов, нет ничего. Сидишь и не видишь ни рук, ни ног – только темнота вокруг и все! В условиях абсолютной темноты в первую очередь обостряется слух.

Некоторое время они сидели в оцепенении, когда организм,  экономя силы, переводит все системы на низший энергетический уровень. Но всё равно их слух сканировал поступающие звуки. Всё было как всегда: где-то капала вода с кровли, вентиляция создавала ровный шумовой фон. И вот в этом самом обычном окружении появился звук, которого не должно быть – стук на стыках идущей по рельсам вагонетки. Первым услышал его напарник отца – молодой парень. Прошли секунда-две пока его мозг, получив информацию о звуке, обработал её и выдал сигнал – внимание! Там наверху ведь знали, что пути разобраны и не могли спускать вагонетку. После ремонта они должны были сообщить тем наверху о починке дороги и только потом… Парень встрепенулся, его состояние передалось отцу, который тоже вышел из оцепенения и спросил:

– Что случилось?

– Слышишь, вагонетка стучит?

Отец прислушался: да, он услышал этот звук, который не пропал и стал даже более четким. Потом к обоим вместе пришло страшное своими последствиями одно слово:

– Неужели???

И мозг выдал уже сигнал мобилизации! Неужели там, на одном из верхних горизонтов сорвалась вагонетка, которая набрала и продолжает набирать скорость, и через десять-двадцать секунд будет здесь. На разобранных путях она «забурится» (был такой специальный термин у шахтеров), её развернет, и она, всё ломая и круша, полетит вниз по уклону. Они не раз видели результаты такой аварии. Если под вагонетку попадал человек, то его разрывало на куски или размазывало по стенкам уклона. Когда как. Ещё не веря, что стучит именно такая потерянная вагонетка, они напряженно слушали – звук становился всё более четким, а промежуток времени между соседними стуками, очевидно, меньше, чем для вагонетки, которую спускают на тросе. Значит уже высокая скорость, а будет ещё выше. Сомнений больше не было. Мозг обоих выдал сигнал максимальной опасности:

– Спасайся!!!

Молодой напарник что-то пискнул и, судя по звукам, бросился вниз. В кромешной темноте ведь не видно, а только слышно, куда побежал человек. Хотя выражение «побежал» тоже неверно. Попробуйте, крепко зажмурившись, побежать. В полной темноте бежать невозможно, нужно держаться за стенку уклона и двигаться, стараясь, как цапля, высоко поднимать ноги или, как кенгуру прыгать, чтобы не зацепиться за рельсы, куски породы, угля …

Отец малое время боролся сразу с двумя инстинктами: первый – бежать прочь от опасности и второй, стадный – бежать вместе со всеми в одну сторону. Он дернулся вниз, но мозг не поддался панике и выдал команду:

– Нет, только вверх, навстречу.

Если вверх, то можно спастись – прижаться к стенке и пропустить вагонетку. Только надо успеть выйти на исправную часть пути. Отец прижал руки к стенке уклона и боком начал быстро перебирать ногами, двигаясь вверх. Когда звук вагонетки на стыках стал уже невыносимым и заполнил всё пространство, он перевернулся и спиной вжался в стенку. Что-то быстрое и страшное пролетело мимо него, раздался мощный удар, воздух вздрогнул, ужасный стук наконец исчез, а вместо него слышался только дикий скрежет да слепили глаза пучки искр от ударов углов вагонетки о стенки, пол и потолок уклона. И… человеческий вопль…

Через несколько секунд воцарилась обычная, но для него оглушительная тишина. Некоторое время отец стоял, приходя в себя и ещё не веря в своё спасение. Потом позвал напарника: ответа не было. Постоял тихо. Прислушался, может быть услышит стон, но всё было так, как будто ничего не было. Так же капала вода, шумела вентиляция.

Отец ещё постоял, собираясь с силами, и пошел вверх на следующий горизонт – к людям. В голове тянулись бесцветные, не окрашенные эмоциями, и вялые мысли: «Приду, обрадуются: один живой, значит, меньше кусков им надо будет собирать… Зачем так, просто обрадуются живому… Жалко парня, совсем молодой… Его матери дадут немного денег?.. На похороны выпишут, а могли выписать на мои, пронесло… Отпустят сейчас с работы? Раньше отпускали, когда вот так… Подняться бы на поверхность и выпить… На что выпить? Денег нет. Жена справила девочкам платьица…».

При воспоминании о дочках внутри помягчало и посветлело, но мысли продолжали плестись: «Жене сказать. Зачем? Сама узнает. Скажут – опять твоему повезло… Завтра снова сюда на работу… Пути сделают в следующую смену. Уголь нужен. Соберут, что осталось от напарника… Всё не соберут. Темно… В шахте тепло… Сразу гнить начнет… Вентиляция разнесёт запахи по всей шахте… Ничего. Крысы бегают, быстро подчистят… Их работа… Как в шахте без крыс… Божьи твари… Лошадей вывели из шахты. Остались только люди и крысы… Этих не выведешь… Хорошо бы дожить до конца войны, наверное, легче будет…».

Наконец впереди показался тусклый желтый свет. Люди.

Это был один день из тридцати лет работы отца под землей.

В конце его дней божественные силы, которые определяют судьбы людей, видимо, спохватились, что уж слишком тяжелая жизнь получилась у человека,  и начали оказывать ему маленькие, но постоянные знаки внимания. С каждой пенсии отец покупал на рубль три лотерейных билета и всегда выигрывал разную мелочевку: полотенца, фонарики… Он искренне радовался, и гордился своей удачей и берег её – никогда не покупал больше трех билетиков.