Николай ВОЛЖСКИЙ. ДУША ТАК ВИДНО СОЗДАНА... Стихи

 

Николай ВОЛЖСКИЙ

ДУША ТАК ВИДНО СОЗДАНА...                 

 

РАНА-ТРАВА

                          На которой траве коса переломится

                               в Иванову ночь, та и разрыв-трава.

                                                                                В.Даль

Может, правда то было, а может, и нет,

но один раз в семь лет

у подножья холма, когда всходит луна,

дивным цветом вдруг светит трава.

 

Дивным цветом вдруг светит трава,

и шелестит таинственно неведомы слова.

Знать волшебною силой наделена.

 

В месте том у подножья холма

в те далёкие времена одиноко

в сторожке старушка жила.

 

Одиноко в сторожке старушка жила,

но когда-то она – молодою была!

Вот когда она молодою была,

то в селенье своём – красотою слыла.

Да, видать, неземной красота та была,

коль свела она ею с ума полсела.

 

В той, мужской, половине села

началась меж собою война.

Меж собой началася война,

чтоб кому-то «своею» досталась она.

А в другой половине села

зависть к ней расцвела.

Зависть так расцвела:

стала хуже она, чем война.

 

По селу прокатилась молва:

«Никакая не дева она,

а в село к нам явилась колдунья сама!

Потому мужиков за собой повела,

от других девок-баб она их увела.

Ну, а если колдунья она,

то и жить среди нас не должна!».

 

Так, не чуя душою всю тяжесть греха,

запустили к ней в избу они «красного петуха».

Убежала от горя бедняжка тогда,

у подножья холма затаилась одна.

 

Простя людям их грех, зависть их, роковую молву,

тихо годы жила: то слезой, то молитвой растя ту траву.

А душой оставалась чиста и светла,

как такою в Крещенье бывает вода.

 

Постепенно, зимою и летом,

за травою той и за добрым советом

потянулись к ней люди ходить:

наговоры умела и хворь отводить.

Видно Бог сам ей в этом помог.

 

Вновь вернулись в селенье и мир, и покой,

да ещё в нём возник облик девы святой.

Есть такое в природе людской:

от себя они гонят вначале, а потом называют святой.

И почему-то думает простой народ,

что в чистой красоте – «нечистая сила» всегда живёт.

Прошли долгие годы, прошли те времена,

да и память людей трын-травой поросла.

Помнить будет об этом лишь рана-трава,

та, что раз за семь лет зацветёт у холма,

в час, когда в небо всходит печально луна.

 

МУЗА В БОЛЬНИЧНОЙ ПАЛАТЕ

                                Она внимала мне с улыбкой и – слегка...

                              Прилежно я внимал урокам девы тайной.

                                                                               А.С. Пушкин

Прости, не ждал. Не звал на чай.

Ушёл на дно своей тревоги.

Ко мне зашла ты невзначай?

Иль заблудилась по дороге?

Я – рад? Не рад? Конечно, рад!

Ведь ты пришла не на парад.

Ответь мне, Муза, «да» иль «нет»:

я твой сегодня пациент?!

 

И разговор у нас пошёл – спокойный, без надрыва,

хотя и был в то время я у жизни на краю обрыва.

Бродили мысли далеко за стенами палаты,

беззвучно говорили мы – совсем как телепаты.

 

Беседа шла о том о сём, о радости-печали.

(Со стороны казаться бы могло: весь вечер промолчали.)

То мысли наши о явленьи в мир Спасителя-Мессии,

а то о людях и судьбе Святой моей России.

 

Проходят годы чередой,

как фильм, где нет границы.

Где главный – ты герой,

но все дела твои идут без репетиций.

И вроде бы «сценарий» есть,

да больно всё в нём гладко:

и как начать, и что иметь,

как избежать накладки.

 

И всё же фильм живой – совсем иной:

не вырежишь, не вставишь,

не повернёшь наоборот; короче, не обманешь.

(Здесь – согласитесь вы со мной, –

что хочется так поступить порой.)

                                     

Кто нам зажжёт надежды луч,

укажет – где твоя дорога.

Господь? Конечно, он – могуч!

Да видно нас уж слишком много.

 

Вcя наша жизнь – сплошной аврал:

успеть вездe, чтоб не попасться под обвал.

И по дорогам не пройти нам, не услышив плача.

Где радость – вроде как слепа,

но злоба, точно, – зряча.

 

Так пусть хранится ясным взор!

Нам честь дана – не напрокат:

и сам себе ты – прокурор,

и сам себе ты – адвокат.

 

– О, Муза! хочу спросить тебя давно:

в чём видишь ты рациональность чувства?

И как рождается оно?

В чём философия искусства?

 

– Ну, что ж отвечу, коль пришла

в твою я скорбную обитель:

запомни, что любовь – всему единственный родитель.

Рациональность чувства – в доброте,

а роль искусства в том, чтоб вызывать такие чувства.

 

БЕССМЕРТИЕ – ЧТО ЭТО И ЗАЧЕМ?

В гости к нам идут белые снеги, не спеша, как по нитям скользя,

распахну им объятья навстречу, как своим самым лучшим друзьям!

Жить с любовью и в мире хотелось бы вечно,

                                                                    но препятствие есть одно:

может Богом, а может самой природой жить нам вечно – запрещено.

 

 Те, кто шли на покой в мир иной,

 не скрывали всей скорби на лицах,

 понимая, что в дом родной

 никогда уже им не возвратиться.

 

 О, вечность, вечность! Разве можешь собой ты гордиться?!

 Милосердней ты бы стала, коль познала сама суть границы.             

 

Бесконечность – вперёд. Бесконечность – назад.

Бесконечен полёт и не в рай, и не в ад.

В нем не встретишь рассвет, не увидишь закат:

всей материи здесь уготован распад:

превращаются в прах все творения – без исключения.

В преисподней такой гибнет всё – даже время.

 

На Земле в то же время возник ЧЕЛОВЕК,

да ещё и живой! В этом – весь его «грех».

Появился на свет он во множестве лиц,

чьей-то тайной забавой из наночастиц.

 

Он задорен и смел – это тоже «порок»,

но об этом ему самому – невдомёк.

Он – охотник, рыбак, он – мудрец, он – чудак,

так за что ж на судьбу его столько атак?!

 

Если в мире идёт нынче что-то не так,

он – объект, на кого можно «вешать собак».

Пошумит, покричит, дескать, я – Человек!

Ну, и что оттого? Сократит только этим свой век.

 

Перед небом молясь бьёт о землю он лбом,

чтоб услышанным стать таким способом.

А другой хлещет цепью себя по спине,

чтобы досыта кровью насытились те,

кто зовёт от рожденья его – рабом,

и велят покоряться во всём.

                                                       

А взамен в ультиматуме этом,

«вечной жизни покой» сделан звонкой

                                        разменной монетой.

Какие изощрённые интриги

вплетает небо нам в нательные вериги!

                           

Но один из толпы громко вдруг им заметил:

«Мне не надо другой! Я люблю НАШУ жизнь и на НАШЕЙ планетe!

Да, она – коротка! Но зато несказанно прекрасна на всём белом свете!

Запишите об этом в своём самом новом Священном Завете!».

                           

Пусть любая игра лишь на вид неважна,

но кому-то она, очевидно, нужна!

Подходящий создайте в игре антураж,

обеспечен в ней будет неистовый раж.

 

И выходит: мы с вами – высокого действа итог.

Так возможно, что имя творца настоящее – Бог?

Хоть на этот вопрос и положен ответ,

но его у меня, к сожалению, нет.

 

Тут один заявлял во хмелю:

«О Всевышнем, мол, я не пою

и не верю я в Бога теперь,

пусть близка моя к вечности дверь.

Мне неведом полёт без конца: хоть вперёд, хоть назад,

да и мудрость тех слов, что про рай, что про ад».

 

Но не станем его в этом всём осуждать:

«Розу белую с чёрною жабой»

он хотел на Руси объвенчать.

Не успел. Нам досталось мечтать.

А ещё удивляться и верить:

красоту и любовь – невозможно измерить.

 

Почему во вселенной мало с жизнью планет?

Правомерен вопрос, очевиден ответ:

потому что у звёзд и, конечно, планет,

увы, тоже бессмертия нет.

 

ИЗ БРИТАНСКОГО АЛЬМАНАХА

                           Но Лондон звал твоё внимание, твой взор...

                                                                                 А.С. Пушкин  

Да, Лондон звал моё внимание. Мой взор

старался разгадать судеб причудливый узор.

И здесь, в чужом краю, на склоне лет

о смысле жизни я хотел найти ответ.

 

Так привело меня в Туманный Альбион –

край, что прославили и Байрон, и Ньютон,

край мудрости, богатства и почёта,

парламентских свобод и тайного расчёта.

 

Отсюда каждый капитан

определяет в море свой меридиан.

 

Кто знает? Может тот ответ – под сводами

Вестминстера аббатства,

не разделяющим простого панибратства

с посланцем дальних стран:

здесь, за морем, где вера и язык –

совсем не те, что у славян.

 

Недаром прячет свой Виндзор, –

хранящий королевский двор, –

от любопытных взор.

(С недавних пор в Британии

для этого явились основания.)

 

А стоит ли искать ответ в краю чужом

на то, что рождено в своём?

Да и там, где движение левое

отвергает движение правое?

 

Душа так видно создана,

что даже «дым отечества»

ей «сладок и приятен»

в стране, где молится народ

перед крестом с распятьем.

 

О, люди! Мы пришли в единый мир с единым небом, Богом,

но тайну ту не сберегли святым залогом.

И вот всю Землю поделив, и не найдя покоя,

теперь за небо принялись! Не приведи, Господь, такое.

 

Веками мы ищем ответы:

нужны нам по жизни советы,

но волею Божьей хранятся они

в поэмах великих поэтов.