Вадим ЯРЦЕВ 
Вадим ЯРЦЕВ (30.03.1967 – 4.06.2012)
МОЛИТВА О РОССИИ
Стихи разных лет
* * *
Меж нами нет чёткой границы.
Бог весть, что мы завтра найдём.
Мы как перелётные птицы –
Кочуем и ночью и днём.
Свобода! И мы замираем
В прощальном крутом вираже.
И то, что нам кажется раем,
Назавтра приестся уже.
Спасибо за то, что любила,
Что так малодушно лгала,
За то, что меня отпустила,
За то, что обратно ждала.
Ах, как задыхалось и пело,
Чужое отринув враньё,
Шальное бездумное тело,
Весёлое тело моё.
Мелодией бредя весенней,
Мы пели всю ночь напролёт.
И нам улыбалось везенье –
Никто уже так не споёт.
За вечные эти минуты,
Уйдя в предрассветную тьму,
Кивну благодарно кому-то,
Да так и не вспомню – кому...
1987 г.
* * *
Ах, оставь его в покое,
Захмелевший инвалид.
Лейтенанту снятся кони.
У него душа болит.
Он – службист, а не Есенин.
Только нету снов страшней,
Как в России днём весенним
Перебили всех коней.
Он прикрыл глаза ладонью –
То ли плачет, то ли спит.
И, чтоб реже снились кони,
Медицинский глушит спирт.
Он мечтает о покое,
Но всё так же, день за днём,
Обезумевшие кони
Ржут и прядут под огнём.
Пацану с глазами старца
Жизнь наставила рога.
Всё же нет страшнее танца,
Чем под пулями врага.
Как апостол на иконе,
Лейтенант подпивший свят.
Где его гнедые кони?
Под какой обстрел летят?
Он рыдает от бессилья.
За окном свистит зима.
Иль с ума сошла Россия,
Или он сошёл с ума…
1989 г.
ЧУЖОЙ
Он вернулся в Россию в начале весны,
В край голодный и злой, как во время блокады.
«Наши дали – видны, наши цели – ясны!» –
Сообщали плакаты.
В этом городе нет ни друзей, ни родни.
И, червонец отдав алкашам суетливым,
Он курил у пивточки, подняв воротник,
В ожидании пива.
Впрочем, нет. Здесь когда-то подруга жила.
(Ах, студентка-заочница, Верочка-Вера.
А ведь тоже любила, ночами ждала…)
Вышла за офицера.
Его братьев везёт по этапу конвой,
А он сам никому и ничем не обязан.
С этой слякотной и неуютной страной
Он надёжно повязан.
Хорошо, что не ждут и к столу не зовут.
И что некому бросить: «Ну ладно, прощайте».
Хорошо, если твой долгожданный уют –
Чья-то койка в общаге...
1989 г.
ВЕДЬМА
Не скажу, что был сильно привязан
К этой ведьме – хозяйке угла,
Что косила единственным глазом,
Не краснея, нахально врала,
Сигареты таскала втихушку,
Обещала мне срок и тюрьму,
И соседке шептала на ушко
То, что знать ей совсем ни к чему.
Нет у ведьмы ни веры, ни цели.
Ей бы с лешим встречаться в лесу,
А она прозябает в райцентре,
Пропивает былую красу.
От нее воробьиною стаей
Упорхнули и дочки, и сын.
Лишь с портрета, прищурившись, Сталин
Иногда усмехнётся в усы.
В этой комнате тускло и сыро,
А под сталинским ликом в стекле –
Фотография младшего сына,
Что погиб на афганской земле.
1990 г.
ПРОЩАНИЕ С СОЮЗОМ
Не с двушкой затёртой и ржавой –
Прощаюсь с великой державой.
"Родопи" из куртки достану
И спичек у друга стрельну.
Оплакивать больше не стану
Пропащую эту страну.
Мы сами свободу глотали
К исходу суровой зимы.
Империю мы промотали,
Пропили Отечество мы.
Теперь ничего не исправить,
Былого назад не вернуть.
Империи – вечная память,
А нам – неприкаянный путь.
Держава отчаянных Ванек,
Как птица, подстрелена влёт.
Как будто огромный "Титаник",
Отчизна уходит под лёд.
Советский по крови и плоти,
Я слёзы сглотнул – и молчу.
Вы этой тоски не поймёте,
А я объяснять не хочу.
1991 г.
ОДИНОЧКА
Мы видим впервые друг друга.
Метель меня сбила с пути.
Из этого чёртова круга
Почти невозможно уйти.
Пацан осмотрел мои лыжи.
Хозяйка – с испугом – меня.
Не бойтесь, я вас не обижу.
Погреюсь часок у огня.
Сегодня особенно зябко.
И хочется выпить с тоски.
Заштопай мне куртку, хозяйка,
И дай потеплее носки.
Хозяйка бутылку достанет,
Закуску поставит на стол
И рюмки из шкафа расставит,
Чтоб я, не дай Бог, не ушёл.
Пораньше сынишку уложит.
Когда тот закроет глаза,
Она себя взглядом предложит –
И я не смогу отказать.
Не то, чтобы очень в охотку –
Но рядом никто не живёт,
И тянет четвёртую ходку
Весёлый ее муженёк.
Мне жалко её, одиночку.
Я знаю, как холодно ей.
Пусть этой завьюженной ночью
Ей будет немного теплей…
1994 г.
ПЛЯСУНЫ
Не для славы, не для денег,
И ещё не пьяный в дым,
Паренёк гармонь наденет,
Улыбнётся молодым,
«Беломорину» докурит
И под чьё-то: «Жги, Ванёк!» –
Гармонист глаза прищурит
И «Цыганочку» рванёт.
Всё! И нет привычной злости.
Пляшут все – и стар, и мал,
И хозяева, и гости,
И жених пиджак сорвал.
Даже скромница-невеста
Тоже встала на носки…
Хватит всем для пляски места –
И своим, и городским.
Кто пришёл похулиганить –
Спрячьте, сволочи, ножи.
Пусть под нашими ногами
Пол надраенный дрожит.
Пусть летит к чертям посуда
Со сколоченных столов!
Мы живём, и нам покуда
Не сносить шальных голов.
Пусть нас душит это время,
Пусть вся жизнь пошла на слом –
Пляшет русская деревня.
Всем начальникам назло.
– Что ты, что ты, что ты, что ты.
Я – солдат девятой роты
Тридцать первого полка…
Ничего. Живём пока.
Мы – народ простой, но хваткий.
Мы и спляшем, и споём.
Пусть знобит, как в лихорадке.
Ничего. Переживём.
Плясуны мы, плясуны.
Никому мы не нужны…
1996 г.
ВОЕННАЯ ФАНТАСМАГОРИЯ
Я ходил в рядовых, я не рвался в начальство.
Всё начальство в бою полегло в одночасье.
Всё начальство скосило свинцовым огнём.
Мы играли той осенью с гибелью в прятки.
Где таких офицеров ещё мы найдём?
Не получится. Вряд ли.
Впрочем, мне с какой стати о них горевать?
Свято место, я знаю, пустым не бывает.
Ничего не попишешь. В бою, что скрывать,
Иногда убивают.
Снайпер пулю вобьёт в твой сократовский лоб.
Мародёры обчистят тебя и вороны.
Будь ты трижды полковник – коль ты остолоп,
Не помогут погоны.
Отступаем по пояс в осенней грязи.
Материм от души интенданта-еврея.
Нехорошее время сейчас на Руси,
Невесёлое время.
Здесь, в российском котле, дьявол их разберёт,
Что мудрят наверху. И не стоит пытаться.
Дан приказ отступать – мы выходим вперёд.
Дан приказ отходить – мы решаем остаться.
Наша Господом Богом забытая часть
Третий год так воюет. И ходит в героях.
Я не знаю, кто главный при штабе сейчас,
Разбери геморрой их.
Может, лишь потому до сих пор и живой,
До сих пор не зарыт в придорожную глину.
Мы – пехота. Мы – смертники. Нам не впервой
Нарушать дисциплину.
Зацепило. Как пёс, отползаю, скуля.
Верно режет пословица: «Бог шельму метит».
Если даже и сдохну Отечества для –
Вряд ли кто-то заметит.
Не считая тех крыс, что пригрелись в штабах,
Мы ступили за грань, за которой не страшно.
Все мы – смертники. Наши делишки – табак.
Впрочем, это – неважно…
1998 г.
НОВЫЕ ВРЕМЕНА
И было голодно в стране,
И было холодно и сыро…
Мальчишка ходит во рванье.
Она всё реже видит сына.
Она таблетки жадно пьёт.
Она гадает: или-или?
Она его не узнаёт.
Мальчишку будто подменили.
Пацан связался со шпаной.
Громят ларьки по околотку.
Под утро он идёт домой,
Приносит сникерсы и водку.
Он что-то буркнет ей в ответ
И спать завалится на сутки.
Ему уже пятнадцать лет.
Его подставят эти суки.
Мать всё равно сойдёт с ума.
Вот и расти послушных деток.
Ему корячится тюрьма,
Колония для малолеток.
Отец давно стал алкашом –
Пусть захлебнётся ей, убогий…
Мальчишка с колеи сошёл.
Его, как волка, кормят ноги.
В колени бухнуться? Просить?
Услышать мрачное: «Иди ты…»?
Такое время на Руси –
Подростки двинулись в бандиты.
Такое время – руки грей,
Снимай навар, скупай заводы.
Подростки кормят матерей,
Сидящих дома без работы.
Кричите, кто во что горазд.
Малюйте новые иконы –
Она мальчишку не отдаст
Неумолимому закону.
1998 г.
НАЦИОНАЛЬНАЯ ОСОБЕННОСТЬ
Всё было на соплях, на нитках, на авосе.
Всё было тяп да ляп, и будет вкривь да вкось.
Я говорю себе: не нервничай, не бойся.
Тебе не привыкать. Проскочим на авось.
Авось не в первый раз. И, видно, не в последний.
Авось переживём и вырастим птенцов.
И если с Богом есть у нации посредник,
Так это лишь оно, чудесное словцо.
Сам чёрт не разберёт, не то что Нострадамус,
Российских наших дел. До Бога – далеко.
Ему и невдомёк, как все мы настрадались.
Ему вдали от нас вольготно и легко.
Ещё не так давно нам с Богом было тесно.
Теперь, когда прижгло, назад его зовём.
По всем проектам мы давно должны исчезнуть,
Но говорим «авось!» и всё-таки живём.
2001 г.
МОЛИТВА О РОССИИ. 1941-й
Вот так получилось. Прости мне, Господь,
Что я не умею молиться.
Немецкие танки стоят под Москвой.
Они проутюжат столицу.
За храмы сожжённые Ты нас прости.
За ссыльных священников – тоже.
Ведь если нас что-то и может спасти –
Твое милосердие Божье.
Фашисты считают нас стадом свиней,
Скотами командовать проще.
Тевтонская мощь оказалась сильней
Славянской расхлябанной мощи.
Россия в пожаре, дыму и огне.
Горят города и деревни.
И мы отступаем, и кажется мне,
Что все мы в дурном затянувшемся сне,
Который прервется, поверь мне.
Но длится и длится чудовищный бред,
И давят нас фрицы, и выхода нет.
И вновь обращаясь к Тебе я,
Ладони озябшие грея:
«Господь, помоги нам закончить войну.
Дай справиться с вражеской силой.
Всевышний, помилуй родную страну.
Россию спаси и помилуй…».
2009 г.
БЕССМЫСЛЕННЫЙ
И БЕСПОЩАДНЫЙ
В России – бунт. Топор и плаха.
В затылок – пуля. И петля.
И буржуи, трясясь от страха,
Бегут – как крысы с корабля.
Забыв про яхты и отели,
Они уходят кто куда…
Вы сами этого хотели,
Так получите, господа!
Россия ждёт небесной манны.
Ей кровь людская нипочём.
Ей по душе пришёлся пьяный
Казак Емелька Пугачёв.
Налево глянешь иль направо –
Одни горелые дома.
Под свист разбойничьей оравы
Сошло Отечество с ума.
А мне-то, мне куда деваться?!
Как утаиться от беды?
Ведь мне – за сорок, а не двадцать,
И со здоровьем нелады.
Куда прикажешь смазать лыжи?
Когда-то – был, да вышел весь.
Меня никто не ждёт в Париже.
Мой выбор прост. Останусь здесь.
Конечно, выбор не из лучших.
Но что поделать? Ничего.
«Господь, – скажу на всякий случай, –
Раба помилуй Своего».
В стране проклятой несвободы
Да будут дни мои тихи!
Я буду делать переводы,
А по ночам писать стихи.
Пройдёт гроза, утихнут бури,
Шторма закончатся – и вот
Мы будем приобщать к культуре
Остервеневший свой народ.
Сосед доносит на соседа,
Жена – на мужа, сын – на мать.
Течёт сердечная беседа
В подвалах тюрем. Скоро брать
Кого-то будет трудновато.
Здесь – ни одной живой души.
Ведь если брат стучит на брата –
Дела не очень хороши.
А если Несторы и Стеньки
Меня решат поставить к стенке,
Что мне сказать им у стены?
Скажу: «Ну что, залили зенки?
Стреляйте, сукины сыны!».
2010 г.
СМУТА (1612 год)
Окончено страшное действо.
Настала пора оглядеться.
Участники длительной драмы,
Сняв шапки, мы входим во храмы.
Молебен отслужим во имя
Побед над врагами своими.
Закончена страшная Смута.
Невесело нам почему-то.
И в самом-то деле – на тысячи вёрст
Одна лишь пустыня, разор и погост.
Ни градов, ни весей, ни пашен –
И лик человеческий страшен.
И только гуляет разбойничий люд,
И кровь православную весело пьют,
Покинув поганые норы,
Бандиты, жиганы да воры.
Им Смута не Смута, война – не война.
Им сладко живётся во все времена.
Вино и людская кровища –
Их самая главная пища.
От голода, холода и нищеты
Народ отупел. Мы дошли до черты,
За коей – гниенье распада.
И нечисть гниению рада.
И всё-таки так наступает предел
Людскому страданью. Народ оскудел,
Но, выжав последние силы,
Поляков изгнал из России.
Довольно хозяйничать шляхте в Кремле,
Довольно гулять по российской земле.
Всех тех, что бежать не успели,
Поглотят снега да метели.
А нам выбирать молодого царя,
Чтоб русская кровь не лилась больше зря.
А нам к ремеслу возвращаться,
С которым пришлось распрощаться.
Менялись эпохи, слетали цари,
Снаружи нас грызли, терзали внутри –
А Русь, будто Феникс из пепла,
Опять оживала и крепла.
2010 г.
великолепно