Надежда ОСЬМИНИНА 
Надежда ОСЬМИНИНА
И В БУДУЩЕЕ ХОДЯТ ПОЕЗДА…
СОБОР ПАРИЖСКОЙ БОГОМАТЕРИ
1.
Понедельник. Страстная седмица.
Католический календарь.
Мне не спится, опять не спится –
Над Парижем огонь и гарь.
Богоматерь, спаси, помилуй
Свой собор – пожар потуши
По молитвенной нашей силе,
По делам христианской души!
2.
Утро начнётся без Нотр-Дама.
В пламени – миру страшная весть.
Это предвидел ещё Нострадамус,
Пепел и слёзы, попробуй-ка, взвесь!
Что же ты, Франция, так обнищала
Духом Святым – храмы не бережешь!
Их в феврале поджигали немало –
Медлил огонь. А теперь подытожь:
Войны, резня, топоры санкюлотов,
Головы снесшие всем королям…
И нулевой километр отсчёта…
Месса последняя… Пал Нотр-Дам.
Вот и дождался дьявол-Мыслитель
(Иль Мефистофель, Европы отец).
Как христианства пылает обитель!
Кто уцелел в ней? Терновый венец.
Время пришло ватиканской короне
Власть уступить Иисусу Христу,
Вспомнить, что Он восседает на троне –
Рушит огнем. И приводит к Кресту.
3.
У символов над миром та же власть,
Что у людей. Когда горят соборы,
Химеры огнедышащую пасть
Ищите! И гаргульи – в норах.
Нет, не дождаться от скульптур воды.
Гаргульи – в прошлом дождевые стоки –
Теперь участники трагедии, беды,
Людские воплотившие пороки.
Мужской и женский род им не знаком –
Бесполые и жалкие уроды –
В Европе строят дом себе – Содом,
Где развратятся под грехом народы.
И, если после дыма и огня
Останется лишь ужас пепелища,
То значит – победила мир война,
И люди для Химеры стали пищей.
Но нет, же, нет! Немыслимый исход!
Вновь Нотр-Дам – Парижа вечный символ –
Поднимет шпиль, зашьёт дыру свобод,
И запоёт орган святые гимны!
4.
Стрельчатая готика,
Арки, витражи,
Совершенство плотника,
Каменщика жизнь –
Всё светилось радужно
В легких кружевах
Праздничного разума.
Это был размах
Мысли человеческой,
Дерзкой красоты.
Тайнами отмечены,
Зовом высоты
Звоны колокольные
И органа глас.
Здесь века просторные
Удивляли нас…
Сена горемычная
Медленно плывёт…
Голосами птичьими
Нотр-Дам поёт…
15 апреля 2019 года
ПРЯТКИ
Лицо ладонями закрыла,
Счёт бесконечный: «Раз, два, три…».
Под пальцами темно и сыро,
А за спиной, как в детстве, крылья
Вдруг выросли – лети, смотри!
За деревом и мотоциклом,
За будкой с навесным замком,
За куполом дневного цирка…
Мне по глазам вдруг солнце чиркнет –
Ну кто играет здесь тайком!
Сама бы спрятаться хотела,
Но мой черед пришёл водить.
И больно так, что не успела –
Поникли крылья, сжалось тело –
Всех спрятавшихся долюбить.
* * *
Когда болезнь твоя держала меня за горло,
И жизнь в микроскоп смотрела из чашки Петри,
Была я с тобой весёлой, с другими – гордой,
На рву стояла под ураганным ветром.
Потом терзала сердце памятью нежной
И не понимала, зачем оно ещё бьётся.
И вдруг очутилась в тяжёлом пространстве между
Душой и телом, и словом над ним: «Срастётся!».
И годы взяли своё улыбкой мира,
Остались весна, бессонница, кот дремучий.
И жизнь теперь – репортаж прямого эфира,
Где шоу «Голос» или «Счастливый случай»…
* * *
Пошутила бы, да не поможет –
Это не микробы, не зараза –
Мерзость запустения до дрожи...
Так перегорают свет и разум.
Вот теперь уже про каннибалов
Телевизионщики вещают –
"Голубых" и "розовых" им мало –
Человечье мясо предлагают.
Боже, Боже, сколько же терпенья
У Тебя, умытого слезами!
Милуешь Россию за смиренье,
А её уже давно гвоздями
Прибивают к блуду и порокам,
Развращают детство, губят старость...
Или это наступают сроки,
До которых мига не осталось?
ВОКЗАЛ
Спешит к перрону суетная полночь
С ручною кладью, грузным багажом –
Вокзал проезжей скоростью наполнен
И в лицах пассажиров отражён.
Я вспомнила кубанскую дорогу,
Станицу, что глядит на Армавир,
Тогда мне было надо так немного –
Читать стихи, молиться в храме Богу,
Чтоб в прошлом не осталось чёрных дыр.
Я вспомнила, вокзал пересекая,
Февраль и ленинградскую пургу –
Каникулы студенческие – с краю,
И центр – Адмиралтейскую иглу.
Корабль водрузил голландский мастер
И укрепил державы вертикаль.
Фрегат «Орёл» – морская тема власти,
К ветрам готовы паруса и снасти –
Какой он берег в небесах искал?
Я вспоминать могла бы бесконечно
Командировки – Тулу и Рязань,
И городишки с улицей Заречной,
А дальше – бездорожье, глухомань.
А может быть, счастливый летний отпуск –
Гурзуф, Алушту, горный Симеиз,
Или Одессу с щегольством и лоском,
Где в оперном тогда давали «Тоску» –
За ваши деньги ваш любой каприз…
Спешат воспоминания вокзала,
Садятся в электричку на бегу,
Деревня нас далёкая встречала
Дождливым ветром, он притих в стогу.
И утро начиналось с петухами
Так долго, что казалось, никогда
Не добежать к волнующейся маме…
Мы знали, что Москва стоит за нами,
И в будущее ходят поезда.
КРЕЩЕНИЕ РУСИ
В курганах тревожно молчали Аскольд и Дир,
Пока не воздвигли над ними кресты и храмы –
С княгиней Ольгой пришёл христианский мир,
Племён разогнулись спины и встали прямо.
Ходить под крестом веселее, чем жечь костры,
В которых кровавым жертвам и пеплу место.
И были первых церквей купола красны
В начале долгих прощаний с богиней Вестой.
И строился в Киеве трудно Господний дом –
Святой Николай, святая София – рядом.
Внук Ольги, язычник Владимир, хотел мечом
Богине вернуть багряный венец и наряды.
Но мученик первый – Феодора сын – Иоанн
Воскликнул, толпе свою хрупкую жизнь вверяя
(И всё это – летопись, знайте, а не роман):
"Я с Богом навеки и в смерти не умираю".
Запомнил Владимир слова, но Перун – силён!
Держал его сердце, а тело ласкали девы,
Пока не приснился князю чудесный сон,
Пока не ослеп он и не приложился к Древу
Креста Честного, к иконам, мощам святым, –
И очи открылись, душа на судьбу смотрела
Родной земли... Шёл от идолов чёрный дым,
И храмы по всей Руси поднимались в белом.
ЛЕТОПИСЬ МОСКВЫ
Москва широкими руками
Раздвинула земли края,
У основанья – белый камень
Остановил в пути коня.
Отдал приказ дружине Юрий,
И шлем на камень положил –
Смотрел из космоса Меркурий,
Как набухают ветви жил.
Они тянулись, что есть мочи
На бурной речки берегах,
И кольца, вдернутые в мочки,
Звенели на семи холмах.
Детинец вырос просмолённый
Горячим потом жарким днём,
Где воин пеший или конный
Играл мечами и огнём…
Когда враги пришли с востока
За данью, сгорбилась Москва,
И двести лет в Кремле высоком
Жила постылая тоска.
И только звоном колокольным
Да тёмно-синею волной
Судьба напоминала больно
О славной юности былой.
…Но скоро мировая слава
Москву возьмёт в круговорот,
И будет каждый век кроваво
Ковать Россию и народ.
СТОЛИЧНОЕ
Неужели остановились
Разрушители древней столицы,
Неужели всем скопом влюбились
В её храмы живые и лица?
И забыли железобетонно
О туннелях и небоскрёбах –
Для машин – лабиринтах-поддонах,
Для людей – над проспектами скобах,
И Москва в эти жуткие дебри
Никогда, никогда не вернётся?
Архитектор по имени Кембридж
Наконец своего здесь добьётся –
И потянутся к Яузе скверы,
А к Москве-реке дружно – аллеи…
Только воздух останется скверным,
Потому что Россия болеет.
ТЕНЬ ШЕКСПИРА
Вчера земля вращалась, сегодня – сникла.
За тысячи лет такое уже бывало.
Возможно, вспомнила Грецию, век Перикла,
Или Шекспира трагедии перечитала.
Театр полон, и входит бессмертный Гамлет –
Не говорит, а молча встречает Призрак.
И вечный вопрос открыт, решать его нам ли?
Столы накрыты, и тени зовут на тризну.
Какой-нибудь граф известный, ну скажем, Ратленд
Помянет век, который казался крайним.
И стрелки часов опять повернут обратно
Сегодня, сейчас, декабрьским утром ранним.
КАЗУС ЧААДАЕВА
На Ново-Басманной не видно кареты –
Сплошные машины теперь,
Но Пётр Чаадаев по моде одетый
Всё ломится в русскую дверь.
Когда-то его называли «философ»,
Сейчас утверждают – «пророк».
Какие оставил он миру вопросы
И что в своих письмах изрёк?
Никчёмна Россия – сама виновата,
Что посох при ней и сума,
Идёт не туда, Православием свята…
Сошёл Чаадаев с ума.
И словом изящным, изящной манерой
На Ново-Басманной жевал:
«Ничтожны Россия, Эллада с Гомером…».
И томным клико запивал.
Там Герцен заметил его, ну а следом –
Ульянов Владимир Ильич,
И оба решили, что скоро – победа,
И Римский – в основе – кирпич.
Пришла инквизиция в облике новом,
И кровью умылась страна.
Но если сегодня спросить у любого –
Откуда пришла к нам она?
Причину трагедии, страшной и странной,
Пусть вспомнит, дотошный, легко –
Философ во флигеле жил на Басманной,
Лафит обожал и клико.
СЕВАСТОПОЛЬ
В героический город античных времён
Был со школьных учебников каждый влюблён.
Херсонес, Балаклава – в предгорье.
В бухтах плещется Чёрное море.
И качает волна корабли…
Отчего же так память болит?
Сколько было положено жизней солдат!
Сколько выдержал город жестоких осад –
Изнурялся мечами, картечью,
Человекоубийственной сечей!
Жил в развалинах, на пепелище…
Но ведь память не этого ищет! –
Подвиг воинской славы, Античный проспект,
Перекличку веков, лучезарный рассвет,
Молодого лица озаренье,
Белых набережных оперенье,
Винограда – вино или спелую гроздь…
Об одном надо помнить – мы не были врозь!
Никогда-никогда. Нет другого пути –
Кроме памяти общей в священной горсти:
В ней и небо, и солнце, и древний собор,
Ушаков и Нахимов, и вечный узор
Исторических троп и сегодняшних дней,
Севастопольский вальс и салют кораблей!
ПРОСТЫЕ СЛОВА
О как нужны слова простые нам!
От сердца к сердцу, от любви избытка –
Они в душе воздвигнут Божий храм
И свяжут гордый ум суровой ниткой.
В мороз и зной цветами прорастут
И, превратившись в тихую молитву,
Кого-то от страстей и бед спасут,
Благословят кого-то встать на битву.
Сердечные и мудрые слова,
Восторженные, теплые – простые.
Язык ударит в колокол едва –
Летят слова, как солнце – золотые!