Дмитрий КУЛИКОВ. ВЕЛИКАЯ ПОБЕДА ОПРЕДЕЛЯЕТ НАШ ИСТОРИЧЕСКИЙ ПУТЬ. К 75-летию Победы

 

Дмитрий КУЛИКОВ

ВЕЛИКАЯ ПОБЕДА ОПРЕДЕЛЯЕТ НАШ ИСТОРИЧЕСКИЙ ПУТЬ

К 75-летию Победы

 

Говоря о Великой Отечественной войне, нужно четко понимать, с явлением какого порядка мы имеем дело. Я коротко постараюсь это сформулировать. 22 июня 1941 года всё так называемое цивилизованное человечество, возглавляемое Гитлером и германским нацизмом как той идеологией, которую в той или иной степени приняло большинство европейцев, во многом добровольно подчинившись гитлеровской власти, пришло нас уничтожать.

Мы должны понимать, что целью этой войны было именно уничтожение русского – советского многонационального – народа, вычёркивание его из истории. Нас пришли уничтожать…

И то что нас не уничтожили, то что мы живы как народ и до сих пор существуем, – заслуга наших дедушек, бабушек, родителей, а для юного поколения уже и прадедушек-прабабушек.

Этим нашествием выяснялся именно такой вопрос – сможем ли мы победить и отстоять свою жизнь? Не жизнь одного человека или нескольких, а жизнь целого народа, целой цивилизации. Будем ли мы существовать дальше? – вот что решалось с 41-го по 45-ый годы.

И решилось. В нашу пользу. А те, кто считали себя сверхчеловеками, пришедшими убивать недочеловеков, – проиграли.

Русские, евреи, татары, кавказцы, все народы нашей страны были для них недочеловеками. Они пришли убивать не людей – а недочеловеков.

Но недочеловеки доказали и «объяснили», кто на самом деле на этой земле является людьми. Именно это сейчас спешно стирают из своей памяти те, кто на Западе сносит наши памятники, те, кто говорит, что Советский Союз и гитлеровская Германия равновиновны в развязывании войны. В противовес этому показательно, что буквально накануне Дня Победы выступил министр иностранных дел Германии, который нашёл в себе силы чётко обозначить, что именно Германия – единственная – несёт на себе ответственность за развязывание Второй мировой. Все остальные спекуляции на эту тему – неуместны.

Однако это заявление не опровергает всей той огромной кампании лжи, которая развёрнута сейчас на Западе по этому поводу.

Наши дедушки и бабушки хорошо понимали, с чем и с кем они имеют дело: «Мы понимали отлично свою роль, мы понимали, что имеем дело с коварным, вооружённым до зубов противником, уверенным в том, что он победит. Даже отдельные пленные немцы на ломанном русском злобно говорили: «Всё равно, рус – капут!»». Это впечатление фронтовика, командира миномётного расчета, который столкнулся с немцами уже в 41-ом году.

Для меня эта цитата из книги участника войны очень важна, потому что это доказательство того, что русские люди знали, с кем они имеют дело и против чего воюют – за что отдают свои жизни.

И немцы, и другие европейцы, пришедшие сюда в Советскую Россию – не надо говорить только о немцах! – шли убивать недочеловеков…

Единственная из всех европейских стран, не признавшая власти Гитлера и боровшаяся до конца, контролируя значительные территории, была Югославия. Югославские партизаны не допустили тотального контроля нацизма над территорией своей страны. И этот подвиг борьбы и стояния западное сознание так и не простило сербам и другим народам Югославии до сих пор. То что сделали с современной Югославией, с моей точки зрения, идеологически обусловлено во многом именно этим: не может западный, европейский человек допустить, чтобы кто-то из соседей оказался вот таким – не сдавшимся, не подчинившимся. Югославские партизаны не уверовали, что сверхчеловек будет сильнее их и ему нужно безоговорочно подчиниться. И они сражались.

За это Югославию и наказали... Это неподчинение нужно было вычеркнуть из истории напрочь – натовскими бомбардировками весны 1999 года.

 

Европейский сверхчеловек пришёл к нам, чтобы нас убить, уничтожить или превратить в рабов. Я сейчас держу в руках книгу «Солдат трёх армий…», с которой познакомился ещё в школьном детстве. Рекомендую её всем, кто хочет понять, как это происходило.

Это книга немецкого офицера Бруно Винцера, который прослужил в трёх армиях: в рейхсвере, вермахте и бундесвере.

Хочу процитировать буквально пару страничек из неё, в которых он делится своими воспоминаниями – «Первая неделя на советской земле». Мне кажется, что они очень показательны – эти несколько страничек:

«Мы полагали, что все они уничтожены.

Но в последних лучах вечерней зари они появлялись снова, набегая на нас волна за волной. Они бежали прямо на встречный огонь, атаковали нас и хриплыми голосами кричали свое «ура!». И падали, ряд за рядом. Но и падая, они кричали «ура!».

Волна за волной, они все больше приближались к нашим позициям.

Потом из леса вырвалось несколько танков, а за ними, под их прикрытием, – пехота. Наши 37-миллиметровые противотанковые орудия посылали снаряд за снарядом в лобовую броню танков «Т-34». Попадание за попаданием, но никаких пробоин.

Круто в небо уходил светящийся след от взорвавшегося снаряда, с диким визгом и жужжанием ударяли рикошетом стальные снаряды в порядки советской пехоты и в деревья. Так мы впервые столкнулись с «Т-34». Видимо, от нас утаили его существование, когда внушали, что ничто не может устоять против наших 37-миллиметровых противотанковых пушек. Во всяком случае, советские танки прорвали наши позиции и, гремя гусеницами, покатили дальше на восток. Они оставили позади мертвых и раненых – своих и наших.

Мы окружили их, и им всем следовало бы поднять руки. Однако во многих местах они с боем пробивались на восток.

Этой же ночью я должен был перебазироваться со своей ротой в другое опасное место, где наша разведка обнаружила новые советские части, приготовившиеся к прорыву. При ясном лунном свете местность хорошо просматривалась. Там, где дорога уходила в лес, занятый противником, стояло несколько хат, а перед самым лесом, там, где она делала поворот, стояла небольшая сельская школа. Это здание мешало нам, его нужно было убрать, если мы хотели, чтобы наши орудия контролировали дорогу. Майор фон Ведель, командир батальона, к которому была подключена моя рота, многократно пытался с помощью трассирующих пуль поджечь школу, но безуспешно. Но она должна была исчезнуть – ведь нам нужно было помешать противнику занять боевые позиции за таким прикрытием. Через бинокли мы могли в свете луны наблюдать передвижения вблизи домов. Мне стало ясно: у этой школы можно заслужить орден.

Я двинулся вперед вместе с фельдфебелем Баллерштедтом, взяв с собой пулеметный расчет, связных, несколько бутылок бензина и гранаты.

Наша пехота с нетерпением ждала исхода этой вылазки. Сначала пригнувшись, а потом ползком мы прокрались мимо хат, из которых доносились голоса красноармейцев. В подходящем месте мы установили пулемет, чтобы обеспечить заградительный огонь. С двумя связными я подполз к самой школе.

То была школа, как и все другие советские сельские школы, внутрь которых мне уже приходилось заглядывать: простое крепкое деревянное строение с несколькими классными помещениями, обставленное книжными шкафами, полными книг, с картинами на стенах, с чучелами зверей, с горелками Бунзена, тиглями и прочими учебными пособиями и инструментами, а также с учебниками, по которым деревенская детвора изучала немецкий язык, чтобы знать, кто такие Гёте и Шиллер.

По заранее обусловленному сигналу мы вскочили, подбежали к зданию, бросили внутрь через разбитые окна ручные гранаты. Четыре-пять глухо звучащих разрывов в одном из классов, потом сильный взрыв с ослепительно ярким пламенем – и дело сделано.

Мы бросились назад. Позади горела школа.

Из хат, мимо которых мы должны были пробежать обратно, выскочило несколько человек. Мы открыли огонь из пулемета и из автоматов, захватив трех застигнутых врасплох солдат, и бегом потащили их по направлению к нашим передовым постам. Там нас встретили громкими возгласами одобрения. Наше предприятие удалось, мы не понесли потерь, да еще привели пленных.

А школа горела – вместе с книгами и картинами, тиглями и учебными пособиями, горелками Бунзена и партами.

Пламя пожара озарило маленькое селение и окружающую местность таким ярким светом, что там никто не мог передвигаться без риска попасть под обстрел нашей пехоты. Пленные глядели по сторонам настороженно. Это были два солдата и лейтенант.

Мы поместили пленных на моем командном пункте, который устроили в небольшом сарае. Чтобы их доставить в штаб дивизии, нам нужно было выделить для сопровождения двух или трех человек (днем это мог проделать один связной). Я пытался допросить лейтенанта, но из этого ничего не получилось. В ответ на мои вопросы о номере его части и ее численности он только пожимал плечами. Я невольно вспомнил англичан, которых мы схватили у канала Ла-Бассе.

Я предложил ему сигарету, и он, поблагодарив, взял ее. Но она пришлась ему не по вкусу. Он растерянно пошарил у себя в кармане, достал щепотку махорки, попросил у нас обрывок газеты, скрутил папиросу по своему вкусу и глубоко затянулся, не поморщившись.

– Вот какова его культура. Он, наверно, и не видал никогда настоящей сигареты.

Мой связной покачал головой и со снисходительно-пренебрежительным смешком поглядел свысока на советского лейтенанта, который держал свою самокрутку и делал вид, что ни слова не понимает.

– И это офицер, – прибавил белокурый ефрейтор из Гамбурга и при этом взглянул на обер-лейтенанта фон Фосса и на меня, ожидая одобрения. Нам было неприятно происходящее, так как мы догадывались, что лейтенант понимает все, о чем говорят. Мы ему одобрительно улыбнулись, но он опустил глаза.

– Он обдумывает, как бы удрать, – продолжал связной и стал у выхода из сарая.

– Между тем он должен был бы быть счастлив, что для него война окончилась. Эй, Сталин капут, понятно?

– Замолчите! Разве вы не видите, что Иван совершенно измотан, – одернул Фосс гамбуржца, который сделал обиженное лицо и явно был расстроен тем, что ему не позволили использовать представившийся случай «просветить» коммуниста. Искоса поглядывая на лейтенанта Красной Армии, он отошел в глубь сарая, где стоял походный радиоприемник. Он чуть повернул рычажок, звуки музыки заполнили маленькое помещение, и мы прекратили бесплодный допрос.

Снаружи наступила тишина, только изредка слышались отдельные выстрелы сторожевого охранения. Карбидная лампа жужжала под потолком. Мы сидели, прислонившись к стене и вытянув ноги. Понемногу спадало напряжение, вызванное недавней вылазкой. Мысленно я составлял текст рапорта в полк. Тут связной снова подал голос:

– Что за печальная музыка, это просто ужасно!

В сарае нас было шесть немцев: Фосс, фельдфебель, радист, двое связных и я. Ни один из нас не мог сказать, что это была за музыка. Я находил ее хорошей; она как раз соответствовала вечернему настроению.

Тут советский лейтенант в своем углу поднял голову и сказал по-немецки:

– Эс ист Бранденбургский концерт Иоганна Себастьяна Баха. – Обратившись ко мне, он добавил: – Я мог, конечно, ошибиться.

Последующее сообщение диктора показало, что он не ошибся.

Эггерд фон Фосс, покашливая, пробормотал про себя что-то невнятное и вышел. Я последовал за ним. Уходя, я сказал своим солдатам:

– Пойду посмотрю, сгорела ли школа».

 

Это пишут те, кто воевал против нас. Западному человеку, кстати, было бы полезно это всё перечитать. Хотя не знаю, поможет ли. Не знаю…

Как высочайшая немецкая культура могла дать такие чудовищные результаты? – А вот это очень правильный вопрос. Ведь именно утверждение, убеждение, что немецкая культура, немецкая мысль являются самыми передовыми, самыми развитыми, самыми мощными в мире, в дальнейшем и привели к Гитлеру. В этом есть прямая связь. В начале было полагание превосходства немецкой культуры, немецкого мышления и немецкого человека как самого перфектного во всём мире. А потом был Гитлер.

Сверхчеловек есть результат этой самой продвинутой немецкой культуры. В том преломлении, что эта культура полагалась как высшее достижение развития человечества, которое могли постичь только немцы в результате своей особой генетической предрасположенности.

Но такая идеология превосходства вообще свойственна человеку западной цивилизации. Если мы посмотрим на то, что циркулировало и до сих пор циркулирует в англосаксонской культуре, мы увидим то же самое. Или когда мы наблюдаем, как Барак Обама произносил в открытую, будучи президентом Соединённых Штатов, тезис об исключительности американского народа, – это абсолютно всё та же расистская культура, которая является доминирующей для западного человека.

Она до сих пор определяет его поведение и систему действий.

Очень важно в этом ключе прочесть всю книгу, в которой описывается, что происходило с немцами поэтапно. Становление самого автора в двадцатые годы, когда он был ещё юношей, затем приход к власти Гитлера, вторжение в западные страны – и далее в Россию. В бундесвере Бруно закончил служить уже в 60-ые годы. И эмигрировал в ГДР, потому что его жизни в ФРГ – с такими взглядами – угрожала опасность.

 

Мы с друзьями политологами и историками написали книгу, которая сейчас готовится к изданию – «Идеология русской государственности». Мы уделяем там много внимания войне и значению победы. У нас там есть цитаты из писем немецких солдат и офицеров к себе на родину, когда они находились здесь у нас. Очень полезно это прочесть.

Я тоже ещё одну цитату вам преподнесу. Она знаковая. Немецкий солдат, ефрейтор Селезской легкопехотной дивизии Вальтер Кринг пишет своему дяде:

 «Я здесь уже третий год, а иногда кажется, что всю жизнь. Почти ничего не помню из прошлой жизни, из того, что было до войны. За три года я потерял здесь двух братьев. Вчера от матери получил известие о том, что не стало Юрги… Его машина попала под обстрел русских лесных бандитов на проселочной дороге. Может и мне в этом году суждено пасть от рук очередного красного фанатика? А что – на каждый год по одному брату, только в России может произойти такая злая шутка судьбы.

… Дядя, эту войну очень сложно выиграть, она идёт без правил и чести. Как можно победить тех, кто никогда не поймёт, что он её проиграл. Советы потерпели поражение ещё в 1941-ом, но так этого не поняли и не признали. Почему русские не умеют воевать честно? За что они цепляются?

… Любой ценой они поворачивают вспять уже проигранные сражения, не считаясь с потерями, как дикие звери вгрызаются в свои деревни, в которых нет ничего кроме глины и соломы, да старых печных труб.

Неужели Юрги рос в любви, ходил в церковный хор, закончил школу, чтобы его грузовик обстреляли неграмотные и подлые бандиты, которые ходят в тряпье и стреляют из ржавых винтовок? Мы с Юрги и Маркусом объехали до войны половину Европы, нам улыбались красивейшие девушки Корсики, а солнце обжигало наши плечи, когда мы гуляли по греческим Афинам, осматривая памятники древности.

… Эта русская чернь не видела ничего в своей жалкой жизни, им всё едино, что лес, что болото, кроме ненависти и умения убивать – они ничего не впитали за годы своего существования».

 

Вот так... Это пишет ефрейтор селезской дивизии своему дяде. Ефрейтор три года (!) находившийся на нашей территории. Который пришёл уничтожить нас – вот этих самых, кого он описывает дикими и жалкими, у которых ничего нет, кроме деревенских хат из глины и соломы, и которые ничего в своей жизни не видели: ни красивейших девушек Корсики, ни солнца, обжигавшего плечи, когда гуляешь по греческим Афинам, осматривая памятники древности.

И эти жалкие дикие уже всё проиграли, но не признали этого. Какие неразумные русские, не хотят признать величия немецкой расы?!

Неграмотные и подлые бандиты в тряпье… русская чернь… орды гуннов.

Мы подробно в своей книге разбираем этот феномен. Это письмо ефрейтора показательно. И оно – не единственное. И вы думаете, вот это всё не воспроизводится до сих пор в западном цивилизованном мире? Уверен, что это и есть стержень их культурно-исторического самоопределения. Вот он прямо здесь, в этом письме. И никуда это ни делось, может быть, только перекочевало из Германии в США? И там теперь является основанием для утверждения американского теперь уже лидерства, и их права на мировую гегемонию.

Вот такое отношение Запада к нам. Такая же его доминанта…

Да и к тем же китайцам мы сейчас видим то же самое. Вся риторика Америки по отношению к Китаю принципиально разве отличается от письма этого солдата? – Словами, может быть, отличается, а логикой – нет. И до тех пор, пока мы этого не поймём, пока в основании своего самоопределения не положим вот этого понимания и осознания – с кем и с чем мы имеем дело, – нам будет сложно этому противостоять.

Когда Западная Европа положила в основание своей культуры идею превосходства – мир получил Мировую войну. Но идея превосходства до сих пор жива – она непобедима?!

Что мы противопоставили ей в этой страшной ушедшей войне? – это очень важно. Мы противопоставили ей нашу культуру и нашу идеологию. Которую им действительно никогда, возможно, не понять – это разные культуры, это разные идеологии. Разные цивилизации…

Им не понять, что человек нашей культуры – русской многонациональной культуры – верует в то, что смысл жизни находится за границами этой жизни. И что свою жизнь можно отдать за то, чтобы жили другие. И за то, чтобы существование народа потом продолжалось. Это одна из сильнейших наших доминант. Человек нашей культуры понимает, что можно и нужно, когда это потребуется, отдать жизнь за то, что требуется защитить во что бы то ни стало. Даже ценой собственной жизни.

Ни немцы, ни другие люди западной культуры этого в русском человеке понять не могут и никогда не поймут. Они по-иному исторически (и генетически, возможно) сформировались. Если проводить границу различий, то на самом фундаментальном уровне она заключается именно в этом. На уровне логики и самоопределения практически ничего не изменилось. И логика эта определяет их структуру поведения до сих пор.

 

P.S.

Всех с праздником Великой нашей Победы!

И совет: вы можете найти и восстановить боевой путь своих родных и близких, участвовавших в этой войне.

Рекомендую найти в архивах наградные листы воевавших и сражавшихся предков и получить их копии. Сейчас это нетрудно сделать с помощью интернета (сайт Министерства обороны «Дорога памяти» и другие…). У меня самого сейчас перед глазами копии двух наградных листов на орден Красной Звезды моего деда Куликова Николая Митрофановича. И когда ты читаешь раздел краткого конкретного изложения личного боевого подвига или заслуги, то понимаешь, какие это были люди и наследником чего ты являешься.

Это будет очень полезно. Это то самое наследие, которое можно передать своим детям и внукам. Чтобы они могли, читая этот короткий раздел о личном боевом подвиге или заслуге, гордиться причастностью своего рода к великой Победе. Может быть, это один из важнейших факторов воспитания новых поколений.

Потрясающая годовщина – 75 лет Победы! Очень важно, чтобы мы не просто не забывали об этом, а могли всегда ответить на вопрос: как эта Победа определяет нашу сегодняшнюю жизнь?

Кто ты, чему ты принадлежишь? – должен решить каждый за себя сам. Если нет этого первичного самоопределения – единства с тем, что сделали наши предки, целостности с ними, – ты становишься ущербным и одиноким.

Осознав и поняв, наследником чего ты являешься, ты приобретаешь силу и возможность понять логику того, что сейчас в мире происходит.

====================================================

(Полная версия в авторской передаче «Формула смысла», Вести-ФМ от 8.05.2020)