Борис ТАУКЕНОВ. НЕ ВАРИТЕ КОЗЛЁНКА В МОЛОКЕ МАТЕРИ ЕГО. По следам библейских истин

 

Борис ТАУКЕНОВ

НЕ ВАРИТЕ КОЗЛЁНКА В МОЛОКЕ МАТЕРИ ЕГО

По следам библейских истин

 

I.

На шестой день сотворения мира Бог создал человека по образу и подобию своему из «праха земного». Вдохнул в него душу. Поселил в Эдемском саду вместе с Евой, которую сотворил из ребра его, чтобы она была ему во всем помощницей…

Вот так начинается библейская история рода человеческого. И была бы она единственной на веки вечные, если бы не случилась история другая. Жили супруги в Раю, ни в чем не нуждались, ничто их не беспокоило. Но однажды пришла к Еве скука в образе зловредного змия, хитростями и уловками заставила вкусить плод с Дерева познания Добра и Зла, что категорически запретил делать Создатель. В свою очередь ввела она в искушение Адама, чтобы не быть одинокой в своем грехопадении. Узнал об этом Господь, разгневался на творения свои и изгнал их из Эдема в далекую беспокойную Землю. А там уже счастливая по первоначальному замыслу Творца история превратилась в вечную драму человеческого бытия, полную скорби и печали. Стали плодиться и размножаться они, как благословил Всевышний, и наполнили землю. Но все трудней и трудней приходилось преодолевать им невзгоды, которых в «ссылке» было великое множество. И от того отдалились они от Бога.

Даже стали «приземлять» эту самую библейскую историю, о чем свидетельствует множество интерпретаций, которые привнесли в нее различные народы и народности. Об этом пишет в своей книге «Фольклор в Ветхом завете» крупнейший знаток Библии британский религиовед, антрополог, этнолог, культуролог, фольклорист Джеймс Фрезер. Например, у черемисов (современные мари) было распространено следующее поверие. Вылепил Господь человека из глины, и поднялся к себе на небо за душой, чтобы вдохнуть ее в глиняное тело. Сторожить свое детище он поручил собаке. На беду, дьявол решил воспользоваться ситуацией. Напустил на нее холодный ветер, затем предложил для согрева меховую одежду. Сторож ослабил бдительность на короткое время, которого вполне хватило искусителю, чтобы сделать свое грязное дело. Он оплевал и загадил тело до такой степени, что вернувшемуся с неба Богу не удалось очистить его. В отчаянии Он просто вывернул «заготовку» наизнанку. Вот именно поэтому у человека такое грязное нутро, резюмирует черемисский миф.

Другую притчу, притчу лебедских татар, Дж. Фрезер назвал не иначе как циничной. По преданию сибирского народа Бог создал человека, который жил один-одинешенек. Но однажды, когда он спал, дьявол коснулся его груди, и из ребра выросла кость, которая упала на землю, разрослась в длину и превратилась в женщину. То есть создатели мифа сего ничтоже сумняшеся утверждают, что праматерь всех людей на земле была сотворена нечистой силой.

Впрочем, ни черемисы, ни лебедские татары ничем особенным не отличались от других потомков Адама и Евы. И не были они оригинальны в своей самооценке. Что жизнь на земле после рая оказалась не очень комфортной и ожесточила людские души, говорят поговорки и пословицы всех народов мира. Кому только не приписывают фразу: чем лучше узнаю людей, тем больше люблю собак. Авторами называют Ницше и Гюго, Шопенгауэра и Гейне, и даже Гитлера. Но, скорее всего, вышла она из народной глубинки. Из поколения в поколение передается с болью в сердце высказанное признание старосты Черекского ущелья дореволюционной Балкарии князя Айдоболова: «За народ свой душу отдам, но каждый по отдельности гроша ломанного не стоит».

И эта всеобщность нелицеприятной самооценки человека кажется приговором всему человечеству. Однако не дремлет спасительное око, несущее понимание, что обстоятельства, даже самые жесткие, не могут безнадежно испортить созданное Богом по образу и подобию Его. И видится в этой уничижительной самооценке, прежде всего, присущая только хомо сапиенс самоирония. Только он может позволить себе зло посмеяться над собой. А самоирония, как известно, признак высокого интеллекта, психического здоровья и даже наличия чувства юмора. Может быть, такого результата и ожидал Господь, когда изгонял грешную пару из Рая?

Однажды послал Он ангелов на землю, чтобы узнали они подробнее, как живут там потомки Адама и Евы.

– Все по вашему велению происходит, – ответствовали вернувшиеся из дальней командировки. – Женщины в муках детей рожают, а мужчины в поте лица добывают хлеб свой насущный. И нет конца и края страданиям их.

– Что ж, богами они хотели быть, знающими Добро и Зло. Но не бывает множества носителей истины. Подлинная истина одна, и никому ее не познать кроме единого Сущего, – cказал Всевышний удрученно.

Следом добавил:

– Не бывает наказания без греха, и от него исправления будут. 

– Но не исправляются они, не отказались от прихоти своей, все еще пребывают в греховном заблуждении сравняться с вами.

– Что же опять они натворили?

– Вооружились научными знаниями, все совершенней становятся их техника и технологии.

– Так это же хорошо! Растут они количеством, как заповедано Мной, и только тем, что Я послал, им жизнь не построить, – ответствовал Господь.

– Так-то оно так, – настаивали на своем ангелы, – но по-прежнему безудержны они в желаниях своих и одержимы страстями в исполнении их. Вот расщепили атом и стали строить атомные электростанции.

– И на то была Моя воля. Нет ничего предосудительного в знаниях, если применяются они во благо всех.

– А еще создали они во множестве атомные бомбы, ракеты с ядерными боеголовками, и вот-вот готовы уничтожить друг друга, – выложили главный аргумент те, чье близкое общение с людьми не прибавило им радужных настроений.

– С ума они посходили что ли? – повысил голос в притворном гневе Всезнающий и Всевидящий. – Ведь сказано же им: не варите козленка в молоке матери его!

 

II.

«Во всем ритуальном законодательстве не найдется другой закон, на котором Бог чаще настаивал и который люди более искажали, чем запрет варить козленка в молоке его матери». К такому выводу пришел вышеупомянутый Дж. Фрезер, ознакомившись с толкованиями фразы, которая встречается в Ветхом Завете три раза: «Начатки плодов земли твоей приноси в дом Господа Бога твоего. Не вари козленка в молоке матери его» (Исх. 23:19). «Самые первые плоды земли твоей принеси в дом Господа Бога твоего. Не вари козленка в молоке матери его» (Исх.34:26). «…Не вари козленка в молоке матери его» (Второзаконие 14:21).

В течение многих столетий изучающие Священное Писание упорно ломали головы в поисках истинного смысла заповеди. Один из самых авторитетных авторов в истории христианства Блаженный Августин после продолжительных размышлений от безысходности заключил, что вся загвоздка в неточности перевода.

Были попытки объяснить заповедь через призму законов Торы о чистой и нечистой пище.

На поверхности лежит и неприятие самой кулинарной фантазии, которая могла родиться разве что в больной голове древнего кулинара.

Некоторые исследователи искали разгадку в сохранившемся до наших дней правиле у многих народов не смешивать в еде молочное и мясное.

Большинство же, смирившись с неразрешимостью задачи, стали настаивать на том, что нет нужды «искать черную кошку в темной комнате», потому что ее там попросту нет. И призвали буквально воспринимать заповедь.

Но факт остается фактом: и в наши дни подлинный смысл завета по-прежнему остается загадкой. Долгие поиски в указанных направлениях так и не дали даже проблесков света в конце туннеля. Хотя в отсутствии логики в предложенных вариантах не откажешь.

Теоретически исключить неточность перевода нельзя. Согласно закономерностям развития языка и системам фиксации речевой информации, языковые выражения воображаемого и реального мира претерпевают во времени большие изменения вплоть до полной потери первоначального значения. И скорее всего, речь у влиятельнейшего христианского проповедника идет об ошибке в переводе глагола «варить», несущего в заповеди определяющую смысловую нагрузку. Заменить его на приемлемый для восприятия запрета вариант можно, но для этого должен быть понятен хоть в какой-то мере весь смысл фразы. Однако в данном случае не внушает доверия комбинация слов и без учета лексемы, обозначающей действие или состояние. И получается замкнутый круг. Остается констатировать, что за многие века не было найдено ни одного заслуживающего внимание глагола, который в понимании истинного смысла заповеди безоговорочно был бы принят в качестве замены слова «варить».

По поводу законов Торы о нечистой и чистой пище – добавить к ним таинственную заповедь не получается при самом большом желании. В отличие от нее большинство пищевых запретов конкретны, и по ним предлагаются толкования, которые без сомнений воспринимаются большинством адептов не только иудейской религии, но и ислама.

Что касается неприемлемой кулинарной фантазии, вполне возможно, что приготовленный в молоке собственной матери козленок действительно имеет специфический привлекательный вкус. Но в тысячелетиях не были обнаружены подобные вкусовые пристрастия ни в одном племени или части большого или маленького народа.

С «кулинарной» позиции уместно упомянуть еще одну версию, которая также не получила признание. А именно, мнение, согласно которому заповедь необходимо рассматривать через призму утонченной гуманности. Варить козленка не просто в молоке, а в молоке матери его, кажется изощренностью, противоречащей всему естеству человеческому. Но по мнению Дж. Фрезера, точка зрения «противоречит духу кодекса… Законодатель, который, как это видно из остального содержания первоначального декалога, не обращал ни малейшего внимания на чувства людей, едва ли интересовался больше материнскими чувствами козы».

Не нашел всеобщего понимания и подход к заповеди исходя из традиций многих народов не смешивать в еде мясное и молочное. Кашрут у евреев и вовсе категорически запрещает делать это. Однако так было не всегда. Есть в Библии по данному поводу сведения, свидетельствующие о том, что во времена Авраама подобного рода строгости не практиковались. В Бытии 18:8 сказано: «И взял (Авраам) масла и молока, и теленка, которого приготовил, и поставил перед ними (ангелами); а сам стоял подле них под деревом. И они ели». К тому же и сегодня потомки кочевых народов мясо запивают кислым молоком без каких-либо негативных последствий для желудочно-кишечного тракта.

Что касается призыва буквально воспринимать заповедь, смысл его довольно прост и сводится к следующей сентенции: нет нужды излишне мудрствовать, все, что требуется от людей, – это послушание, которого им так не хватает.

Но не мудрствовать не получается, больно не проста сама по себе фраза, и слишком огромную роль сыграл Ветхий завет в истории цивилизаций. Из поколения в поколение веками пытливые умы не устают искать в ней потаенный смысл и не могут предложить направление поиска, которое давало бы надежду, что когда-нибудь все точки над i будут расставлены.

 

III.

Особого внимания заслуживает версия, согласно которой заповедь позиционируется не иначе как превентивная мера против копирования языческих ритуалов. На правдоподобность ее указывали выдающийся еврейский философ и богослов-талмудист двенадцатого века Моисей Маймонид и английский историк, востоковед и семитолог Уильям Робертсон-Смит, живший в девятнадцатом веке.

Более приемлемым назвал ее и Дж. Фрезер, но посчитал, что она никакими фактами не подкреплена. Потому сам попытался внести ясность в проблему. Автор знаменитой монографии заявил, что трудности не в самом вопросе, а в точке зрения на него, а также в недостатке информации. И предложил путь поиска по аналогии, на чем, собственно, строится вся его книга. Для этого он собрал и систематизировал большой объем сведений, представляющих различные поверья у пастушеских племен Африки, прямо или косвенно относящихся к запретам и ограничениям на способы приготовления пищи из животноводческой продукции. Все они в основном касались строжайшего запрета на кипячение молока.

Могли ли они быть заимствованы друг у друга, в поколениях получить географическое расширение за счет высокой мобильности скотоводческих племен? Вполне. Но нельзя исключить вероятность, что возникли самостоятельно в силу ментальных способностей человека к ассоциациям идей. Для этого древним людям не надо было обладать абстрактным мышлением. Достаточно было простой наблюдательности, чтобы обнаружить, что болезненные ощущения в одном обязательно должны сказываются на другом, близком по принципам смежности, родства, причины и следствия. Например, ссохлось вымя у козы, значит, кому-то вздумалось кипятить молоко, полученное от него. Конечно, звучит абсурдно. Но, если учесть, что речь идет о чувственном восприятии предметов окружающего мира людьми, не обладающими никакими знаниями в области ветеринарии (и не только), вышеприведенная связь вполне даже правдоподобна. Они не могли не заметить, что, если кипятить воду, она становится горячей, не более того. В точке кипения молоко «убегает» мгновенно, значит, ему больно. А если вы, кто им питаетесь, не цените дар высших сил, значит, не достойны его. А как наказать за неблагоразумие? Наведением порчи на то, что дает ценнейший продукт.  

Нет сомнений, что все эти поверья уходят корнями в далекое прошлое человечества, на десять-двенадцать тысяч лет назад, когда случилась сельскохозяйственная революция и для хомо-сапиенс настали не менее трудные времена, связанные с бесконечными заботами об одомашненных животных. Их губила бескормица. На них нападали дикие хищные звери. Силой захватывали скот представители соседних враждебных племен. Да и менее сознательные из своих же сородичей также не были прочь втайне или открыто использовать не принадлежащее им по неформальному праву племени сугубо в собственных интересах. Вполне естественно, что животные были подвержены болезням, происхождение которых были неведомы нашим далеким предкам.

Все это не могло не вызвать симпатическую связь между пищей и ее источником, потому что в основе всех перечисленных и многих других аналогичных запретов лежали инстинктивные генетически обусловленные страхи за жизнь. А инстинкт выживания и самосохранения, как известно, является базовым для всего живого на земле.

Но правдой является и то, что запреты, ограничения, связанные с повседневной жизнью обществ, не бывают одинаковыми по силе действия ни во времени, ни географии проявления. Они, как правило, ужесточаются, как результат наступления по тем или иным причинам событий чрезвычайного характера, и ослабевают в период относительного спокойствия, когда люди могут быть убаюканы затянувшимся благополучием. В корне меняется отношение к старым обычаям и в результате контактов с внешним миром, в котором образ жизни людей позволяет наслаждаться ими на более высоком потребительском уровне. Отсюда вывод: запреты в древние времена нарушались не только под страхом смерти, но и с согласия авторитетных членов первобытных обществ.

Пример санкционированного нарушения запрета Дж. Фрезер отыскал в племени баганда из Центральной Африки. Молоко первой после отела дойки там иногда отдавалось пастушонку, который относил его на пастбище, где пастухи подвергали продукт медленной горячей обработке. Когда он превращался в лепешку определенной плотности, его с удовольствием съедали.

Можно ли это считать разрешенным отступлением от незыблемого правила? Можно, если аборигены племени воспринимали и молоко, и молозиво как один и тот же продукт, но только с различной консистенцией. Однако, согласно источнику информации, пастушок был обязан предъявить пастухам доказательства, что принес именно молозиво. А таковыми были отелившаяся корова и теленок, которые пригонялись пред очи потенциальных потребителей молочной лепешки. Спрашивается, зачем это делать, если по долгу службы пастухи и так знали, когда и от какой буренки следует ждать приплод. Надо думать, что и вновь образованная парочка находилась рядом, иначе процедура была бы слишком обременительной для не оправившейся от отела матери и не ставшего крепко на ноги теленка.

Все это очень похоже на лицедейство, устраиваемое не иначе как в силу крайней необходимости. «Режиссура» в нем, по всей видимости, принадлежала религиозно-административной верхушке племени, главные роли отводились пастухам и пастушонку, а несчастные животные выступали статистами.Сами же «смотрины» вновь образовавшейся парочки, конечно, устраивались для одного из многочисленных божков, от чьего имени некогда и был введен запрет. Все участники незатейливого представления будто говорили ему: смотри, не молоко это, а молозиво.

Получается, что санкционированным нарушение запрета не кипятить молоко можно назвать лишь условно. Скорее всего, это был вынужденный компромисс с пастухами. Прошли те благостные времена, когда они даже думать не смели, что жрецы могут быть не правы. В обстоятельствах измененных нравов надо было хоть чем-то мотивировать нелегкий и опасный труд пастьбы общественного стада в отсутствие других приемлемых способов повышения эффективности труда. То есть сладкой лепешке была отведена роль пресловутого пряника.[1]Таким образом, жрецы якобы очистили совесть, пастухи якобы избавились от застарелых страхов перед тем, кого в племени считали скорым на расправу за неблаговидные поступки. Что касается скотьего бога, пути и его, одного из многих, надо полагать, также были неисповедимы.

Второй пример нарушения запрета касается уже бунтарей, чья жажда острых ощущений заставляет, по мнению Дж. Фрезера, выходить за рамки общепринятых норм, несмотря на неотвратимость наказания. В том же племени баганда приготовленное в молоке мясо считалось очень лакомым блюдом. Но лакомились им «проказники-мальчишки, да и взрослые беззастенчивые люди, больше думающие о личных удовольствиях, чем о благополучии стада…». И далее следует жесткий вывод: «еврейская заповедь, возможно, была направлена против такого рода лиходеев, чье тайное обжорство осуждалось общественным мнением как серьезная угроза главному источнику пищи. Отсюда понятно, почему в глазах первобытного пастушеского племени кипячение молока являлось более гнусным преступлением, нежели кража или убийство. Ведь вор и убийца посягают лишь на отдельных лиц, тогда как кипячение молока, подобно отравлению колодцев, угрожает существованию целого племени, подрывая основной источник его питания…».

Но так ли все определенно и в данном примере, как представляется автору книги? Согласно характеристикам, данным «бунтарям», перед нами непослушные мальчишки, всегда гораздые на маленькие и большие шалости, и непутевые взрослые, которым, несмотря на солидный возраст, никак не удается по-настоящему повзрослеть. И трудно представить, что такой контингент мог осмелиться устраивать себе праздник живота под страхом смерти. То есть налицо несоответствие субъектов и объекта преступления, что наталкивает на мысль о чрезмерном завышении степени преступности деяния. Нельзя исключить и то, что в роли ослушников в разное время побывало большинство членов племени, иначе варево не считалось бы очень лакомым во всем первобытном обществе. Не со слов же отпетых негодяев пришли в нем к такому выводу? Но еще более вероятным кажется предположение, что периодически позволяла себе вкушать «деликатес» правящая верхушка.

Но когда, при каких обстоятельствах и, главное, в чьей больной голове могла зародиться такая фантазия? Уже сама фраза «мясо-молочный бульон» сегодня не может не вызывать в сознании когнитивный диссонанс. В нарушение извечного запрета не лучше ли было бы сварить на молоке, скажем, кашу из полбы. Можно, конечно, возразить, что в животноводческом племени не были знакомы с дарами другой основной сельскохозяйственной отрасли. Но это сомнительно, хотя бы потому, что скотовод Авель и земледелец Каин были родными братьями.

Тут пора обратить внимание на то, что у Дж. Фрезера осталось без комментариев самое главное утверждение источника информации. Деяние несознательных членов племени было не только запретным, но и греховным. А грех, как известно, – это действие или помышление, которые, как правило, связывают с прямым или косвенным нарушением религиозных догм. То есть практика варить в молоке мясо в племени существовала, но применялась в исключительных случаях и имела строгую направленность. Речь не могла идти о совершенствовании скудной пастушеской кухни. Зародившись в виде ритуала в честь одного из племенных божков, от капризной воли которого зависело благополучие всего пастушеского племени, в поколениях она постепенно стала превращаться в обряд – религиозный праздник со стереотипным характером действий, имеющих символическое значение. Приготовлялось мясо в молоке для скотьего бога. Но съедалось, скорее всего, самими жрецами по принципу не пропадать же добру. А то, что предназначалось богам и употреблялось привилегированными представителями племени, невкусным казаться не могло. Вот и находились отдельные несознательные, всегда способные на хулиганские выходки.

 

IV.

Из обоих вышеприведенных примеров можно сделать вывод, что, если бы не было всеобщего табу на кипячение главного животноводческого продукта, не появилась бы и таинственная заповедь. Впрочем, он закономерен по итогам всей главы книги Дж. Фрезера «Фольклор в Ветхом завете», посвященной таинственной заповеди. «А причем тут козленок?» – завершает он ее вопросом и оставляет его открытым.

Но, кажется, ответ на него лежит на поверхности. Предпочтение легко объяснимо с кулинарной точки зрения. Мясо молочных животных и сегодня считается наиболее ценным, питательным и необычайно вкусным. С другой стороны, любая хозяйка знает, что оно в процессе приготовления очень быстро доводится до кондиции. Она же без ссылки на собственный опыт однозначно скажет, что варить его в молоке будет гораздо сложнее, чем в воде. По понятным причинам еще труднее было делать это в первобытном пастушеском племени, в распоряжении которого не было печек с регулятором огня.

Конечно, на месте козленка мог оказаться ягненок. Предпочтения отдавались первому, вероятно, по причине того, что только козлы и козы чувствуют, что их ведут на заклание, на чем и сегодня настаивают многие, связанные с сельским хозяйством. А это по закону ассоциации идей дает ощущения максимального приближения к человеческому жертвоприношению, ритуалу, в племени уже почти забытому.

Но в заповеди речь идет не просто о главном животноводческом продукте, как о жидкости, в которой приготовляется странное блюдо, а о молоке матери несчастного козленка. По большому счету, именно такой «рецепт» с течением времени окутал запрет ореолом таинственности. Найти разгадку в действе тоже не сложно, но для этого надо прибегнуть к методу допущения, который с успехом используется в экономике. Для этого у нас есть две «постоянные величины». Первая – на заре человеческой цивилизации в пастушеских племенах существовал запрет на кипячение молока. Вторая – в экстремальных ситуациях для задабривания скотьего бога жрецы санкционировали нарушение в ритуальных целях, а именно – приготавливали ему деликатес в виде козленка, сваренного в молоке.

Теперь что касается допущений. Предположим, что обычный ритуал целенаправленного действия, выполняемый по причине чрезвычайного характера в конкретно взятом племени в течение продолжительного времени не давал желаемого результата. Скот не приносил достаточного приплода, а молодняк по непонятным причинам рождался слабым и чаще всего умирал, не достигая продуктивного возраста. В общем, божок был недоволен: то ли варево приелось, то ли по каким другим причинам он никак не хотел поворачиваться лицом к племени.

Жрецы недоумевали, роптал народ. И вот в этом, казалось бы, безвыходном положении одному из идеологов кочевого общества, находящемуся на вторых ролях, приходит в голову «хорошая» идея: а почему бы не попробовать заменить коровье молоко на молоко матери жертвенного козленка? По закону ассоциации идей это должно повысить ценность жертвы. Тщеславный, но не оцененный по достоинству, он выносит ее на всеобщий суд. И племя принимает предложение. Страдающее от голода, оно не может не принять его.

Для инициативного, казалось, настал звездный час. И он уже мысленно предвкушал повышение своего статуса в иерархии священнослужителей. И даже увидел себя в хлебной должности первосвященника.

Но с самого начала все пошло не так. Оказалось, что для доведения мяса козленка до нужной кондиции молока матери одного удоя не хватило. Ее и не могло хватить, о чем всегда знали в скотоводческом племени, но, надеясь на чудо, терпеливо ждали. Но чудо не случилось. По прошествии определенного времени, надо полагать, гораздо большего, чем после ритуала, проводимого традиционным способом, все быстро спохватились и решили, что скотий бог не мог не обидеться на такое пренебрежительное отношение к себе. Подлил масло в огонь верховный жрец, обвинив «новатора» в злом умысле ради собственных интересов. В конечном итоге до всех окончательно дошло, что глупее предложения нельзя было придумать.

Наказание за не оправдавшую себя инициативу было суровым. Хитроумному жрецу отрубили голову. Настоял на этом первосвященник, посчитав, что такая она ему не нужна. Она была не нужна и племени, которое с удовольствием избавилось от лишнего рта в голодное время.

 

V.

Вряд ли найдется весомый аргумент против правдоподобности вышеприведенной истории. Она настолько же реальна, насколько истинны сведения из письменных источников и мифов, по которым ученые мужи создавали и продолжают создавать картины давно минувших лет. Правдоподобным кажется и широкое распространение по близким и отдаленным пастушеским обществам слухов о событии, происшедшем в отдельно взятом племени. Передаваясь из уст в уста, история могла превратиться в притчу во языцех, что является хорошей почвой для трансформации запрета «не варить козленка в молоке матери его» в метафору с ее более гибкими смысловыми возможностями для применения.

Это еще один заслуживающий серьезного внимания вариант толкования заповеди.

По сути, метафора – это слово или выражение, употребляемое в переносном смысле по аналогии, сходству, в сравнении. Непременным условием метафоризации является то, что иносказание в конечном итоге должно быть понятно тем, к кому оно обращено. Хотя совсем необязательно, что они должны быть в курсе событий, на основе которых и был инициирован процесс. Отсюда следует, что по истечению многих десятилетий, а может, и веков, в пастушеских племенах, в которых, наверное, уже не помнили о перипетиях вышеприведенной кровавой драмы, иносказательный императив «не вари козленка в молоке матери его» стал восприниматься как универсальный призыв к благоразумию. А конкретно он означал бы следующее: «Нельзя преступать черту заведомого (правило, норму) в гордыне во славу свою и на благо свое».

Но тут возникает вопрос: а причем тут евреи, и какой закон они нарушили, чтобы заповедовать им «не варить козленка в молоке матери его»? То, что в Библии фраза адресована сынам Израилевым, отнюдь не означает, что они должны были понимать ее в том же смысле, в каком воспринимали в первобытных скотоводческих общинах. Да, когда-то давным-давно еще до египетского плена они представляли собой одну из семитских пастушеских племен. Можно даже допустить, что в этом состоянии они переживали описанное выше событие. Но не таким уж и чрезвычайным оно могло показаться потомкам, чтобы запомниться на века.

Ко времени исхода из Египта под предводительством Моисея евреи уже 430 лет вели оседлый земледельческий образ жизни. Сомнительно, что они могли помнить языческие обряды, возникшие в условиях их стародавнего пастушеского быта. Скажем, тот же запрет не кипятить молоко. Ввиду утилитарного характера процедуры трудно представить, что он мог передаваться веками из поколений в поколения совсем в других бытовых условиях и при довлеющей великой земледельческой культуре египтян.

Однако, если считать фразу иносказанием в «Исходе» (23:19, 34:26) и «Второзаконии» (14:21), то в обязательной смысловой связи ее с предваряющими установками очевидным кажется намек на обстоятельства, которые должны были быть хорошо известны и Моисею, и его народу. Очевидно и то, что она употреблена в качестве усиления эмоционального воздействия предваряющих текстов. Но при каких обстоятельствах и почему фраза могла звучать для евреев как строгое предупреждение или даже явная угроза?

Конечно, все дело в Моисее. Волею судьбы довелось ему вкусить прелести жизни во дворце фараона, где он научился «всей мудрости египетской», и большую часть жизни отдать пастушескому делу, когда был вынужден пасти овец своего тестя, верховного жреца пастушеского племени. И такая она ему была уготована не в последнюю очередь из-за принадлежности к еврейскому сообществу. По самому факту появления на свет он стал жертвой неприязненных отношений к сынам Израилевым со стороны официальной египетской власти.

Чем же они не угодили ей? Из библейских сведений абсолютно очевидно, что в них она видела определенную угрозу всей государственной системе. Согласно Ветхому завету, это был быстро растущий в количественном отношении народ. Причем, «чем более изнуряли его тяжкими работами, тем более он умножался и тем более возрастал». Официальные власти вполне допускали, что однажды он станет причиной возникновения серьезных беспорядков в стране. Не исключали и то, что может настать время, когда евреи, объединившись с врагами, пойдут на Египет с войной.

Чтобы предотвратить нарастающую угрозу, фараон приказал всех вновь родившихся еврейских детей мужского пола умерщвлять. В самом разгаре жестокой кампании в семье из племени Левитов родился сын, и был он красив собой. Три месяца мать прятала его от людских глаз, «но не могши долее скрывать его, взяла корзинку из тростника и осмолила ее асфальтом и смолою и, положив в нее младенца, поставила в тростнике у берега реки». Там ее и нашла дочь фараонова и сразу же признала в нем еврейское чадо. Материнские инстинкты в ней, очевидно, оказались выше политической целесообразности. Услышав горький плач, она сжалилась над несчастным ребенком и приказала отнести его во дворец. Наняла кормилицу из «евреянок», которая вскормила его для нее. Когда дитя повзрослело, она привела его к дочери фараоновой, и он был у нее вместо сына, и нарекла имя ему Моисей, потому что, говорила она, я из воды вынула его (Исх. 2:1-10).

Согласно Иосифу Флавию, вырос он искусным воином и в качестве командующего египетскими войсками даже участвовал в походе против Эфиопии, откуда вернулся победителем.

Но в один не очень прекрасный для Моисея день он совершает опрометчивый поступок, – убивает египтянина, который без всякой, по его мнению, причины нещадно бил еврея. И чтобы избежать наказания смертью, бежит из Египта.

Но что могло сподвигнуть его на такой безрассудный поступок? Ведь до самого этого момента он сам жил как египтянин и думал как египтянин. Причем для него не было секретом, какого он роду-племени, он прекрасно знал, что раб не чета свободному гражданину. Для столь глубокой переоценки ценностей должны были произойти более значимые в судьбе будущего пророка события, о которых умалчивает Библия.

Как известно, Моисей является создателем первой в истории человечества монотеистической религии. Но по меткому замечанию Зигмунда Фрейда, «любое новшество имеет свои корни и предпосылки в чем-то более раннем». А более ранней в этом отношении была попытка проведения религиозной реформы в Египте фараоном Аменхотепом IV (около 1377-1361 гг. до н.э.), пришедшим к власти в возрасте 22 лет. Для мировой державы тогда наступили не самые лучшие времена – она постепенно приходила в упадок. Новый правитель, будучи по своей натуре пацифистом (таковым считал его Фрейд), укрепление государственности и, соответственно, своей власти увидел не в силовом наведении порядка, а в кардинальных преобразованиях в идеологической сфере.

К тому времени все семейство небожителей египтян уже перевалило за тысячу. Плюс к ним, надо полагать, и рабы имели своих богов, которым они поклонялись тайно или открыто. Все они изображались в животной и человеческой формах, а также в сочетании их. Фараон, рассудив, что такое многообразие кумиров не может способствовать консолидации жителей страны, стал упорно и последовательно проводить религиозную реформу, суть которой заключалась в возвышении солярного бога Атона, которого он поставил во главе пантеона и изобразил «в виде солнечного диска с дающими жизнь лучами». Взял себе имя соответствующее – Эхнатон. Согласно Зигмунду Фрейду, в одном из своих гимнов фараон-реформатор недвусмысленно провозглашал: «О ты, единственный Бог, кроме которого других не существует!». То есть Он должен был быть единственным для всех, включая и самую бесправную часть населения страны.

Но претворить в жизнь задуманное реформатору не удалось. Бескровная революция сверху не дала должного результата. Как только он умер после семнадцатилетнего правления, закончилось и время условно единого Бога. Предположительно Сменхкара, муж принцессы Меритатон, старшей дочери Эхнатона и Нефертити, стал тем преемником, который после загадочной смерти тестя стал последовательно восстанавливать культ старых богов.

И великая смута наступила в Древнем Египте, справиться с которой спустя более трех десятилетий после смерти Эхнатона удалось военачальнику и высокому сановнику Хоремхебу.

Могли ли рабы стать активными участниками революционных событий? Вполне. Новые научные данные, уже вошедшие в школьные учебники, свидетельствуют, что наши устоявшиеся представления о нещадной эксплуатации их не совсем соответствуют той действительности, которая существовала тысячелетия назад. Для тех же евреев, занятых в сельском хозяйстве, условия пребывания в плену были не такими уж и несносными. Над ними не было надсмотрщиков, они сами располагали своим временем, оставляли себе определенную часть урожая и даже могли продавать свои земли. Достоверно установлено также, что пирамиды строились не тяжким изнурительным трудом рабов, как мы привыкли считать, а на основе трудовой повинности, что далеко не одно и то же. Все это говорит о том, что изначальный настрой египтян на абсолютное игнорирование их интересов чаще всего разбивался о скалу экономической целесообразности. Потому можно смело предположить, что рабы, игравшие определяющую роль в народном хозяйстве рабовладельческого государства, не могли остаться в стороне от масштабных событий, жизненно важных в первую очередь для них самих. В таком случае вполне вероятным могло быть и участие в них Моисея, добившегося признания своими делами на самом высоком уровне египетской власти. Для этого нужно было всего лишь, чтобы он жил в эти смутные для Египта времена.

Согласно Филиппу Хитти, авторитетному ливанско-американскому специалисту в области ближневосточной истории, исход евреев из Египта состоялся приблизительно в 1234-1215 гг. до н.э. По еврейской традиции тогда будущему пророку было 80 лет. То есть грандиозное для сынов Израилевых событие произошло чуть ли не полтора века спустя после религиозной реформы Эхнатона. Слишком большой срок, чтобы они помнили об эпизоде, который в самом Египте стараниями жрецов был предан забвению сразу же после смерти реформатора.

Но есть и другая дата исхода, которую предположил Фрейд. По его мнению, он мог состояться в период между 1358 и 1350 годами до нашей эры. Это позволило ему гипотетически представить Моисея человеком из окружения Аменхотепа. А если это так, то он мог быть не только сподвижником фараона-реформатора, но даже идейным вдохновителем и одним из ключевых фигур революционных преобразований в стране.

И нет сомнения, что в период реставрации старых порядков для приверженцев религии Атона наступили тяжелые времена. Одних заставляли до изнурения работать на изготовлении кирпичей, чтобы не было у них ни времени, ни сил на праздные мысли, другие же были вынуждены бежать из страны. К последним принадлежал Моисей. При этом, совершенное им убийство было не причиной, а всего лишь поводом для принятия им окончательного решения.

 

VI.

В дворцовой усадьбе под финиковой пальмой, широко расставив ноги, сидел человек крепкой осанки, с загорелым лицом и крупными мускулистыми руками. Тяжело выдохнув, он прислонился спиной к мощному стволу дерева. Полуденный зной как никогда изнуряюще действовал на него, и он настороженно вслушивался в его пронзительную тишину.

Чувство тревоги за свою жизнь никак не хотело покидать его. Будучи рабом по происхождению, он привел свой народ к фараону в поддержку его религиозных реформ. И вот теперь, когда тот скоропостижно скончался, и все вернулось на круги своя, умерла у него и надежда остаться в живых.

Но почему до сих пор стража не отводит его на суд торжествующих жрецов, вернувшихся в свои храмы после семнадцатилетнего изгнания? Потому что он вырос во дворце, и был названным сыном безвременно усопшей египетской принцессы? Или, может быть, те боятся, что казнь его спровоцирует очередную смуту среди рабов?

Он плотнее прижался спиной к мощному стволу, будто желая, чтобы дерево поделилось с ним маленькой частью из той силы, которую оно вбирает в себя из встречных потоков, идущих от солнца и земли. Ему нужны были эти силы, он чувствовал это глубинным потаенным сознанием.

…Моисей очнулся от тяжких дум, когда стрела, просвистев, воткнулась в ствол дерева, едва не задев его головы.

– Что испугался? – вызывающе рассмеялся малолетний сын одного из хозяев новой жизни после Аменхотепа. – Ты должен был умереть еще в младенчестве, но тебя пожалели. Так что, если бы я даже попал тебе в глаз, ты ничего не потерял бы, потому что уже приобрел больше, чем положено рабу.

 Моисею хотелось убить его, как днем раньше он поступил с египтянином, который нещадно избивал еврея.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он тогда у надсмотрщика.

– Не знаю, так делают все египтяне.

Не сдержав ярость, Моисей выпустил в него стрелу. Но придя в себя, понял, что совершил тягчайшее преступление: раб, посягнувший на жизнь египтянина, по закону должен быть приговорен к смерти. Оглянулся вокруг и, увидев, что нет никого поблизости, быстро закопал тело в песке.

…Сейчас же он молча встал, вытащил стрелу из ствола пальмы, протянул ее подошедшему вплотную к нему юноше. Посмотрел ему в глаза, и увидел в них из глубины души идущее презрение.

Слегка преклонив перед малолеткой голову, поспешил прочь из дворца, который для него уже стал чужим. Поспешил к собратьям своим, спрятавшимся в убогих трущобах египетской столицы, близость к которым он ощутил всеми фибрами своей беспокойной души. По пути увидел, как дерутся два еврея.

– Зачем ты бьешь ближнего своего? – спросил он в сердцах у того, кто взял верх в яростной ссоре.

– Тебе ли выступать в качестве судьи между нами? – ответил тот. – А может, хочешь расправиться со мной так же, как сделал это с египтянином.

И понял Моисей, что нет у него тайны, которую не могут донести до жрецов даже его братья по крови. И он бежал. Долго бродил по пустыне, пока не нашел пристанище на земле Мадиамской. У священника той земли Иофора было семеро дочерей, на одной из них и женился, с надеждой пустить корни на чужой земле, в которой был пришельцем. Долго пас овец тестя своего на земле скудной на зеленую траву и воду. Ему, жившему до того в роскоши и достатке, тягость пастушеского труда была поначалу невыносима.

И если спустя некоторое время он сумел привыкнуть к аскетическому образу жизни пастуха, то никак не удавалось принять верования людей земли Мадиамской. Отвратительны были для него ритуалы, посвященные многочисленным богам. Особенно приготовление странного блюда для одного из них – мяса, сваренного в молоке. Сам вид этого варева вызывал у него глубокое отвращение. И не понимал, как такое может понравиться богам. Хотя прекрасно осознавал, что им их не потчуют – приготовленное таким странным образом съедается самими жрецами в кругу приближенных.

А однажды, придя домой, он застал плачущего сына и не увидел около него козленка, который, оставшись без матери, задранной шакалом, сильно привязался к нему. И все сразу понял. Приступ гнева ударил в голову. Ведь он так любил смотреть, как играет с козлёнком его сын, поражаясь почти осмысленному желанию животного ответить на призыв порезвиться. Он видел очарование этих божьих созданий, отмечая их природную смышленость. Не в силах сдержать негодование он ворвался в шатер и увидел тестя с приближенными за отвратительной трапезой и высказал все, что думает о них и их вожделенном блюде.

И начались у него трения в семье. Тесть злился – не понимал, зачем нужно было зятю компрометировать его. Ведь он хотел как лучше. Хотел отблагодарить одного из божков, принеся ему в жертву то, чем так дорожил его любимый маленький внук. Вторила ему и дочь.

– Не злись на деда и маму, – уговаривал отца и сын, – я заведу себе нового козленка.

– Да разве в этом дело? – отвечал Моисей, сам недоумевая, почему так сильно рассердился. Пора было уже смириться с особенностями жизни приютившего его племени. – Ладно, пусть делают то, что им по нраву, – вымолвил он, успокоившись.

Про себя же подумал: что за боги у них такие, которые готовы принять столь бессмысленную и отвратительную жертву?! Впрочем, ничего удивительного: чем больше богов, тем больше мнений и разнообразней их вкусы. Что не понравится одному, может понравиться другому. Выбор при этом за тестем. И от него зависит, какого божка возвысить взамен того, который, по мнению племени, не принял жертву. Хорошо, что не было возможности сварить козленка в молоке собственной матери по причине отсутствия ее. По слухам до такой гнусности додумался в давние времена жрец из соседнего племени, за что поплатился своей головой.

 

…Шли годы, вырос и превратился в крепкого самостоятельного мужчину его сын, состарилась и потеряла свою былую красоту супруга. И чувство неудовлетворенности, которое всегда теплилось в нем, вдруг заговорило с невиданной силой. «Стоит мышлению начаться, и оно уже подтачивает», – писал Альбер Камю. И неважно, что стало причиной или поводом для активных мыслительных процессов. Важно то, что они начинают создавать «целые вселенные» человеческих чувств, первейшее из которых честолюбие.

Разве это его удел, пасти овец? Ведь даже молодые из племени, к которому он примкнул, считают ниже своего достоинства ходить за чужим скотом. Нанимают пастухов у соседей, которые поступают точно также.

Все чаще он стал вспоминать про свою жизнь во  дворце, и тогда его начинал точить червь сомнения, а правильно ли сделал он тогда, убив ни в чем не повинного египтянина, что сподвигло его на позорное бегство. Надо было проявить смирение, и ничего с ним не произошло бы: от добра добро не ищут. Но стоило узнать ему о смерти очередного фараона, и он гнал прочь коварные мысли, потому что до него доходили слухи и о том, что жизнь евреев от этого нисколько не становилась легче.

Однажды в поисках пищи для скота забрел Моисей далеко в пустыню и оказался у подножия горы Божьей, и явился пред ним ангел в пламени тернового куста, который горел огнем, но не сгорал. Очарованный странным видением, подошел поближе и услышал голос Господень: «…вопль сынов Израилевых дошел до Меня, и Я вижу угнетение, каким угнетают их Египтяне… Я пошлю тебя к фараону; и выведи из Египта… сынов Израилевых» (Исх. 3:9-10). «…Я выведу вас от угнетения Египетского в землю Хананеев, Хеттеев, Аморреев, Ферезеев, [Гергесеев,] Евеев и Иевусеев, в землю, где течет молоко и мед» (Исх. 3:14,15,17).

И вернулся Моисей в Египет, вернулся к своим соплеменникам с Богом, изначально во многом похожим на солярного Атона. И посчитал Его самым важным и непременным условием жизни народа. Пришел с волей Господней: «…если вы будете слушаться меня и соблюдать завет мой, то будете Моим уделом из всех народов, ибо Моя вся земля. А вы будете у Меня царством священников и народом святым» (Исх. 19:5,6). С такими словами обратился Моисей к сынам Израилевым, словами, вложенными в уста его Всевышним.

 

VII.

И еще сказал Моисею Господь, что миссия ожидается не из легких и что ему не обойтись без помощника. Таковым «неречистому» он назначил Аарона, брата, который был на три года старше.

Но что же имел в виду Бог, давая подобную характеристику посланнику своему? Если прав Иосиф Флавий по поводу его полководческих талантов, то таковым в прямом смысле слова вряд ли он мог быть. Сомневался в этом и Фрейд, утверждавший, что в характере своего Бога тот мог «запечатлеть черты своей собственной личности, такие как вспыльчивый нрав и непреклонность».

Может быть, Господь указывал на незнание Моисеем языка, на котором в те времена общались между собой евреи? Выросший с младых ногтей во дворце египетского фараона, он действительно мог не знать его или знать очень плохо, так как надобности в обладании им у него не было. Но при явном противостоянии между египтянами, считавшими себя выше всех остальных, и «варварами», каковыми представлялись им все остальные, сей факт не мог прибавить симпатий евреев к «косноязычному» посланнику Бога. Его не могли принять всей душой и из-за возросшей ожесточенности властей к тем, кто активно участвовал в религиозной реформе Аменхотепа IV, ввергшей страну в великую смуту. Ведь именно Моисей, предположительно, мог привести сынов Израилевых к фараону-реформатору. Вдобавок ко всему сказанному необходимо учесть и то, что он был по духу египтянином, причем из самых высоких кругов.  

В обеспечение большей благожелательности со стороны народных масс к миссии будущего пророка между ними нужен был посредник, который воспринимал бы мир такими же чувствами, что и еврейское большинство. Лучшего кандидата на эту роль, чем Аарон, пожалуй, нельзя было найти. Старший брат вырос в среде, с которой был связан уникальными узами, как и все его соплеменники, вместе с которыми он, в частности, перенес все тяготы гонений в период реставрации старых порядков.

Но, как показали последующие события, описанные в Библии, это не гарантировало братьям спасение от больших и малых неприятностей. Исследователи Ветхого Завета настаивают на том, что за все время исхода произошло несколько серьезных бунтов против власти Моисея. Согласно гипотезе немецкого историка Эрнста Селлина, которую он выдвинул на основе обнаруженных им намеков в писаниях пророков, в конечном итоге он был убит во время очередного противостояния с агрессивно настроенными против его власти членами строящейся общности. В правдоподобности трагического завершения жизни великого человека не сомневался и Зигмунд Фрейд, ссылаясь на то, что в истории до евреев уже был прецедент кровавой расправы народа над тем, кто привнес в него новый мощный импульс для дальнейшего развития.

Но даже если насильственная смерть Моисея всего лишь предположение, это нисколько не снижает степень драматизма взаимоотношений между ним и участниками исхода, о чем подробно рассказывает Библия. Уже в самом начале борьбы за освобождение порабощенных сынов Израилевых возроптали они от малодушия. Не выдержав тяжести работ, которые взвалили египтяне на плечи рабов, занятых на изготовлении кирпичей, стали выговаривать братьям: «Вы сделали нас ненавистными в глазах фараона и рабов его, и дали меч в руки им, чтобы убить нас» (Исх. 5:21). При виде войска на колесницах, догоняющего беглецов с целью погубить всех от мала до велика, напустились бранью на Моисея: «Разве нет гробов в Египте, что ты привел нас умирать в пустыне» (Исх. 14:11). «О если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта!» (Исх.16:3) – не выдержали они испытание голодом и вот-вот готовы были побить братьев камнями.

И в двух серьезных противостояниях будущего пророка с сынами Израилевыми, описанных в Библии, видимых причин для того, чтобы противиться ему, кажется, не было. В первом случае в долгое отсутствие будущего пророка отлили евреи золотого тельца, поставили перед ним жертвенник и привели жертвы мирные. А после ели, пили, играли. То есть ударились в ересь язычества. Во втором явно прослеживается посягательство на власть Моисея со стороны Корея, возглавившего группу «диссидентов» из 250 человек, в которую вошли даже несколько левитов. «…полно вам; все общество, все святы, и среди их Господь! почему же вы ставите себя выше народа Господня?» – заявил он братьям (Чис. 16:3).

В обоих случаях возмутителей спокойствия постигла суровая кара.

За исполнение языческих ритуалов Бог вознамерился уничтожить евреев всех до единого, но будущему пророку удалось уговорить Господа простить избранный им народ. Бог простил, но не простил он сам. Не в силах совладать с крайней степенью негодования, стал он в воротах стана и сказал: «…кто Господень, — ко мне! И собрались к нему все сыны Левиины. И сказал им: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. И сделали сыны Левиины по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трех тысяч человек» (Исх. 32:26,27,28).

С Кореем и его активными сторонниками уже расправился Яхве: «…расселась земля под ними; и разверзла земля уста свои, и поглотила их и домы их, и всех людей Кореевых и все имущество; и сошли они со всем, что принадлежало им, живые в преисподнюю, и покрыла их земля, и погибли они из среды общества. И все Израильтяне, которые были вокруг них, побежали при их вопле, дабы, говорили они, и нас не поглотила земля. И вышел огонь от Господа и пожрал тех двести пятьдесят мужей, которые принесли курение» (Чис. 16:23-35).

Многие исследователи отмечают жестокость, с которой Бог расправился с вставшими на Моисеевом пути. С этой точки зрения выходит, что отступники от истинной веры не заслуживали подобной кары. Сегодня описанное в Библии поведение масс вполне объяснимо. Например, в Древней Руси принятие христианства по велению правящей верхушки не гарантировало одновременный отказ от языческих ритуалов. Старые верования еще долго не отпускали умы и сердца обращенных.

Что касается эпизода с бунтом Корея, и у него могли быть причины противостоять Моисею. Обвинить его он мог в банальном неисполнении своих обещаний. За сорок лет скитаний по пустыне евреи так и не почувствовали, что жизнь их складывается по-особому безмятежно и легко. На землю обетованную, где течет нескончаемым потоком молоко и мед, и о которой грезили они во время египетского рабства, братья не привели. Надо думать, что и те, чьи земли были обещаны богоизбранным, также доставили немало хлопот, не желая добровольно расставаться с наследием предков. Как писал Фрейд, и в те времена все народы считали себя выше других, которых они знали. Отсюда и вывод: никаких исключительных властных полномочий у братьев не могло быть.

Вполне допустимо, что подобные мысли не были чужды большинству сынов Израилевых, разочаровавшихся в результатах наступивших в их жизни масштабных перемен. Можно предположить и то, что неудовлетворенность наступившей действительностью заставила их скептически оценивать рассказы о непревзойденном даре Моисея творить чудеса. Не хотелось уже верить и преданиям о десяти казнях, насланных Господом на египтян за отказ фараона освободить евреев: «нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется в памяти у тех, которые будут после» (Экклезиаст»).

С точки зрения Библии, однако, и те, и другие совершили тягчайшее преступление, потому что выступили против воли Господа и против того, на кого он возложил великую миссию.

 

VIII.

А до жестокой расправы с впавшими в ересь язычества Моисей разбил скрижали, на которых был начертан завет Господа. Фрейд считает, что этот акт необходимо «воспринимать символически: они нарушили закон». То есть евреи отступили от заповедей, которые были начертаны на разбитых скрижалях, содержащих моральные нормы. Придя в себя, вновь отправился он на беседу к Всевышнему. Сорок дней и сорок ночей пробыл у Него, хлеба не ел и воды не пил. Вернулся в стан с новыми скрижалями, на которых должны были быть написаны «слова, какие были на прежних». Но, согласно Ветхому Завету, «прежних слов» на них не оказалось. Были начертаны новые предписания, которые носили строго религиозный характер, определяли скрупулезным образом ритуалы, которым люди должны следовать в почитание Господа Бога своего.

Исследователей Библии такой поворот сюжетной линии привел в некоторое замешательство: не прокралась ли ошибка по вине переписчиков? По мнению Дж. Фрезера, замена морального декалога на ритуальный не укладывается в прокрустово ложе цивилизационного развития. Именно «моральная тенденция, – считал он, – и придавала силу учению сперва еврейских пророков, а потом и самого Христа». «Странно было бы предположить, – делает вывод ученый, – что в противоположность всем историческим аналогиям правила морали… были выброшены и заменены правилами религиозного ритуала…».

Однако, по мнению величайшего мыслителя всех времен и народов Эммануила Канта, мораль не является результатом приобретенного опыта, а содержит причину в самой себе. И склоняется к мысли, что она от Бога. Во все времена, а значит, и до зарождения монотеизма, поступки людей не могли не оцениваться иначе, как на основе понятий о добре и зле. Первое не всегда присутствует по причине наличия второго, выраженного в эгоизме и себялюбии. Справиться с этими людскими пороками можно только воспитанием, что, по мнению Канта, является самой сложной задачей, стоящей перед человечеством. Именно в нем, считал он, заложена величайшая тайна усовершенствования природы. Речь о восприятии феномена в широком смысле как целенаправленного организованного процесса, предполагающего передачу опыта от старших поколений младшим. И сей процесс, надо полагать, нескончаемый, которому вечно проходить с переменным успехом, потому что велико влияние на него постоянно меняющейся внешней среды. И, кажется, по-другому не может быть, так как человеку на земле не дано познать, что такое абсолютное Добро и абсолютное Зло.[2]

Согласно сложившимся в стане евреев обстоятельствам, отказ от морального декалога, кажется, был продиктован соображениями целесообразности. «Воистину, чтобы держать древних хаибири «в узде», нужен был «Бог великий, сильный и страшный» (Втор.10.17). Моисей был вынужден отдать предпочтения жестким предписаниям ритуального характера взамен тем, что показались ему уже всего лишь благими намерениями, следовать которым люди пока еще не были готовы. Да и сам он сорока днями ранее был вынужден нарушить заповедь «не убий».

Во втором варианте было то, чем нельзя было пренебречь во вновь строящейся общности, объединяемой на основе монотеистической религии. Создавался прообраз будущего государства, потому приносить «самые первые плоды земли… в дом Господа Бога…» означало не что иное, как крайне необходимые «платежи» на содержание «аппаратов управления» – служителей храмов, священников, левитов (Исх.23:19, Чис.15:19,21). Отсюда и строгое предупреждение: «не варите козленка в молоке матери его». То есть не вздумайте уходить от своих обязанностей под различными предлогами, типа «перед Господом все равны», не низводите послание Всевышнего до абсурда.

Через тысячу с лишним лет Христос скажет: «Богу – Богово, Кесарю – Кесарево».

Во «Второзаконии», прощальной речи Моисея к израильтянам, употребление таинственного завета в качестве усиления требования не есть мертвечины было направлено уже на укрепление идеологической основы этой общности. Как известно, жертвоприношение животных многочисленным богам широко практиковалось не только на Древнем Ближнем Востоке. До распространения христианства оно было обычным явлением по всей Европе. Оставляя ритуал в обиходе в виде компромисса с язычеством, в то же время имелось в виду, что он должен быть совершен в честь Единого Вездесущего.  «…иноземцу, который случится в жилищах твоих, отдай ее, он пусть ест ее, или продай ему, ибо ты народ святой у Господа Бога твоего. Не вари козленка в молоке матери его (Втор. 14:21)». То есть речь о требовании не сходить со стези благоразумия, не употреблять в пищу мясо скота, забитого без освящения религиозным законом и соблюдения соответствующих правил. Возможно, речь идет о вынужденном забое из-за болезни, полученных травм и увечий.

Таким образом, именно Моисей мог довести до соплеменников истинный смысл заповеди «не варить козленка в молоке матери его». Однако, для того чтобы завет был понят всеми, или хотя бы подавляющим большинством на интуитивном и рациональном уровнях, этого было недостаточно.

Более весомым аргументом в пользу уместности использования фразы можно считать другой установленный факт. Согласно Фрейду и многим другим исследователям Ветхого Завета, в образовании еврейского народа приняли участие «очень разные элементы». Нация возникла из объединения двух частей: из тех, кто покинули Египет, спасаясь от египетского рабства, и тех, кто по пути первых в Ханаан присоединились к ним. «Это объяснение, от которого пошел израильский народ, – сделал вывод Фрейд, – отразилось в принятии новой религии, общей для всех этих племен, религии Яхве – событии, которое, согласно Эдварду Мейеру, произошло под мадиамским влиянием в Кадесе». 

Исходя из сакрального отношения к молоку в первобытных скотоводческих племенах и известных табу по отношению к нему, можно с некоторой уверенностью предположить, что большинству добровольно или принудительно примкнувших к евреям был известен смысл запрета «не варить козленка в молоке матери его». Впрочем, все прописанное во втором варианте скрижалей не могло не быть рассчитано на обратную связь, потому изначально предполагалось, что оно ложится на относительно благодатную почву.

 

IX.

Согласно учению немецкого философа двадцатого века Карла Ясперса, человечество с древнейших времен до наших дней прошло четыре этапа своего развития: прометеевский, этап эпохи великих культур древности, этап осевого времени и эпоху науки и техники. События, описываемые в Библии, произошли на втором этапе, который включает в себя истории первых государств: Шумер, Аккад, Вавилон, Египет. Перевод ее на древнегреческий язык был осуществлен уже в осевое время, которое наступило по Ясперсу между 800 и 200 годами до нашей эры, когда в Китае, Индии и Греции произошли одновременно и независимо друг от друга однотипные изменения в исторических процессах.

Вполне возможно, что именно с Септуагинты начинается постепенный отрыв заповеди от своего первоначального смысла. Осевое время, согласно вышеупомянутому автору, было отмечено не столько достижениями в области материальной культуры, сколько таковыми в социальной и духовной жизни людей. Речь о переходе от мифологического мировоззрения к философскому мышлению, что подразумевает критический подход к восприятию библейских историй в первую очередь в нееврейской среде. В то же время в эллинистический период серьезные изменения произошли и в сознании самих евреев. Достаточно отметить, что родной язык их постепенно вышел из повседневного употребления, уступив место греческому. Вследствие подавляющему большинству иудеев Священное писание на языке оригинала и в арамейском переводе сделалось непонятным.

К этому надо добавить и то, что завоевание Палестины Александром Македонским и последовавшие события не могли не отразиться существенным образом на всем образе жизни евреев. Если до него греки считались в ней чужеземцами, после они стали там хозяевами. На основе старых городов постепенно выросли поселения с организационными и политическими формами греческих полисов.

Тем не менее интересно было бы знать, возможна ли реанимация фразы в том смысле, в котором он был воспринят современниками Моисея?

В наши дни трудно представить, что кто-нибудь сможет увидеть в ней предложенный здесь универсальный призыв к благоразумию. Во всех языках мира есть множество емких ярких идиоматических выражений, обращенных к совести людской с надеждой на то, что человек способен на сознательное отношение к себе, ближним своим и внешнему миру. Но действенность даже вполне понятной народной мудрости и сегодня оставляет желать лучшего, не говоря уже об архаичном «не варите козленка в молоке матери его».

Против положительного ответа на вопрос говорит и априорное отрицание возможности одинаковых логических умозаключений у людей эпохи научно-технического прогресса и тех, у кого производительные силы представляли собой палку с различными примитивными приспособлениями к ней. Ныне живущих приучили к мысли, что развитие по пути прогресса далеко увело их от далеких предков. По сложившимся представлениям существует некоторая шкала цивилизованности, на крайней правой стороне которой всегда будет современность. То есть, если вдруг случилось чудо, преломилось время, и хомо сапиенс из позднего неолита встретился бы с человеком из самого что ни есть далекого будущего, они ни за что бы не нашли друг с другом общий язык.

Но это смотря каким будет предмет беседы. При условии, что они говорят на русском языке, дикарь не понял бы цивилизованного, когда тот, рассердившись, выгнал бы его из своего шалаша напутствием «скатертью дорога». Но и нашего современника оторопь взяла бы, услышь он от него «не вари козленка в молоке матери его», когда при разделе жареной на костре куропатки он стал бы настаивать на большей доле только потому, что, не вспугни он ту шумными действиями, дикарю ни за что бы не удалось подбить дичь палкой. Однако вполне допустимо, что оба вполне мило беседовали бы после сытного ужина о том о сем – о погоде, женщинах, некогда осчастлививших их, тех же куропатках, которые чрезвычайно проворны в желании спасти свои жизни.

Человек по большому счету не изменился со времен не только Понтия Пилата. В своих базовых устремлениях он остался таким же, каковым его и создал Бог. Потому на заданный выше вопрос вполне приемлем утвердительный ответ. Но более убедительным аргументом в пользу такого вывода все-таки является то, что Ветхий Завет, написанный «пророками и апостолами по велению Духа Божия», и сегодня остается самой читаемой книгой на планете. Непререкаемый авторитет Библии не может не подразумевать высокий содержательный потенциал фразы, которая упомянута в ней несколько раз. Потому при условии вдумчивого восприятия ее непременно должны открыться исключительные возможности для возникновения в многообразии ассоциативных представлений. Достаточно мысленно «перебросить мостики» между событиями, имевшими место тысячелетия назад, и теми, которые происходили в относительно недавнем прошлом.

Почему, действительно, не попытаться сделать это, применить фразу в качестве предложенной метафорической оценки к некоторым важнейшим событиям в новейшей истории нашего государства и по отношению к поступкам личностей, ставшим историческими. Речь непременно должна идти о событиях масштабных и происшедших в сравнительно недавнем прошлом, когда оценка их с высоты времени не может не вызывать живой интерес у современников. А может быть даже высокий эмоциональный накал, потому что во все времена человеку было свойственно ностальгировать по прошлому и искать виноватых. Будем исходить при этом из того, что правда, согласно Марку Твену, невероятнее вымысла.

 

X.

Вряд ли непреодолимая тяга к острым ощущениям в конце прошлого века заставила жителей нашей некогда необъятной Родины всей душой принять перестройку всех сторон жизни. Скорее, страстное желание повысить свой потребительский статус до уровня тех, кто жил в мире загнивающего капитализма. В начале ничего не предвещало беды. Казалось, что стоит только свернуть с проторенной дорожки – и мы войдем в жизнь, в которой сквозь кисельные берега потечет нескончаемым потоком молоко и мед.

Свернули, и все закончилось самым худшим образом.

С тех самых пор с различных трибун народные массы озвучивают проклятья в адрес тех, кто заварил эту кашу под названием кардинальное реформирование всех сторон жизни. Только ленивые не ругали и не ругают сегодня Горбачева, Чубайса, Гайдара и иже с ними. На редкие возражения с упоминанием о пустых полках на предприятиях советской торговли «агрессивно послушное большинство» отвечало и отвечает: «Ну и что? Зато холодильники в домах и квартирах были заполнены экологически чистыми продуктами». А это «уже было в веках, бывших прежде нас» (Экклезиаст). «О если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта!» – попрекали Моисея евреи.

А насколько велика вина перечисленных выше творцов великих перемен в том, что случилось в стране? И все ли так плохо сегодня, как нам представляется с высоты времени?

Скажем, тот же Михаил Сергеевич – нежный отец, любящий муж, которому удалось сделать блестящую партийную карьеру и оказаться на вершине государственной властной пирамиды. Достоин он был таких высот или нет – вопрос риторический. Будем считать, что по-другому не могло быть в стране, в которой идея, имевшая глубокую научную основу и с самого начала превращенная в государственную идеологию, исчерпала свой мобилизационный потенциал в достижении утопической по своей сути цели. Постулаты ее постепенно превратились в догмы, и придерживались их разве что высокопоставленные партийные функционеры. Но и их сердца полнились сомнениями. Только страх, что кто-нибудь из соратников может заметить затаившуюся в глубине души ересь антикоммунизма, заставлял их с рвением демонстрировать свою приверженность высоким идеалам.

Но ведь не вследствие нежданно-негаданно посетившей хорошей идеи М.С. Горбачев решился на перестройку всех сторон жизни. Она была объективно необходима, потому что проблем в стране «развитого социализма» – прежде всего в народном хозяйстве – накопилось столько, что разгребать их было все равно, что Гераклу очищать авгиевы конюшни. Однако, объявленные в экономике реформы по плану, разработанному еще при Ю.В. Андропове, не получили должного развития. Для постоянно меняющегося сознания масс, вследствие «гласности и демократизации» сведенного в большинстве своем к неистовой критике недавнего прошлого страны, они уже не представлялись в достаточной степени радикальными. Отсутствие положительных результатов в деле реформирования экономики в свою очередь активизировало оппозицию действующей власти в лице Б.Н. Ельцина. Критика в ее адрес с различных трибун становилась все жестче и агрессивней. И когда с телевизионного экрана одним из кавээнщиков была выброшена в массы фраза: «Партия, дай порулить!», было понятно, что для руководителей Комитета по телевидению и радиовещанию все страхи, которыми они жили в неусыпном стремлении не отойти невзначай от генеральной линии, были уже позади. А советский народ мгновенно сообразил, что время всесильного КПСС закончилось.

Новую силу обрел лозунг: «Вся власть Советам!», как призыв к возврату к ленинским истокам строительства социализма. Генеральный секретарь ЦК КПСС поспешил пойти в ногу со временем и возложил на себя еще и обязанности председателя Президиума Верховного Совета. Благо был пример Леонида Ильича Брежнева, который сделал то же самое в 1977 году, создав видимость приведения верховной власти к международным цивилизованным нормам. Но Горбачёв быстро понял, что не те времена, не тот народ, и буквально через месяц, в ноябре 1988 года, инициировал проведение внеочередной XII сессии Верховного Совета Советского Союза, на которой были приняты два установления, придавшие его решению силу закона.

На тот момент М.С. Горбачеву казалось, что, среагировав вовремя на чаяния народа, он тем самым сохранил за собой всю полноту партийно-государственной власти. В действительности произошло наложение трех негативных факторов. На вершине властной пирамиды оказался малоавторитетный человек с полномочиями от коммунистической партии, к этому моменту целенаправленно дискредитируемой и утратившей управленческую мощь, и Совета народных депутатов, который в глазах людей всегда представлялся декоративным, ничего не значащим в государственных делах образованием. В результате зревший в стране десятилетиями институциональный кризис[3] достиг своего апогея на самом высоком уровне политической власти и разрешился обрушением всей управленческой вертикали.

И все пошло впоследствии по самому худшему для СССР сценарию. Затянувшийся тяжелейший экономический кризис, снижение авторитета центральной власти в тоталитарной стране спровоцировали рост центробежных сил, что сопровождался локальными военными межэтническими конфликтами. Попав в плотные тиски консервативных сил, а также новой демократической поросли в лице, прежде всего, партийных функционеров из ближайшего окружения, творческой интеллигенции и средств массовой информации, чрезвычайно усилившихся националистических движений, М.С. Горбачев, будучи не готовым к решительным (карательным?) действиям, был вынужден выбрать самый легкий путь выхода из создавшегося положения. Мысленно похоронив СССР, инициировал формирование новой государственности в виде Союза Независимых Государств, которому уже на тот момент суждено было стать «мертворожденным ребенком».

Дальше почести первому президенту Советского Союза воздавались уже за рубежом, теми, кто на протяжении десятилетий мечтал о ликвидации «империи зла» и вкладывал огромные ресурсы в реализацию этой мечты.

Что удивительно, но и Б.Н. Ельцин, де юре оформивший распад мировой державы, о решении глав трех республик в Беловежской пуще отрапортовал «наверх» президенту Соединенных Штатов. Вполне возможно, что таким образом он заявил о своих надеждах на благодарность в виде помощи в строительстве новой государственности на основе рыночной экономики. Борис Николаевич искренне верил, что Россия не перестанет быть великой и без союзных республик. Но Запад посчитал «геополитическую катастрофу»[4], как назвал В.В. Путин исчезновение СССР с политической карты мира, ничем иным, как актом сдачи «на милость победителю». И принялся в срочном порядке «окучивать» оставшиеся свободными в одночасье все сферы его влияния, в чем, кстати, ничего противоестественного не было. Пока существуют на свете государства, будут действовать открыто или скрытно государственные интересы. А они, как водится, чаще расходятся, когда речь идет о странах, претендующих на державность. Думать по-другому равнозначно представлению, что два претендента на звание чемпиона мира могут с удовольствием делиться друг с другом секретами тренировки.

И наступили в России смутные времена, названные народом впоследствии «лихими девяностыми». Запомнились они россиянам обесценением многолетних сбережений, финансовыми пирамидами, вкупе с банками присвоившими обманным путем сохранившиеся остатки их, сращиванием криминала с властью, возникновением таких одиозных образований, как «семья», «семибанкирщина», которые не только контролировали внушительную часть российской экономики, но и решали важнейшие политические проблемы страны.Помимо нищенского существования населению пришлось свыкнуться и с таким злом, как разгул бандитизма и терроризма, в чем не последнюю роль сыграла война на Северном Кавказе.

И М.С. Горбачев, и Б.Н. Ельцин выбрали путь легких и быстрых решений, руководствуясь вольно или невольно отнюдь не государственными интересами. Может быть, потому что оба не видели их и не понимали, каковыми они должны быть на благо страны и его народа? Первый президент обновленной России, например, искренне надеялся, что «заграница нам поможет». Но даже если она и решилась на финансовую поддержку, снабдила  современными промышленными технологиями, станками и оборудованием, вряд ли это способствовало ускоренному строительству рыночной экономики. Даже при самом большом желании ей не удалось бы экспортировать в инородную среду рыночные институты того качественного уровня, к которому на Западе шли столетиями.[5]

Как бы там ни было, деяния обоих, имевшие судьбоносное для России значение, по своей сути ничем не отличались от инициативы жреца примитивного пастушеского племени.

А вот что касается Гайдара с Чубайсом, они стали активными участниками совсем других событий, которые происходили уже в рамках иной причинно-следственной связи. Именно им и другим младореформаторам и выпала доля разгребать авгиевы конюшни. В условиях, когда до основания была разрушена плановая система централизованного обеспечения реальной экономики материальными и финансовыми ресурсами, распределения по разнарядкам продукции конечного потребления, им ничего не оставалось, как в спешном порядке строить рыночные отношения, сделав ставку на саморегуляцию материально-денежных потоков. Понятно, что в стране с дезориентированным, раскалывающимся на части населением, молодой неокрепшей власти сделать это поэтапно на высоком организационном уровне было невозможно.

По идее Е.Т. Гайдару надо было бы воздать почести уже за то, что он взял на себя всю полноту ответственности за дальнейшую судьбу России в сложившейся на тот момент чрезвычайно сложной ситуации. И вряд ли во всем бывшем Советском Союзе нашелся тогда другой ученый, который современные теории экономики знал лучше, чем он. Что рынка без многообразия частных собственников, свободных рыночных цен не бывает, понимали все. Но именно для него эта аксиома была не просто альтернативой плановому регулированию материальных и денежных потоков. Без этого взятый курс на строительство рыночных отношений становился пустой декларацией, с далеко идущими негативными последствиями. Он не стал «варить козленка в молоке матери его», а принялся претворять в жизнь меры, которые популярными быть не могли по определению. В рамках шоковой терапии провел либерализацию розничных цен, ввел свободу внешней торговли, приступил к аграрной реформе и реструктуризации топливно-энергетического комплекса.

Первым реально положительным результатом предпринятых им мер стало превращение народных масс в созидательную силу. Челночный бизнес, захлестнувший страну, стремительно сформировал товарный рынок. И не Гайдара была вина в том, что он был до основания криминализирован.

Как показал опыт многих современных развитых капиталистических стран, либерализации экономик в различные периоды их истории жаждало большинство населения. И оно же яростно отвергало все то, что приходило в жизнь вместе с либеральными идеями, призванными преодолеть кризисы и поставить все общество на новые рельсы поступательного развития.[6] Не стали исключением и реформы Егора Гайдара. С самого начала их реализации он стал ненавистным в глазах народа. Его невзлюбила «дворцовая» камарилья, ругали его на чем свет стоит депутаты и общественные деятели. Та же интеллигенция, некогда таившая в себе унизительную зависть к продавцам дефицитных товаров, воспылала злобой к нему за то, что, превратив их в челночных бизнесменов, сделал их унижения прилюдными.

Однако, по большому счету подобное отношение к реформатору сложилось отнюдь не из-за того, что он сотворил. Стал он всем немил потому, что слишком быстро наступило всеобщее разочарование от несбывшихся надежд на чудо. Оно в предвкушениях масс обязательно должно было произойти – слишком огромной была жертва, принесенная на алтарь приоритета общечеловеческих ценностей и победы «мира во всем мире». Но не произошло.

«Пришел Гайдар и все испортил». Так выглядела его отставка с поста исполняющего обязанности председателя правительства через полгода после назначения его на этот пост. Для отведения от себя обвинений и гнева народного первому президенту РФ позарез нужен был «стрелочник». И он нашел его в лице Гайдара. Преданный верховной властью, оболганный научным сообществом, забытый друзьями, реформатор ушел в мир иной, не претендуя на благодарность соотечественников, ради которых был готов пожертвовать собственной жизнью. Воистину «не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и у сродников, и в доме своем» (Мк. 6:4).

В решении конкретных задач реформирования экономики (в том числе создания рыночных институтов) не меньшую решительность проявил А.Б. Чубайс. Приписываемых ему «грехов» настолько много, что всех их и не счесть. Ограничимся только одним, самым главным, – проведенной им реформой электроэнергетики.

Многие российским эксперты и сегодня уверены, что необходимости в ней не было. Но так ли это на самом деле?[7]

Главным аргументом в пользу кардинальных изменений в отрасли было ее плачевное состояние, с которым она встретила новое тысячелетие. Физический и моральный износ активной части фондов достигал недопустимых пределов в 60-65 процентов, а в сельских распределительных сетях и того больше – свыше 75-ти. К концу 90-х годов 80 процентов поставок энергии оплачивалось денежными суррогатами. Как следствие, катастрофическая нехватка средств на поддержание в рабочем состоянии имеющегося оборудования, несвоевременная выдача заработной платы сотрудникам, огромная задолженность отрасли в бюджеты всех уровней. Целый ряд энергетических компаний оказался на грани банкротства, в том числе такие крупнейшие акционерные общества, как «Дальэнерго», «Кузбассэнерго», «Рязаньэнерго», «Кубаньэнерго».

В период господства бартерной и зачетной схем взаиморасчетов в течение одного года Чубайс заставил экономические субъекты расплачиваться с генерирующими электроэнергию предприятиями живыми деньгами, что казалось практически невозможным. Достаточно сказать, что рыночная стоимость энергетического зачета к тому времени была на уровне десяти – двадцати процентов от номинала, и правили бал на этом рынке бандитствующие коммерсанты.

Сегодня энергетические компании России не только ремонтирует и обновляют свои основные средства, но и вводят в строй действующих новые генерирующие мощности.

 

XI.

Чем прочнее мир, чем больше согласия в обществе, тем скорее будет расти «сытость» населения. Такой вывод по следам трагических событий, происшедших в России в начале двадцатого века, сделал русский социолог П.А. Сорокин. Он же утверждал, что войны и революции «всегда были орудием отрицательной селекции». Они создавали условия, когда убывали «лучшие элементы населения», и оставались жить и плодиться «худшие». Через семьдесят с небольшим лет история с различной степенью глубины пагубных последствий повторилась практически на всем пространстве, некогда называвшемся Российской империей,

К счастью, поменялись времена. Выпали в осадок тем или иным образом самые одиозные фигуры, оказавшиеся на поверхности жизни, благодаря лихим девяностым. Страна постепенно стала подниматься с колен. Тот же Алексндр Зиновьев в последних статьях стал высказывать сомнение в справедливости вывода, сделанного им в перестроечный период, об окончательной потере Россией своего величия. Именно с президентом В.В. Путиным он и связывал надежды на возвращение Родине достойного места на мировом уровне.

Однако, по-прежнему недовольных сегодня превеликое множество. Все чаще и чаще слышаться голоса о том, как хорошо жилось в СССР и как глупо было со стороны народа не видеть очевидных преимуществ государства, построенного героическими усилиями нескольких поколений. На возражения «никогда за всю историю не жили в материальном плане так, как сегодня», следует один и тот же ответ: «Да, верно. Но нет уверенности в завтрашнем светлом будущем». Причем, так думают не только те, кого по современным меркам нужно считать находящимися за чертой бедности. Вполне обеспеченные люди также нередко теряют самообладание от отсутствия ощущений перспективы.

Потому закономерно возникает вопрос: а сколько же все-таки нужно россиянину, чтобы он мог сказать о себе, что он богат и счастлив? Однозначный и четкий ответ на него удалось дать разве что только Шуре Балаганову из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова. То, что норма бедности и богатства не поддается количественному определению в сознании людей, обнаружили еще величайшие мыслители различных времен и народов. «Беден не тот, у кого ничего нет, а тот, кому хочется еще больше», утверждал Сенека младший, творивший в Риме начала нашей эры. «Богат не тот, кто имеет многое, но тот, кто не нуждается во многом», проповедовал Иоанн Златоуст, один из трех Вселенских святителей, живший во второй половине четвертого-в начале пятого веков в Константинополе. «Беден тот, кто не знает, что ему нужно от жизни», заметил еще раньше древнегреческий философ Сократ.

Что касается уверенности в будущем, разве она была в советское время? Было осознание потребительского «счастья». Квартира, машина, дача – таким конкретно виделся предел потребительского максимума, который не мог не существовать в условиях тотального дефицита. И заданный уровень благосостояния считался вполне достижимым. Надо было только немного подождать, потерпеть. И люди ждали, терпели, впав в определенное психологическое состояние, когда ожидания начинали играть роль организующего фактора в достижении заданной цели. То есть очереди в массовом сознании не воспринимались как единичный, спонтанно возникший неприятный случай. Они сопровождали советского человека всю его жизнь, превратившись за долгие годы в неотъемлемую часть советской действительности.

Конечно, в этом не было никакого злого умысла. В программных документах партии и правительства красной нитью проходила мысль, что главной целью социалистического производства является не извлечение прибыли, а «максимальное удовлетворение постоянно растущих материальных и культурных потребностей людей». Но в том-то и дело, что вторые росли по геометрической прогрессии сообразно росту населения, а первые – по математической, но только по другим законам. И чем интенсивней увеличивалось количество различных очередей и их длина, тем менее осязаемыми становились цели, что объективно делало их действенным инструментом манипуляции массовым сознанием. Иначе они не контролировались бы на самом высоком уровне региональных партийных и административных властей. И подобная аномалия не могла длиться до бесконечности.[8]

Сегодня очередей в стране как социально-экономического феномена не существует. Но легче людям не стало. Пришла другая напасть: неопределенность и отсутствие возможности прогноза практически во всем, к чему прикасается человек в своей повседневной жизни. Нестабильна экономика страны, неустойчива национальная валюта, непредсказуемы величина и источники доходов. Нет, не этого ждал народ от перестройки и рыночных реформ. Может, потому и невзлюбил он Чубайса и Гайдара, что результатом их усилий стало откровение, что потребности людские не ограничены, а для удовлетворения их, находящихся в процессе постоянного роста, необходимо пребывать денно и нощно в состоянии неустанного поиска соответствующих финансовых средств. Такова суть рыночной экономики – в ней, кто не успел, тот опоздал.

Вот и получается, что больше всего сегодня волнует россиян не украинская обманка, не американские санкции и даже не коронавирусная эпопея. По-настоящему широкие массы беспокоят те же вопросы справедливости в распределении материальных благ, какие будоражили умы и сердца людей во все времена. Но вот незадача: очень трудно было жить в условиях, в которых удовлетворение всевозрастающих потребностей происходило посредством нескончаемых очередей. Но оказалось, еще трудней, когда при наличии широких возможностей для всех, максимальный доступ к ним находит лишь очень ограниченный круг лиц. И очень трудно свыкнуться большинству с этой вопиющей несправедливостью, что не может не рисовать в воображении людей ужасные картины ее каждодневного проявления. Отсюда вывод: проблем в головах людей неизмеримо больше, чем в реальной действительности. Такова сущность венца творения – ему всегда чего-то не хватает, и всегда хочется свыше того, что уже есть. И желательно, чтобы было много и чудесным образом без приложения соответствующих усилий.

В своем неудержимом мыслительном процессе человек всегда жил и продолжает жить иллюзиями. Он склонен в лучшем свете представлять прошлое, потому что с высоты времени в нем чаще видится хорошее; через призму негатива смотреть на настоящее, так как жизнь сама по себе уже нелегкая ноша. И еще потому, что в человеческом прошлом, как известно, тяжелых времен было гораздо больше, чем периодов спокойной размеренной жизни. И очень не хочется живущим поколениям, чтобы они выпали и на их долю.

Самое прискорбное то, что люди чаще всего сами открывали двери многочисленным бедам и несчастьям. Не дьявол был повинен в том, что Бог изгнал из Рая Адама и Еву, – он всего-навсего делал свое дело. Истинная вина лежала на первочеловеке, за что и понес он Божье наказание. С тех самых пор поведенческие стереотипы людские не претерпели больших изменений – по-прежнему миром движет извечно пребывающая внутри человека неудовлетворенность. И рано или поздно появляются в обществах персоны наподобие библейского Корея, которые в страстном желании преодоления этой неудовлетворённости готовы раскрыть людям все тайны мироздания и указать им истинную дорогу к справедливости и процветанию.

Но справедливость, надо полагать, означает деяние правды. А она на Земле, как известно, у каждого своя. Потому варили и будут варить люди «козленка в молоке матери его» и при этом не перестанут удивляться, почему благими намерениями их дорога всегда устилается в ад. И наверное, еще долго будут делать это в страстном желании легких и быстрых решений, потому что жизнь человеческая коротка, а от нее хочется как можно больше.

Остается только уповать на пророчество Карла Ясперса, что вслед за эпохой науки и техники обязательно настанет новое осевое время, которое кардинально изменит человечество. И научится оно в массе своей смотреть в будущее не со слепой верой в чудо, а с трезвой оценкой действительности, полагаясь на опыт предыдущих поколений. Каким образом произойдет величайшая метаморфоза –  ученому было неведомо. Но есть предположения других авторов. Одни настаивают на биологической саморегуляции вида, вторые ссылаются на необъяснимые мистически проявляющиеся общечеловеческие внутренние порывы. А третьи считают, что не надо излишне мудрствовать: на все воля Божья.

 

Конечно, все сущее от Бога. Ему ведомо, что было, что есть, что будет. Послал Он в очередной раз ангелов в рай, демонов в ад, чтобы познали они сущность человеческую до предельных глубин его.

– Да это разве рай?! – встретили ангелов с упреком души праведных. – Хоть и трудно бывало нам порой в жизни той, но уходили беды, несчастья. И терпенью радуясь своему, каждый раз жизнь начинали познавать по-новому. И от того наполнялись души благостными настроениями. Так легко и весело становилось, что, казалось, рая не надо.  

– И вы это называете адом? – с насмешкой выговаривали демонам души грешных. – Вечной болью в мире другом нам все время грозили. Но нет ее, успели уже привыкнуть к тому, что уготовано при жизни нам было. То ли дело на Земле – в ожидании кары людской так страдать приходилось нам порой, что тяжесть страданий была невыносимой, потому что страстно жить хотелось. Теперь же что? Жизнь, не жизнь – все едино.

Вернулись посланники к Богу и поведали ему все, что довелось им узнать.

– Велико притяжение Земли, – ответствовал Всевышний. – Души все еще переполнены ощущением времени. Но им ли варить козленка в молоке матери его?! Один все равно удел у них: праведным в вечном Добре раствориться, а грешным – в абсолютном Зле.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

[1] В подтверждение сахарной ценности лепешки можно привести пример из относительно недавнего прошлого многих, если не всех ныне живущих народов. Когда сладости в виде сахара и конфет были большой редкостью, в деревнях детей родители баловали накрученной на выструганную палочку молочной пенкой. Особенно ценилось «лакомство», получаемое при кипячении молозива, в котором было больше молочного сахара и жира.

[2] Гарсиласо де ла Вега, сына испанца и инкской принцессы, больше всего поразило не то, что индейцы широко практиковали людоедство. Ввергли его в шок отдельные факты, связанные с каннибализмом. В некоторых индейских племенах, писал он, пленным мужского пола победители иногда сохраняли жизнь, чтобы совокупить их со своими женщинами. Полученное таким образом потомство «мамы» выхаживали, как свое собственное. Когда дети достигали подросткового возраста, их убивали и съедали, при этом не испытывая к ним «жалости ни как к родственникам, ни как к малолетним существам».
Европейцам, пришедшим на американский континент, трудно было представить, что те, кто вытворяют такое, на что «даже звери не способны», тоже люди. И они принялись… методично уничтожать аборигенов. А когда поняли, что зачистки территорий обычным способом не безопасны и занимают слишком много времени, взяли себе в союзники болезнетворные бактерии.
Ныне живущие в европейских городах не устают удивляться жестокости их недалеких предков. Но немало сегодня тех, кто пытается оправдать сбрасывание атомных бомб на мирные города, как в стране, применившей оружие небывалой мощности, так и в государстве, против которого оно было применено.

[3] Попытка возврата к «ленинским истокам» впервые была сделана Н.С. Хрущевым в 1962-1964 гг. За предложениями по реформированию всех сторон жизни он обратился к народным массам. В созданную им Конституционную комиссию от трудящихся пришло огромное количество писем, в большинстве своем с критикой действующих в стране выборных механизмов в Советы народных депутатов, национальной политики и национально-государственного строительства.

Политбюро ЦК КПСС испугала такая чрезвычайна активность советских граждан и предлагаемая ими масштабность реформ. Потому партийная верхушка пошла на крайние жесткие меры, - свернула кампанию по сбору первичной информации, совершив прежде государственный переворот.

[4] По мнению А.Зиновьева, философа, публициста, за свои взгляды лишенного гражданства СССР, Россия никогда за всю свою историю не поднималась в своем величии до тех высот, которых она достигла, будучи Советским Союзом. И его мнению хочется верить. Изгой на своей Родине, оказавшись в принудительной эмиграции в конце 70-х годов двадцатого века, в отличие от того же А.Солженицына, он отказался от сотрудничества в деле шельмования Родины и жил в нищете. Не принял он и перестройку, тяжело переживал события лихих девяностых и пришел к печальному выводу, что Россия никогда уже не поднимется до тех высот, с которых она была низвергнута усилиями собственных руководителей. 

[5] Справедливости ради надо отметить, что новая институциональная экономическая теория, сформировавшаяся в США в первое десятилетие второй половины двадцатого века, стала известна русскоязычному читателю лишь в 1997 году после издания в России книги лауреата нобелевской премии по экономике за 1993 год Дугласа Норта«Институты, институциональные изменения и функционирование экономики». А в учебники по экономике она была включена только в начале нулевых 21 века.  

[6] Когда безысходность в условиях катастрофического дефицита государственной казны заставила короля Франции Людовика XVI назначить генеральным контролером финансов Робера Тюрго, последний предупреждал: меня будут ненавидеть и проклинать ближние ваши и народ, будут требовать моей отставки, но дайте поработать всего один год. Король, не выдержав всеобщей обструкции ученому, принявшемуся претворять в жизнь реформы, которые оказались непопулярными на всех уровнях французского общества конца восемнадцатого века, уволил его через девять месяцев. Но то, что он успел сделать за это время в последующем дали свои благотворные плоды. 

[7] Справочно: В конце прошлого столетияв связи с возросшей интенсивностью развития национальных экономик по всему миру было отмечено резкое увеличение потребления электроэнергии. Кардинальное изменение спроса на энергоносители и повышение цен на углеводородное топливо выявили неспособность вертикально интегрированных компаний адекватно отвечать на вызовы времени. Во многих странах встал вопрос о необходимости реформирования отрасли. Главным аргументом в пользу такого вывода было то, что даже в самых богатых из них был отмечен дефицит финансов, необходимых не только для инвестирования дальнейшего ее развития, но и на поддержание генерирующих предприятий в функциональном состоянии.

[8] Согласно статистическим данным, приведенным публицистом И.Земцовым в своей работе «Энциклопедия советской жизни», выпущенной в США, советские граждане проводили в очередях 800 млрд. часов в год, что примерно равнялось рабочему времени более трети работоспособного населения.