Наталья КОЖЕВНИКОВА. ДОМОВИТАЯ ЛАСТОЧКА. Из сборника стихотворений «Посреди реки и света»

 

Наталья КОЖЕВНИКОВА

ДОМОВИТАЯ ЛАСТОЧКА

Из сборника стихотворений «Посреди реки и света»

 

* * *

Утром из дома выйдешь –

В инее каждый кустик.

Словно из сердца вынешь

Жаркий комочек грусти.

Тронешь – и медленный вздох,

Осколками вниз, у ног

Серебряной пылью лёг…

 

* * *

                                           П.Филатову

Есть образ дома – стол, икона,

Окно, распахнутое в сад,

Где соловьи весной до стона

Самоотверженно свистят.

Портрет младенца над роялем,

Собранье православных книг,

Не зря звезда над ним сияла

Сегодня – целый долгий миг.

Не зря рябина пламенела

И к сердцу льнула, не таясь, –

Душа блаженная здесь смело

Над миром реяла, молясь

О вечной родине и доле

Её прощать и воспевать

Из васильков весёлых поле

И белых храмов благодать.

И не мешали ей – высокой –

Звенеть от счастья и тоски

Ни глухо запертые окна,

Ни станционные гудки,

Ни лай собак, ни лязг металла,

Ни звук обманчивых речей.

И небо медленно светало

Под треск рождественских свечей…

 

* * *

Под медленный шелест летящего снега

Лицо запрокину. Что в звуке и знаке?

То землю объяла чудесная нега

Полнощной зимы, воссиявшей во мраке.

Нет звёзд драгоценней, нет снега белее,

Чем в небе российском, чем в рощах кленовых.

Под снегом цветы, что смиренней елея,

И ягоды сладкие веток терновых.

Забывчивы звёзды – уйдут с облаками,

И землю к рассвету морозы остудят.

Но сердце, но сердце дрожит под руками

И помнит, и знает, что было и будет.

Я миру покорна, мне Женщина – имя.

Мне долго идти, но дорога к родному.

Средь смуты и лжи, средь морозного дыма –

По зыбкому снегу к желанному дому!

 

ЮЛИИ

Ах, доченька! Лики морозные в окнах стоят,

Ветра одолели. Как холодно в мире высоком,

Когда небосвод окаянною силой разъят

И солнце глядит из него угасающим оком

На землю, одевшую скорбный больничный убор,

На рощи ольховые в зыблемых льдистых серёжках,

Что звоны хранят – то звонит православный собор,

Взлетающий к облаку в огненных каменных крошках.

Мы чудным спасеньем с тобою пленимы одним.

А снег под ногами скрипит, предвещая разлуку.

Прости, что до века облеплена страхом моим,

Несёшь ты девичества стыдного радость и муку.

На этой земле повторяется всё – и не раз.

И долго, и больно смотреть мне с последнего края,

Как ты, дорогая, уходишь в назначенный час,

Тревожно и чутко меня в темноте окликая…

 

ПЁС

По узкому следу, по белому снегу

Мой пёс молодой озабоченно рвётся.

Глядит на меня удивлённо и смело:

«Ну что же, ну что же она не смеётся?».

Так жизнь беспредельна, так ветки пахучи,

Так хочется воли до хрипа напиться!

На белом, на стылом – как палевый лучик –

Дрожит и струной поводок серебрится.

А после, в покое, на ворсе ковровом,

От сытого счастья немного совея,

Клычком своим белым сверкает сурово –

Бежит, всё бежит за хозяйкой своею…

 

* * *

                                Я в жизни только раз

                                             сказал «люблю»...

                                               Ю.Кузнецов

Он в жизни столько раз сказал «люблю»,

Он слово это вывесил средь поля.

Его трепали ветры, вёсны, воля!

Потом он встретил милую свою.

Рассёк, молниеносный, грудь её,

Где сердце обезумело тугое,

Ударил гром и он забыл своё,

И солнце в небеса взошло другое.

Он ад найти осмелился в раю,

Он день прогнал обратно ночью пылкой!

И хочет он теперь сказать «люблю»,

А губы сводит жалкою ухмылкой…

 

* * *

Примирилось вскоре сердце

С нанесённой горькой меткой,

На незримом небосклоне

Ты один и я одна.

Безбоязненно и глухо

Бьёт берёза белой веткой

В строгий крестик переплёта

Затемнённого окна.

Драгоценный мир расколот.

Разлетелись все осколки

И сияют во Вселенной,

И горят во тьме земной.

Мне осталось только слушать –

Взвоют сумрачные волки

В голубых степях уральских,

Над последней тишиной.

За звездой в развёрстом небе

Будут бесы волочиться…

Чтоб не смог с тобой лукавый

Злую штуку пошутить,

Я пойду крещенской ночью

Вслед за вьюгою-волчицей

На дверях твоих закрытых

Мелом крестик начертить.

 

* * *

Я забываю постепенно

Не очертания лица,

Не разворот плечей пловца,

А радость вишни белопенной

По обе стороны крыльца.

Бездонность неба, тень узора

На нём, где туч толклись воза

(Там шла безмолвная гроза),

Но помню в зеркальце обзора

Твои спокойные глаза.

Бензина еле слышный запах,

Бинокль в коже дорогой…

Сломалась ветка под ногой,

Исчезла белка в хвойных лапах,

Исчез и ты. Но кто другой

С твоим лицом, лицом влюблённым,

Стоит на низком берегу,

Так ясно видный на снегу

Сквозь ветра свист потусторонний,

Сквозь полуночную пургу?

 

СИРЕНЬ

Зима – заступница моя!

Закутанная в плат, суровая,

Уходит в белые края,

А я – я деревце дворовое.

Распятый, влюбчивый росток,

Мне милы все щенячьи мордочки,

Трамвайный с улицы свисток

И музыка в разбитой форточке.

Как женщина, люблю тепло,

Как женщину, меня ломают полночью,

И брызжет каплями в стекло

Роса и кровь, и сок мой солнечный!

А после в грузном хрустале

Распустят ветки сны медовые,

Да так, что рюмки на столе

Забудут выкрики бедовые.

Садовник мусор уберёт.

Где ж мне, с обломанными крыльями,

Кричать, кривить зелёный рот

Над лавками, до ночи пыльными?

Но грянет трубами Покров,

Расчешет волосы мне гребнями.

Зима придёт – поднимет бровь –

И я забудусь сном серебряным.

 

* * *

Свет февраля, фиолетово-льдист,

В окнах стоит, словно память о сыне,

Мной нерождённом.

                                Цветёт декабрист.

Утром морозно, а вечером сыро.

Мальчик на санках

                  в пространство летит,

Галки орут – в холода одичали.

Мальчик смеётся, а ветер свистит,

Как озорник, у него за плечами.

Что мне за дело?

                          И мальчик чужой…

Сердце, зачем ты внутри кровоточишь?

Сумерки плачут.

                             Зима госпожой

Ходит по насту средь зрителей прочих.

 

* * *

Распахнулась небес корзинка,

Проступили цветы на белом,

И вокруг не зима, а зимка

С молодым и атласным снегом.

И на сердце совсем не саднит,

Что с тобою не встречусь боле.

Вон, как встарь, одинокий всадник

Проскакал стороною в поле.

Вслед собака бежала с лаем…

Что – пустое – в снегах искрилось?

Ослепив, поманило раем

И за крышами тихо скрылось…

 

* * *

Та забава не унылому –

Побежать в мороз большой

Босиком по снегу стылому

(Я ль не русская душой!)

В банный дух с весенним привкусом

Мяты, клевера, свечи, –

Где горит весёлым искусом

Пламя в щёлочке печи.

Где нагой, простоволосою,

Жарким сумраком дыша,

Вспомнить – было лето с осами,

С пылью звёздного Ковша,

С рощей белою, берёзовой…

Вот и стало тело розовым,

И оттаяла душа.

 

* * *

Из мартовского льда,

                          дворовой скверны,

Сырых бараков, выстроенных в ряд,

Старухи, торопясь, идут к вечерне

И тает солнца вымученный взгляд.

Стекло под каблуком,

                               как стая льдинок,

Хрустит, и тут же за углом

Собачится до слёз вокзальный рынок,

Пропахший самогоном и козлом.

Я знаю что? – Мне весело и жутко

Идти и верить в сон свой наяву,

Глядеть на пожилую проститутку,

Уткнувшуюся в жухлую траву.

На время –

               здесь всё сумрачно и зыбко…

Но тот, кто впереди меня идёт,

О воздух обопрётся без улыбки

И в ночь сырую тихо перейдёт,

На миг лишь потревожив птичьи гнёзда

И крыльями раздвинув облака.

Вечерний час. Сильней и ярче звёзды.

Печаль земная, словно вздох, легка.

 

* * *

Оттепель. Двадцать второе.

Март собирает святых.

Солнце играет сырое

В звонницах храма златых.

Греет до слёз половицу…

Хочешь, из белой муки

Выпеку жаркую птицу,

Выпущу в небо с руки?

Вольному – вольная воля!

Там ей найдётся дружок,

Речка и чистое поле,

Ангельский в горло рожок.

Туч грозовых неизбежность…

День – как сосуд из стекла.

К вечеру талая снежность

Медленной каплей стекла.

 

* * *

Многого не хочу,

Многое не дано.

Мне бы одну свечу

Звёздочкой на окно.

Дальний багряный лес

В лунном ночном плену,

Да золотых небес

Сонную тишину.

Свята земля сия.

Хочешь ты или нет,

Будет над ней сиять

Дивный Господний свет.

В мире сейчас темно,

Молнии – отблеск меча.

Страшно. Но есть окно,

Женщина и свеча…

 

* * *

                                                    Виталии

Луной полнощной твердь освещена,

Грозы далёкой лёгкое дыханье

Скользит по волосам, и тишина –

Задумчивого времени созданье,

Сквозит вокруг и сгинет в свой черёд,

Когда фиалка вспыхнет городская,

И выйдешь ты с улыбкой из ворот,

Упругим телом воздух рассекая.

И я, таясь в черёмуховой мгле,

Дичась, волнуясь, плача, негодуя

И радуясь – пойму, что на земле

Весну опять встречают молодую.

По-прежнему мир стыден и велик, –

Огни костров, далёкие напевы,

И средь листвы блистает тонкий лик

Не дочери, не девочки, но Девы…

 

* * *

В музее комната часов,

В ней пыль и запах праха.

Она закрыта на засов

От времени и страха,

Что кто-то радостный придёт

За звонами в темницу

И эти звоны заведёт,

И мир переродится.

Всего-то надо – отлепить

Печать из пластилина,

И солнце в комнату впустить

Потоком в форме клина.

Как время ринется вперёд,

Отсчитывая даты!

Закат мгновенный и восход,

Уходы и возвраты…

 

* * *

Что водой весенней смыло,

Что ветрами унесло,

Что прошло – то стало мило:

Лодка, дерево, весло.

В синем небе перехватчик,

Дым кизячный, чайки крик…

Узкоглазый скачет мальчик

Средь пастушьих повилик.

В бледном золоте потока

Рыба выглянет на миг.

И не близко, не далёко,

В сотне вёрст от снов моих

Молчаливый и рукастый,

Тяжело вздымая бок,

Поворачивается Каспий

Тёмным ликом на восток.

Уральск

 

* * *

                             О домовитая ласточка!

                                 О милосизая птичка!

                   Грудь краснобела, касаточка,

                            Летняя гостья, певичка!

                                            Г.Р. Державин

Домовитая ласточка в сени влетает –

Чья душа к человеку доверчиво льнёт?

И до сумерек облако медленно тает,

Зацепившись за взгляд у открытых ворот.

Я последняя странница в этой деревне,

Обделённой землёй и любовью земной.

По ночам настороженно смотрят деревья,

Как таинственно шепчется месяц со мной.

Как врастают в песчаник цветы золотые,

Что посажены мною в сумятице дня.

Переполнено сердце, а руки пустые –

Ни машин, ни коня, ни письма, ни огня!

Ни ползвука с дороги – поверишь потере…

До утра остановятся все поезда.

Только ласточкин писк донесётся от двери,

Только скатится в подпол слепая звезда.

 

* * *

Прости, Господь, незримого солдата,

Что степь разъял, и небо, и сады.

Там атомного месяца плоды

Созрели, как в раю твоём когда-то.

Но смерть таили в кротости небесной,

В своей бессонной памяти храня

И столп потустороннего огня,

И адский гул, и вздох из синей бездны.

От ужаса земля на миг ослепла!

Он умер. Где душа его парит?

Из облака, из космоса, из пепла

Он с нами, безъязыкий, говорит.

Он знает – нет такой вины и платы,

И плачет, бесприютный, до сих пор.

А внуки умирают, как укор…

Прости его, Господь, средь виноватых!

пос. Тоцкое-2

 

* * *

Так и рвётся из рук и из пут,

Простодушен, беспечен и бос.

Ах, подманят тебя, уведут,

Беспородный серебряный пёс!

За окном то ли снег, то ль гроза,

Он скорбит, чуя темень и свет.

Только долго посмотрит в глаза.

«Что ты знаешь?» – я крикну в ответ.

За стеною жирует попса –

У соседей гулянка идёт.

Я хвачусь – нет ни друга, ни пса, –

Явь к коленям припадочно льнёт.

А зимой средь базарных тенёт,

Голове толстолобой тесна,

Серебристая шёрстка блеснёт,

И я вздрогну от жуткого сна!