Екатерина КОЗЫРЕВА. «ЧУЮ РАДУНИЦУ БОЖЬЮ». К 120-летию со дня рождения Сергея Есенина
Екатерина КОЗЫРЕВА
«ЧУЮ РАДУНИЦУ БОЖЬЮ»
К 120-летию со дня рождения Сергея Есенина
Новенький пятитомник Сергея Есенина мягко сиял голубым цветом. Рядом стояли толстые ярко-красные с золотым тиснением тома Владимира Маяковского. На этажерке нашей, сделанной отцом, тяжёлой, выкрашенной тёмно-коричневой, почти чёрной краской, книги эти были необыкновенно красивы. Привёз их брат Юрий из Москвы.
Маяковского я читала, когда оставалась одна в доме, громко, раскачиваясь в такт слову «агитатора, горлана, главаря». В комнате брата висел графический портрет поэта.
Есенина открыла не скоро. Но каково же было моё удивление, когда после религиозных и непонятных мне стихов я стала листать наугад и встретила знакомую песню, которую пели у нас в застолье: «Отговорила роща золотая».
В школьных программах Есенина не было.
Зато у всех девчонок были тетрадки с названием Альбом. Туда мы записывали песни, стихи, высказывания, загибали уголки-секретики с пожеланиями друзей. Одна такая тетрадка сохранилась, но стихов Есенина в ней тоже не было. А вот вырезка из газеты, вклеенная рядом с альбомным стихом, много говорит о нашем детстве: «Книга – огромная сила» В.И. Ленин. Ваше любимое занятие? «Рыться в книгах». Карл Маркс. «Книга, быть может, сложное и великое чудо из всех чудес, сотворённых человечеством на пути его к счастью и могуществу будущего» (М.Горький).
Детство Есенина ещё было овеяно веком девятнадцатым.
И родное село Константиново, и Спас-Клепики, где учился Серёжа с 9 лет в церковно-учительской школе, с их природными и духовными богатствами определили его путь. Безценный благотворный запас дала Есенину дружба с Гришей Панфиловым, который был на год старше его. А также, благодаря просвещённому учителю словесности, Есенин полюбил мировую литературу и Пушкина. Недаром сверстники дали ему такое же прозвище, как Пушкину: Серёга-Монах. Именно тогда начал Серёжа писать стихи и читать их друзьям.
В первом классе написал он «Маковые побаски» и рассказ про Миколу.
Есенин ворвался в поэзию, как Гагарин в космическое пространство. Похожи они улыбкой и задором, смелостью и уверенностью первооткрывателей. Славой и любовью к планете Земля. Гагарин слышал музыку космоса, чувствовал и переживал мощное притяжение земли. Есенин всё это выразил в Слове. Поэзия его вся – порыв и движение к своему божественному назначению, к Руси-России.
«У меня нет периодов – через всё моё творчество проходит одна и та же тема: любовь к Родине».
В 1910-1914 годы он писал много. Первая публикация появилась в январе 1914 года в Москве. «В это время, – сообщает поэт в автобиографии, – у меня была написана книга стихов «Радуница». Я послал из них в петербургские журналы и, не получая ответа, поехал туда сам». Поэт утверждал, что стихотворения, включенные им в «Радуницу», были написаны им до отъезда в Петербург.
В книге много церковной лексики и церковных же образов, но в них предстают живые картины деревенского быта. Бабка Есенина привечала всех нищих, увечных и бродячих, которые пели по русским сёлам духовные стихи от «Лазаря» до «Миколы».
Так рос он в семье, пропитанной народной словесностью.
Я помню, так людно было в нашем новом доме, в селе Агаповка, недалеко от Магнитогорска, на Южном Урале. И к нам приходили странники, обездоленные, бесприютные люди. Мама стирала и чинила их одежду, кормила их, а они рассказывали, поминали и пели за гостеприимным столом. Вот одну из таких песен я услышала от Анны Васильевны Пересунько на поминках моей мамы:
Что вы, братцы, собралися,
А к вам сёстры все пришли?
Мы затем и собралися,
Чтоб усопших помянуть.
Когда были они живы,
И прожили с нами век,
А теперь мы их не видим,
И не слышим голос их.
Соберёмся же все вместе
И помянем хлебом-солью,
Каплю слёз о них прольём.
В «Радуницу» входят циклы стихов «Русь» и «Маковые побаски». По Руси ходит любимый русским народом святой Микола. Он естественно и живо вписывается в природу:
В лапоточках, словно тень,
Ходит милостник Микола
Мимо сёл и деревень.
Он говорит с народом:
Собирайте милость Божью,
Спелой рожью в закрома
– и слышит их просьбу:
Миколае-Чудотворче,
Помолись Ему за нас.
Николай Клюев, с которым Есенин был дружен всю жизнь, был ревниво удивлён, когда впервые читал «Радуницу», изданную в 1916 году: «У него Бог живой!».
Пахнет яблоком и мёдом
По церквам твой кроткий Спас,
– обращается к Руси поэт и заканчивает это стихотворение знаменитыми, зацитированными строками:
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
Другое стихотворение 1914 года «Шёл Господь пытать людей в любви» стало сразу классикой. В этом же году написано «Край любимый! Сердцу снятся…», которое поэт заканчивает очень тревожно: «Я пришёл на эту землю, чтоб скорей её покинуть». Можно сказать, что Есенин задолго чувствовал трагедию войны и революции и переживал своим чутким сердцем всё, о чём думал.
В том же 1914 году написал он стихотворение «Чую радуницу Божью»:
Чую Радуницу Божью –
Не напрасно я живу,
Поклоняюсь придорожью,
Припадаю на траву.
Между сосен, между ёлок,
Меж берёз кудрявых бус,
Под венком в кольце иголок
Мне мерещится Исус.
Он зовёт меня в дубровы,
Как во Царствие небес.
И горит в парче лиловой
Облаками крытый лес.
Голубиный дух от Бога,
Словно огненный язык,
Завладел моей дорогой,
Заглушил мой слабый крик.
Льётся пламя в бездну зренья,
В сердце радость детских снов,
Я поверил от рожденья
В Богородицын Покров.
Радуница, или Радоница, праздник обновления, пробуждения природы весной, был известен ещё в дохристианский период. С воскресением природы от зимней спячки зарождалась в народе мысль о пробуждении мёртвых. Радуница или Красная Горка – весенние поминки, а осенние бывают в родительскую или Димитровскую субботу, 7 ноября. Сразу после Куликовской битвы Димитрий Донской отправился к преподобному Сергию. В Троицком монастыре по погибшим воинам служились многочисленные панихиды. Так был учреждён день ежегодного поминовения воинов. Таким образом, праздник этот приобретает не только религиозную, но и историческую основу. Димитрий Донской, победивший Мамаево нашествие, родоначальник побед России в войнах с захватчиками, становится родным всему русскому народу!
Эту родственную, родовую, связь уловил и почувствовал Сергей Есенин.
Может и не зря, пенял ему Клюев: «Твоими «рыхлыми драчёнами» все объелись…».
Но поэт выплёскивает всё своё, деревенское, осознанно и доверчиво, смело привнося в столичную публику родное, исконно русское слово: и «потом пропахшую выть», и «в свяслах копны хлеба», и «дулейки, коливо, веретье…», и много иных, непривычных городскому уху слов.
В разговоре с И.Н. Розановым о «Радунице» Есенин признавался: «В первом издании у меня много местных, рязанских слов. Надо писать так, чтобы тебя понимали…».
И, готовя второе издание «Радуницы», исключил «непонятные» слова и четырнадцать стихотворений!
Цикл «Маковые побаски» он ставит в «Радунице» после «Руси», хотя в нём много стихов, написанных в 1910-1912-е годы. Здесь и рождение, и судьба: «Родился я с песнями, в травном одеяле… Как снежинка белая, в просини я таю, да к судьбе-разлучнице след свой заметаю». Девушке у него «звонко ветры панихидную поют… ткёт ей саван нежнопенная волна…». В праздничное Троицыно утро он говорит птахам: «Похороним вместе молодость мою».
В стихотворении 1912 года рождаются песенные мотивы: «Заиграй, играй, тальяночка, малиновы меха, Пусть послушает красавица прибаски жениха». Но следом за ним в книге стоит стих 1910 года «Подражание песне», где поэт возвращается к панихидным настроениям: «В пряже солнечных дней время выткало нить… Мимо окон тебя понесли хоронить». И ямщик поёт: «Я умру на тюремной постели, Похоронят меня кое-как». Даже в любовных стихотворениях у него «есть тоска весёлая». Такое переплетение жизни и смерти, радости и горя часто появляется у Есенина не только в раннем творчестве.
В 1914 году начинается Гражданская война, «рекрута играли в ливенку про остальные деньки», а поэт взывает к родному краю: «Край ты мой заброшенный, Край ты мой, пустырь, Сенокос некошеный, Лес да монастырь», «Я пастух, мои палаты…», «Я молюсь на алы зори, причащаюсь у ручья».
С 1915 года Есенин уже постоянно прибегает к приёму контраста. В самом радостном стихе у него «Плачет смехом бубенец».
«Сторона ль моя, сторонка, Горевая полоса…». Но в этом стихотворении впервые зримо проступает образ Спаса:
Лица пыльны, загорелы
Веки выглодала даль
И впилась в худое тело
Спаса кроткого печаль.
Ю.П. Кузнецов считал, что Есенин один только раз увидел точно образ Христа: «И целует на рябиновом кусту Язвы красные незримому Христу». Вряд ли с этим можно согласиться. Вот ещё один видимый образ:
Между сосен, между ёлок,
Меж берёз кудрявых бус,
Под венком в кольце иголок,
Мне мерещится Иисус…
Благотворное радуничное начало сопровождает всё творчество Есенина, от начала жизни и до самого его конца. Стихия поэзии охватывает его и не отпускает. Как Пушкин и Лермонтов, он проживает долго свою недолгую жизнь. Прозревает рано как поэт: «Словно я весенней гулкой ранью Проскакал на розовом коне». Недолго был розовым его Пегас, занося поэта то в Москву, отпускал его бродить «по московским изогнутым улицам», то в Петербург, где является к «богу» русской поэзии, Блоку, с чисто крестьянским своим ощущением трудного своего вхождения с «рязанских полей» в кабинет Учителя. Труд души его, понимание вступления на новую стезю в поэтическом творчестве, доводит Сергея до такого физического изнеможения, что «выступает пот на лбу». То перелетал он за океан, то возвращался в деревню. Вся жизнь Есенина – искание Бога – и вера, и безверие; и язычество, и православие, впитанное с молоком матери; и …богохульство, навеянное ветрами революции. Это и борьба с самим собой – хулиганом и кабацким кутилой. Это и осознание нарастающей скорости своей поэтической мощи, которой нужно было научиться управлять.
Знаток мировой и русской поэзии В.В. Кожинов в статье «Без религиозной основы поэзия невозможна» приводит высказывание своего учителя Михаила Михайловича Бахтина, что «истинно религиозный человек всегда находится на грани веры и безверия».
В письмах Грише Панфилову из Москвы Сергей писал «Все погрузились в себя, и если бы снова явился Христос, то Он и снова погиб бы, не разбудив эти заснувшие души».
Сергею Есенину всё было дано от Бога.
Но он сам написал о своём мировоззрении: «Розу белую с чёрной жабою я хотел на земле повенчать». Поэт принимал всю жизнь России, «как она есть», следуя пушкинскому завету.
В 2005 году в серии ЖЗЛ издательства «Молодая Гвардия» вышло третье издание книги «Сергей Есенин», исправленное и дополненное. Написали её известные литераторы, отец и сын, С.Ю. и С.С. Куняевы. В ней жизнь и творчество поэта показаны в наибольшей полноте. Так же полно принимают его и читатели всех уровней и в России, и за рубежом.
Здесь же мне хотелось понять, как зарождалось и развивалось в поэте чувство родины, Руси православной.
В своё время стихи Есенина из цикла «Москва кабацкая» вызвали как восхищение, так и возмущение и неприятие. Но когда находишь в них же откровение поэта:
И за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в Благодать,
Положите меня в белой рубашке
Под иконами умирать,
– то понимаешь, что Бог всегда жил в нём.
Первая книга «Радуница» изменялась Есениным и переиздавалась ещё три раза. Поэт написал художественное произведение о той самой Руси, которую не хотели знать и видеть в салонных кружках представители разных «измов». В «Радунице» свободная стихия есенинского слова соседствует с реалистическим и мистическим. С благодатью природных стихов и лучшими сторонами деревенской жизни.
В вышеназванной статье Вадим Кожинов говорит, что «если в стихотворении поэзия обнимает весь мир, если в нём есть чувство вечности, оно без сомнения религиозно. А вечность можно уловить только в мгновении».
Конечно, речь идёт о художественном воплощении религиозности в стихах.
В августе 1915 года Есенин опубликовал поэму «Русь» полностью в журнале «Северные записки» и, как говорится, сразу проснулся известным. Отделка стихов, как отмечают его современники, была совершенна!
Уже тогда поэт противостоял «упаднической» литературе. Мысль о вечном звучит во всех стихах «Радуницы». Поэт верит в возможность спасения Родины через вечные заповеди, по которым и жила Россия.
Чувство родины у Есенина – есть чувство пути. Он часто задумывался на этом пути над пушкинским «Жизнь, зачем ты мне дана?», задавая себе вопросы: «Зачем жить? Зачем жизнь?». Гриша Панфилов написал ему: «А всё-таки я думаю, что после смерти есть жизнь другая». (Есенин приводит эту строку в письме к Панфилову 1913 года из Москвы.)
Остался отрывок начатого им стихотворения, а может быть, и поэмы «Смерть».
Кто скажет и откроет мне,
Какую тайну в тишине
Хранят растения немые
И где следы творенья рук.
Ужели все дела святые,
Ужели всемогущий звук
Живого слова сотворил.
Поэт сам ответил на свой вопрос: – Зачем жить? Чтобы оставалась тайна творчества – где «все дела святые… всемогущий звук живого слова сотворил».