Валерий ДАНИЛЕНКО. О КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИХ РАЗМЫШЛЕНИЯХ АЛЕКСАНДРА БЛОКА. На материале его дневников

 

Валерий ДАНИЛЕНКО

О КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИХ РАЗМЫШЛЕНИЯХ АЛЕКСАНДРА БЛОКА

На материале его дневников

 

Если же мы будем говорить о приобщении человечества к культуре, то неизвестно ещё, кто кого будет приобщать с большим правом: цивилизованные люди – варваров, или наоборот: так как цивилизованные люди изнемогли и потеряли культурную цельность; в такие времена бессознательными хранителями культуры оказываются более свежие варварские массы.

                                                   А.А. Блок. Крушение гуманизма

 

О поэзии Александра Александровича Блока (1880-1921) написаны горы книг и статей. Нередко в них цитируются и его дневниковые записи. Но я не нашёл ни одной работы о его дневниках в целом. Между тем дневник – самый честный жанр. Как правило, он не рассчитан на внешнего адресата. Вот почему автор дневника предстаёт перед его будущим читателем в наиболее «реалистическом» виде. Цель настоящей статьи – взглянуть на дневники А.А. Блока с культурологической точки зрения, т.е. приглядеться к наиболее ярким культурологическим размышлениям его автора о религии, науке, искусстве, нравственности, политике и языке.

 

РЕЛИГИЯ

 

Религией А.А. Блока была поэзия. Ещё в молодости он записал: «Стихи – это молитвы. Сначала вдохновенный поэт-апостол слагает её в божественном экстазе. И всё, чему он слагает её, – в том кроется его настоящий бог» (Блок А.А. Собрание сочинений в шести томах. Том 6. М, 1971. – С.102: 7 января 1902). К этому богу поэт приобщает своего чуткого читателя: «Потом чуткий читатель. Вот он схватил жадным сердцем неведомо полные для него строки, и в этом уже и он празднует своего бога» (там же). «Бог» здесь – метафора. Она призвана поднять поэзию на божественную высоту.

Но каким было отношение А.А. Блока не к метафорическому богу, а к настоящему – Иисусу Христу? Противоречивым. С одной стороны, со школьной скамьи мы помним, как заканчивается поэма «Двенадцать» (указ. собр. соч. А.А.Блока. Т.3. – С.243):

...Так идут державным шагом,

Позади – голодный пёс,

Впереди – с кровавым флагом,

И за вьюгой невидим,

И от пули невредим,

Нежной поступью надвьюжной,

Снежной россыпью жемчужной,

В белом венчике из роз –

Впереди – Исус Христос.

 

А с другой стороны, в то самой время, когда шла интенсивная работа над поэмой «Двенадцать», в своём дневнике А.А. Блок оставил запись, которая свидетельствует о том, что его автор собирался написать пьесу на евангелический сюжет. Иисус в ней должен был бы предстать в следующем виде: «не мужчина, не женщина» (что бы это значило?), «художник. Он всё получает от народа (женская восприимчивость). «Апостол» брякнет, а Иисус разовьёт», «задумчивый и рассеянный, пропускает их разговоры сквозь уши: что надо, то в художнике застрянет» (Т.6. – С.322-323: 7 января 1918). Об апостолах в свою очередь сказано: «Апостолы воровали для Иисуса (вишни, пшеницу). Их стыдили… Иисуса арестовали. Ученики, конечно, улизнули… Остальное – судебная комедия» (там же).

Даже и этих беглых строчек достаточно, чтобы увидеть, что А.А. Блок собирался представить евангелический сюжет в далеко не боговдохновенном духе. В этом нет ничего удивительного: его переосмысление он собирался осуществить по книге Эрнеста Ренана «Жизнь Иисуса» (1860). В этой книге французский учёный шаг за шагом демифологизирует ортодоксальные представления о жизни Иисуса Христа. Большая часть из них, с его точки зрения, – вымысел евангелистов.

Вот то немногое, что, по Э.Ренану, не подлежит сомнению: «Я уже говорил об этом и повторяю ещё раз: если заставить себя, излагая жизнь Иисуса, упоминать только о несомненных фактах, то пришлось бы ограничиться лишь несколькими строчками. Он существовал, был родом из Назарета в Галилее. Проповедь его была обаятельна, и от неё сохранились в памяти его учеников афоризмы, глубоко в ней запечатлевшиеся. Главными из его двух учеников были Кифа и Иоанн, сын Зеведеев. Иисус возбудил к себе ненависть правоверных евреев, которым удалось предать его смертной казни при содействии Понтия Пилата, бывшего в то время прокуратором Иудеи. Он был распят на кресте за воротами города. Спустя некоторое время распространился слух, будто он воскрес. Вот всё, что вам было бы известно с достоверностью» (Ренан Э. Жизнь Иисуса).

Отсюда следует, что чудеса, приписываемые Иисусу Христу, – выдумка евангелистов. С дипломатической хитрецой Э.Ренан пишет о том, что он лично против чуда ничего не имеет, но всё дело в том, что наука не подтвердила реальность ни одного чуда. В своей книге он лишает Иисуса Христа чудодейственных способностей, а это означает, что он развенчивает его как бога, ибо бога без этих способностей не бывает. По этому пути и собирался идти А.А. Блок в задуманной пьесе об Иисусе Христе.

Двойственность отношения А.А. Блока к основателю христианства обнаруживается в записи, сделанной 10 марта 1918 г. С одной стороны, он писал: «Если бы в России существовало действительное духовенство, а не только сословие нравственно тупых людей духовного звания, оно давно бы «учло» то обстоятельство, что «Христос с красногвардейцами». Едва ли можно оспорить эту истину, простую для людей, читавших Евангелье и думавших о нём» (с.335). А с другой стороны, эта запись заканчивается так: «Разве я «восхвалял»? (Каменев). Я только констатировал факт: если вглядеться в столбы метели на этом пути, то увидишь «Исуса Христа». Но я иногда сам глубоко ненавижу этот женственный призрак» (там же).

Как совместить эти два взгляда на Иисуса Христа со стороны автора поэмы «Двенадцать»? В первом случае он выступает как автор, адресующий свою поэму читателям из простого народа, чтобы убедить их в святости революции, ибо она очищает землю от буржуазной черни, а во втором случае он пишет о собственном отношении к Иисусу. В этом отношении преобладал негативизм. В одном из писем он с раздражением писал об Иисусе Христе: «Я Его не знаю и не знал никогда» (Турков А.М. Александр Блок. М., 1969. – С.62).

 

НАУКА

 

Летом 1902 г. А.А. Блок размышлял о четырёх культурологических категориях – боге, истине, красоте и добре. Из стремления к постижению первой из них родилась религия, из стремления к постижению второй – наука, из стремления к постижению третьей – искусство и из стремления к постижению четвёртой – нравственность. По своему содержанию, с его точки зрения, истина богаче красоты и добра. Последние лишь подражают первой, но вовсе не исчерпывают всего её содержания. Вот как А.А. Блок резюмировал свои размышления об иерархии перечисленных духовно-культурных идеалов: «Красота (искусство) и Добро подражают Истине, но исчерпывают лишь малые её элементы, которые в синтезе (не логическом) дают новое «нечто», чего нет ни в Красоте, ни в Добре» (т.6. – С.125: 13 июля 1902).

Может показаться странным, что науку здесь А.А. Блок ставит выше искусства и нравственности. Но следует учесть, что приведённые слова написаны не только начинающим поэтом, но и начинающим исследователем: их автор в это время был студентом славяно-русского отделения филологического факультета Петербургского университета. Он ещё был на распутье – между искусством и наукой. С одной стороны, уже вышло его самое известное стихотворение «мистического лета» 1901 г. «Предчувствую Тебя. Года проходят мимо…», а с другой стороны, в его дневнике мы обнаруживаем черновики его научных статей. С увлечением он исследовал историю русской литературы, мифологию славян, их фольклор и языки. В дальнейшем он выберет путь художника, но учёный в нём продолжал жить до конца его дней. Об этом свидетельствуют его многочисленные статьи. Об этом свидетельствуют его многочисленные дневниковые записи. Возьмём, например, его записи о философии.

В философии его кратковременным кумиром оказался Владимир Соловьёв. Вот какую восторженную запись о нём мы можем прочитать у А.А. Блока: «На великую философскую борьбу вышел гигант – Соловьёв… Осыпались пустые цветы позитивизма, и старое древо вечно ропщущей мысли зацвело и зазеленело метафизикой и мистикой. Страницы новых учений озарились неудержимым потоком любовного света…» (с.103: 7 января 1902).

Под влиянием В.С. Соловьёва А.А. Блок собирался стать основателем особого направления в философии – мистического. «Давно уже хочу я положить основание мистической философии», – писал он 26 июня 1902 г. (с.121). Но «основание мистической философии» автору этих слов положить не удалось. Довольно быстро он разочаровался в учении своего философского учителя. В июне 1904 г. он писал: «Я в этом месяце силился одолеть «Оправдание добра» Вл. Соловьёва и не нашёл там ничего, кроме некоторых остроумных фраз – форму средней глубины и непостижимой скуки. Хочется всё делать напротив, назло» (указ. книга А.Т. Туркова. – С.62).

А.А. Блок расценивал науку в качестве «чернорабочего», инструментом которого является исследовательский метод (Т.6. – С.125: 13 июля 1902). Но он был против догматизации каких-либо методов, даже если они были разработаны великими людьми. Он писал: «Догматизм, как утверждение некоторых истин, всегда потребен в виде основания (ибо надо же исходить из какого-нибудь основания). Но не лучше ли «без догмата» опираться на бездну – ответственность больше, зато – вернее» (с.118: 22 марта 1902). Под «бездной» здесь имеется в виду бесконечное многообразие реального мира. Мысль, высказанная в этой записи, перекликается с известными гётевскими строчками:

Суха теория, мой друг,

А древо жизни вечно зеленеет.

 

В зрелые годы А.А. Блок направил свои философские размышления по науковедческому руслу. В синтезировании и систематизации данных, полученных частными науками, великий позитивист Герберт Спенсер совершенно справедливо видел главное назначение философии: «…объе­динённое знание возможно, и цель философии – достижение его … Философия – вполне объединённое знание» (Антология мировой философии. Т. 3. – М., 1971. – С.609). Но А.А. Блок, к сожалению, этого в позитивизме не заметил. Вот почему, как и в молодые годы, в позитивизме (к которому он добавил материализм) он по-прежнему видел главный источник чрезмерной дифференциации современной науки.

В статье «Крушение гуманизма» (1919) А.А. Блок нашёл одну из причин утраты ренессансного гуманизма в том, что процессы дифференциации в науке стали преобладать над процессами её интеграции. Наука в результате рассыпалась на множество дисциплин, часто между собой не связанных. Вот какую формулировку этой ситуации сделал А.А. Блок в своём дневнике: «Научное движение принимает характер позитивизма и матерьялизма; оно разбивается на сотни отдельных движений (методов, дисциплин)» (т.6. – С.359: 31 марта 1919).

Приведённая дневниковая запись развёртывается в статье «Крушение гуманизма» следующим образом: «В области науки именно в эту пору резко определяются два поприща: науки о природе и науки исторические; те и другие орудуют разными методами; те и другие дробятся на сотни дисциплин, начинающих в свою очередь работать различными методами. Отдельные дисциплины становятся постепенно недоступными не только для непосвящённых, но и для представителей соседних дисциплин. Является армия специалистов, отделённая как от мира, так и от своих бывших собратий стеной своей кабинетной посвящённости» (т.5. – С. 462). Несправедливый упрёк в адрес позитивистов и материалистов, как видим, А.А. Блок в статье убрал.

Проблема чрезмерной дифференциации науки приобрела в наше время чудовищную форму. Вот как об этом написали современные исследователи: «Чрезвычайная, искусственная специализация науки стала отторгать учёных-мыслителей, систематизаторов, строителей целостных теорий. Убогое мелкотемье стало ликом сегодняшней науки. Удел современного учёного – изучать строение левой задней ножки блохи, не пытаясь воспарить разумом до таких высот, как осмысление строения всей блохи целиком… Вульгарно-утилитарный подход, расчленяющий проблему на мелкие детали и не рассматривающий систему как целое проник и в науки о человеке, в частности, в медицину, изуродовав эту науку. Так возникла армия врачей – «специалистов», которые лечат искусственным вмешательством в организм посредством химических веществ или ножа хирурга, забывая, что человек есть целостная система, управляемая духовным началом… Сегодня великого Д.И. Менделеева обвинили бы в том, что он лишь систематизирует чужие данные, не получая оригинальных. Сегодня его наверняка снова не выбрали бы в Академию, и даже, пожалуй, выгнали бы из академического института – уж очень мало писал он статей, потратив слишком много времени на свой “Периодический Закон”» (Бояринцев В.И., Фионова Л.К. Кризис мировой науки: ДЗВОН, 2010.21.2)

Д.И. Менделеев, как известно, был тестем А.А. Блока. Поэт мог воочию наблюдать за учёным, который был энциклопедически образованным человеком. Чрезвычайно широким научным – философским и культурологическим – кругозором обладал и его зять.

 

ИСКУССТВО

 

А.А. Блок был художником. Вот почему размышления об искусстве в его дневнике занимают преобладающее место. Выделим здесь лишь наиболее важные дневниковые суждения поэта о некоторых направлениях в русской поэзии.

1902 год был для студента Александра Блока годом выбора дальнейшего пути: поэзия или наука? А если поэзия, то по какому пути идти в ней? Он стал вписывать себя в декадентство. Но «декадентство» А.А. Блока было весьма сомнительным. Репутацию декадента он создал себе главным образом сам. При этом понимание декадентства у него было крайне противоречивым. Он делил декадентов на две группы – хорошие и дурные. Последние соответствуют этимологии слова décadence «упадок», а первые – нет. А.А. Блок был против того, чтобы «хороших декадентов» называть декадентами. Он писал: «Есть два рода литературных декадентов: хорошие и дурные; хорошие – это те, которых не следует называть декадентами (пока только отрицательное определение); дурные – те, кому это имя принадлежит, как по существу, так и этимологически» (т.6. – С.105: 7 января 1902).

С этим нельзя не согласиться. Между тем, пренебрегая первоначальным заявлением, сам А.А. Блок стал относить к «хорошим декадентам» Ф.И. Тютчева, А.А. Фета, Я.П. Полонского и В.С. Соловьёва. В этом ряду он мыслил и самого себя. Ф.И. Тютчев в нём выглядит как основатель декадентства в русской поэзии. Но – только в русской, а в Древнем Риме им был… Вергилий, живший ещё в I в. до н.э.

О Вергилии у А.А. Блока написано следующее: «…как это ни странно «публике» – декадентство в самом неподдельном виде встречается и… у Вергилия» (с.109). В свою очередь Ф.И. Тютчева А.А. Блок называет «явным декадентом» (там же). Но в чём же состояло декадентство Ф.И. Тютчева? «Примером ярко декадентского настроения могут служить стихотворения «Безумие» и «Весь день она лежала в забытьи». Первое напоминает современную живопись – какое-то странное чудовище со «стеклянными очами», вечно устремлёнными в облака, зарывшееся «в пламенных песках». Второе – ясное искание «глубинных» чувств…» (там же). Так в чём же здесь декадентство? Где здесь «упадничество»? Нет ответа.

Может быть, не стоит придавать значение противоречивым размышлениям молодого А.А. Блока о сущности декадентства? Может быть, но репутация декадента за ним в дальнейшем прочно закрепилась. Как декадента его воспринимал А.М. Горький. В своих воспоминаниях о нём А.М. Горький писал: «…это человек, чувствующий очень глубоко и разрушительно. В общем: человек «декаданса» (Горький М. Литературные портреты. – М., 1961. – С.369).

В чём же состояло разрушительство А.А. Блока? Может быть, в таком его «упадническом» стихотворении, как это:

Как тяжело ходить среди людей

И притворяться не погибшим,

И об игре трагической страстей

Повествовать ещё не жившим.

 

И вглядываясь в свой ночной кошмар,

Строй находить в нестройном вихре чувства,

Чтобы по бледным заревам искусства

Узнали жизни гибельный пожар!

                                                      (10 мая 1910)

Или, может быть, в декадентские можно записать такие его строчки:

Похоронят, зароют глубоко,

Бедный холмик травой порастёт,

И услышим: далёко, высоко

На земле где-то дождик идёт…

 

Никакого упадничества здесь нет. Здесь есть только гольная трагическая правда. К тому же А.А. Блок её смягчает последним четверостишьем:

Торопиться не надо, уютно;

Здесь, пожалуй, подумаем мы,

Что под жизнью беспутной и путной

Разумели людские умы.

                                             (18 октября 1915)

 Если в подобных стихотворениях А.А. Блока находить decadence, то в декаденты надо зачислить чуть ли не всех русских поэтов – А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева, Н.А. Некрасова и т.д. Не буду здесь приводить их стихотворения о трагичности человеческой жизни, заканчивающейся неизбежной смертью, скажу только одно: слухи о декадентстве А.А. Блока явно преувеличены.

Сам А.А. Блок в зрелые годы перестал размышлять о декадентстве, он стал иронично относиться к любым литературным ярлыкам вообще. Вот так, например:

 Критик, громя футуризм,

 Символизмом шпынял,

 Заключив реализмом.

                                     (24 мая 1914)

Но в своих дневниках А.А. Блок иногда позволял себе поразмышлять о литературных направлениях в поэзии. По поводу модернистской поэзии он писал: «О модернистах я боюсь, что у них нет стержня, а только – талантливые завитки вокруг пустоты» (с.228: 11 октября 1912).

В следующем году на поэтическом горизонте замаячат футуристы. Следуя своему юношескому завету не быть догматиком, он открывает перед ними зелёную дорогу и даже ставит их выше акмеистов: «Футуристы в целом, вероятно, явление более крупное, чем акмеизм. Последние – хилы, Гумилева тяжелит "вкус", багаж у него тяжёлый (от Шекспира до... Теофиля Готье), а Городецкого держат, как застрельщика с именем; думаю, что Гумилев конфузится и шокируется им нередко. Футуристы прежде всего дали уже Игоря Северянина. Подозреваю, что значителен Хлебников. Е.Гуро достойна внимания. У Бурлюка есть кулак. Это – более земное и живое, чем акмеизм» (с.252: 25 марта 1913).

Но самую главную заслугу футуристов А.А. Блок увидел вот в чём: «Пушкина научили любить опять по-новому – вовсе не Брюсов, Щеголев, Морозов и т.д.; а... футуристы. Они его бранят, по-новому, а он становится ближе по-новому» (с.261: 9 января 1914).

А.С. Пушкин был для А.А. Блока синонимом Поэта. В последний раз он успел объясниться ему в любви ровно за семь месяцев до своей смерти 7 августа 1921 г. в речи «О назначении поэта», произнесённой в Доме литераторов на торжественном собрании в 84-ю годовщину смерти А.С. Пушкина. Эта речь – последний поклон одного поэтического гения другому поэтическому гению. Готовясь к этой речи, А.А. Блок записал 7 февраля 1921 г. в своём дневнике: «Перед нашими глазами с детства как бы стоит надпись; огромными буквами написано: Пушкин. Это имя, этот звук наполняет многие дни нашей жизни. Имена основателей религий, великих полководцев, завоевателей мира, пророков, мучеников, императоров – и рядом это имя: Пушкин. Как бы мы не оценивали Пушкина – человека, Пушкина – общественного деятеля, Пушкина – друга декабристов, Пушкина – мученика страстей, всё это бледнеет перед одним: Пушкин – поэт. Едва ли найдется человек, который не захочет прежде всего связать с именем Пушкина – звание поэта» (с.377). Это высокое звание пронёс через свою жизнь и автор этих слов.

  

НРАВСТВЕННОСТЬ

 

Добро и зло – вот два полюса нашей нравственности. У А.А. Блока они нашли такую форму:

И отвращение от жизни,

И к ней безумная любовь.

 

На одном полюсе у А.А. Блока было отвращение к черни, на другом – любовь к близким женщинам. Вот как, например, он описывал представительницу первого из них – свою соседку: «Чувство неблагополучия (музыкальное чувство, ЭТИЧЕСКОЕ – на вашем языке) – где оно у вас? Как буржуи, дрожите над своим карманом. В голове этой барышни за стеной – какая тупость, какая скука: домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают. Когда она наконец ожеребится? Ходит же туда какой-то корнет. Ожеребится эта – другая падаль поселится за переборкой, и так же будет выть, в ожидании уланского жеребца» (с.321-322: 5 января 1918).

Самыми дорогими существами на свете для А.А. Блока были мать и жена. В жизни между ними не было близости. Зато в дневниках А.А. Блока записи о них часто оказывались рядом. Их сближала любовь его автора. Вот только одна из них: «Милая (Люба. – В.П.) занималась книжками с гравюрами, сейчас тихонько ложится в постельку. Мама – печальная, грустная, ей тяжело. Господь с тобой, мама» (с.234: 20 ноября 1912).

Где это всё? Куда уходит наша любовь? Куда уходит наша ненависть? Куда уходит наша жизнь? Нет ответа. Но у живущих всё по-прежнему:

И отвращение от жизни,

И к ней безумная любовь.

 

 Как бы мы ни изощрялись в объяснении этой гениальной формулы нашего отношения к жизни, но отвращение идёт в конечном счёте от сознания нашей уникальности в этом мире, а любовь – от сознания нашего единства с другими людьми. Иначе говоря, в основе любви лежит мысль о сходстве между людьми, а в основе ненависти – о разнице между ними.

Мы, люди, в большей мере похожи друг на друга в нашей телесной жизни, но нас разделяют чудовищные различия в области душевной и культурной жизни. С одной стороны, мы видим В.И. Вернадского, А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, А.А. Блока и т.п. гениев, продвинувшихся на пути очеловечения на расстояние, непреодолимое для большинства, о котором А.М. Горький сказал очень просто:

А вы на земле проживёте,

Как черви слепые живут.

Ни сказок о вас не расскажут,

Ни песен о вас не споют.

 

Но сосредоточенность на своей элитарной уникальности очень опасна: она ведёт в пределе к полной отъединённости от тех, о ком ни сказок не расскажут, ни песен не споют. Тогда рождается отвращение – к «грудам человеческого шлака» (с.378), рождается отвращение к людям, которых А.А. Блок обобщённо называл чернью, а иногда и повыразительнее – обезьянами (Чуковский К.И. Современники. Портреты и этюды. – М., 1967. – С.268). Но среди обезьян очень трудно жить. Как быть? Жить среди людей. А это и означает:

И отвращение от жизни,

И к ней безумная любовь.

 

ПОЛИТИКА

 

А.А. Блок никогда не жил вне политики. Но за горло она его схватила в последние годы его жизни – начиная с 1917 г. Он стремился быть независимым. После февральской революции 1917 г. он писал: «Я никогда не возьму в руки власть, я никогда не пойду в партию, никогда не сделаю выбора, мне нечем гордиться, я ничего не понимаю» (т.6. – С.303: 13 июля 1917 г.). Но выбор всё-таки пришлось сделать: в начале 1918 г. он написал свою поэму «Двенадцать».

Вне политики А.А. Блок жить не мог. «”Жить вне политики” (Левинсон)? – записывает автор «Стихов о прекрасной даме» 28 марта в 1919 г. – С какой же это стати? Это значит – бояться политики, прятаться от неё, замыкаться в эстетизм и индивидуализм, предоставлять государству расправляться с людьми, как ему угодно, своими устаревшими средствами. Если мы будем вне политики, то значит – кто-то будет только «с политикой» и вне нашего кругозора и будет поступать, как ему угодно» (с.357).

Переход А.А. Блока на сторону большевиков вызвал бурю негодующего визга в стане мережковских. Но он сделал его сознательно: он остался со своим народом. Само падение привилегированных сословий после революции 1917 г. он расценивал как историческое возмездие за их социальный паразитизм.

Социальному равенству А.А. Блок придавал очеловечивающее значение: «Одно только делает человека человеком: знание о социальном неравенстве» (с.336: 12 мая 1918). Это знание кричит: если у одних были «досуг, деньги и независимость, рождались гордые и независимые (хотя в другом и вырожденные) дети» (с.353: 6 января 1919), то другие жили по преимуществу в бедноте.

А.А. Блок вспоминал о Шахматове: «Я любил погарцевать по убогой деревне на красивой лошади; я любил спросить дорогу, которую знал и без того, у бедного мужика, чтобы «пофорсить», или у смазливой бабёнки, чтобы нам блеснуть друг другу мимоходом белыми зубами… Всё это знала беднота. Знала она это лучше ещё, чем я, сознательный. Знала, что барин – молодой, конь статный, улыбка приятная, что у него невеста хороша и что оба – господа. А господам, – приятны они или нет, – постой, погоди, ужотко покажем. И показали. И показывают. И если даже руками грязнее моих… выкидывают из станка книжки даже несколько «заслуженного» перед революцией писателя, как А.Блок, то не смею я судить. Не эти руки выкидывают, да, может быть, не эти только, а те далёкие, неизвестные миллионы бедных рук; и глядят на это миллионы тех же не знающих, в чём дело, но голодных, исстрадавшихся глаз, которые видели, как гарцевал статный и кормленый барин» (там же).

У него разграбили усадьбу в Шахматове, а он не смеет судить своих грабителей! Поистине святым человеком был А.А. Блок! 

В статье «Интеллигенция и революция» (январь 1918) А.А. Блок воскликнул: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием – слушайте Революцию» (т.5. – С.406). А.А. Блок принял революции потому, что ненавидел старый мир. Он надеялся, что она «произведёт отбор в грудах человеческого шлака» (т.6. – С.378: 7 февраля 1921) и приведёт «к образованию новых существ» (там же). Что такое – усадьба в Шахматове – по сравнению с этой великой целью?

 

ЯЗЫК

 

По базовому образованию, как мы помним, А.А. Блок был филологом, но проблемы теоретической лингвистики, в отличие от А.С.Пушкина (см.: Даниленко В.П. Лингвокультурологические воззрения А.С.Пушкина // Литературная учёба, 2009, №5. – С.103-111), его не заинтересовали. К языкам у него был практический интерес. Об этом свидетельствуют, в частности, множество греческих, латинских, французских и других иноязычных выражений, рассыпанных в его дневниковых записях. Но превыше всех он ставил родной язык.

Русский язык был для А.А. Блока естественной средой обитания. Он жил им, наслаждался им, знал его тонкости, сочинял на нём свои бессмертные поэтические творения. Отсюда не следует, что он принимал его целиком. С раздражением он воспринял тот нарождающийся «новояз», который стал получать распространение уже после февральской революции 1917 г. Его обуяла ностальгия по старому русскому языку – языку искусства. 24 июня 1917 г. он с отчаянием записал: «Господи, Господи, когда наконец отпустит меня государство, и я отвыкну от жидовского языка и обрету вновь свой, русский язык, язык художника?» (Блок А. Избранное. – М., 1995. – С.493).

У А.А. Блока имеется в дневнике лишь одна запись, которая имеет непосредственное отношение к языку, но не к языку вообще, а к поэтическому языку.

Ещё в 1904 г. он создал в своём дневнике перл, метафорически описывающий словесную структуру стихотворения. Вот он: «Всякое стихотворение – покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся, как звёзды. Из-за них существует стихотворение. Тем оно темнее, чем отдалённее эти слова от текста. В самом тёмном стихотворении не блещут отдельные слова, оно питается не ими, а тёмной музыкой пропитано и пресыщено. Хорошо писать и звёздные и беззвёздные стихи, где только могут вспыхнуть звёзды или можно их самому зажечь» (т.6. – С.147-148: 19 мая 1904).

Упоминание о музыке здесь неслучайно. Музыку А.А. Блок рассматривал чуть ли не как основу мироздания. Он, в частности, подчинял ей поэзию. Вот какие неожиданные для поэта тезисы мы у него обнаруживаем в его дневнике: «Музыка потому самое совершенное из искусство, что она наиболее выражает и отражает замысел Зодчего… Музыка творит мир… Поэзия исчерпаема (хотя ещё долго способна развиваться, не сделано и сотой доли), так её атомы несовершенны – менее подвижны. Дойдя до предела своего, поэзия, вероятно, утонет в музыке. Музыка предшествует всему, всё обусловливает» (с.171: 29 июня 1909).

Эту же мысль он повторил через десять лет, 31 марта 1919 г., придав ей эволюционную форму: «Вначале была музыка. Музыка есть сущность мира. Мир растёт в упругих ритмах. Рост задерживается, чтобы потом «хлынуть». Таков закон всякой органической жизни на земле – и жизни человека и человечества. Волевые напоры. Рост мира есть культура» (с.358).

Если сказать обобщённо, то выйдет так: этот мир возник не из первобытного хаоса (Гесиод), не из воды (Фалес), не из апейрона (Анаксимандр), не из воздуха (Анаксимен), не из атомов (Демокрит) и даже не из сверхплотного вещества, как думают современные физики, а из… музыки. Надо полагать, что в ней этот мир и исчезнет. Приблизительно таким было мироощущение великого русского поэта Александра Александровича Блока.