Валерий ДАНИЛЕНКО. ТУДА, ГДЕ СМЕРТЬ КОНЧАЕТСЯ ВЕСНОЙ… Эволюционный образ мира в поэзии Н.А. Заболоцкого

 

Валерий ДАНИЛЕНКО

ТУДА, ГДЕ СМЕРТЬ КОНЧАЕТСЯ ВЕСНОЙ…

Эволюционный образ мира в поэзии Н.А. Заболоцкого

 

Николая Алексеевича Заболоцкого (1903-1958) можно сравнить с такими людьми, как Чарлз Дарвин и Лев Толстой. Что же даёт нам право ставить его в один ряд с ними? Ядро, сердцевину его творческого наследия составляет эволюционная поэзия. Ч.Дарвин же и Л.Н. Толстой были выдающимися эволюционистами; первый – в науке, а другой – в нравственности.

В заметке «Почему я не пессимист» Н.А. Заболоцкий в краткой форме изложил своё мировоззренческое кредо. Его суть состоит в утверждении поэтом эволюционного единства с миром. Он писал: «Я поэт, живу в мире очаровательных тайн. Они окружают меня всюду. Растения во всём их многообразии – эта трава, эти цветы, эти деревья – могущественное царство первобытной жизни, основа всего живущего, мои братья, питающие меня и плотью своею, и воздухом, – все они живут рядом со мною. Разве я могу отказаться от родства с ними?.. Косноязычный мир животных, человеческие глаза лошадей и собак, младенческие разговоры птиц, героический рёв зверя напоминают мне мой вчерашний день. Разве я могу забыть о нём?.. Я – человек, часть мира, его произведение. Я – мысль природы, её разум. Я часть человеческого общества, его единица. С моей помощью и природа, и человечество преобразуют самих себя, совершенствуются, улучшаются» (Заболоцкий Н.А. Огонь, мерцающий в сосуде… – М., 1995. – С.846).

Только что процитированную книгу издал сын поэта – Никита Николаевич. В ней приведены не только лучшие стихи его отца, но и его письма, воспоминания современников, научные статьи о его творчестве. Эволюционной стороне его поэзии, в частности, посвящены статьи А.А. Урбан и Т.Г. Мальчуковой. Из них, а также и из других материалов мы узнаём, что к эволюционистскому мировоззрению Н.А. Заболоцкий шёл вполне сознательно. Первый толчок к нему, по его собственному признанию, он получил от «Диалектики природы» Ф.Энгельса. Для становления его эволюционизма также большое значение имело его знакомство с трудами К.Э. Циолковского и В.И. Вернадского. Заметное влияние на него оказала также натурфилософия В.Хлебникова – поэта, у которого он учился писать свои собственные стихи.

К концу 20-х гг., по прошествии нескольких лет после окончания филологического факультета Ленинградского педагогического института им. А.И. Герцена, Н.А. Заболоцкий ещё теоретически вырабатывал свой эволюционизм, а в 30-х гг. появляются его зрелые поэтические плоды («Венчание плодами», «Вчера о смерти размышляя, «Метаморфозы» и др.). Тюрьма и лагерь (1938-1944) не давали ему писать стихи, но не поколебали его эволюционизма. В послевоенное время, так сказать, восстав из пепла, он создает второй цикл эволюционной поэзии («Читайте, деревья, стихи Гезиода», «Я не ищу гармонии в природе», «Завещание», «Сквозь волшебный прибор Левенгука» и др.). В своих стихах, а также и поэмах («Торжество земледелия», «Деревья» и др.) Н.А. Заболоцкий создал свой, поэтический, вариант структурно-эволюционной картины мира. В центре этой картины находятся взаимоотношения между человеком и природой.

М.Г. Мальчукова писала: «Заболоцкого называют поэтом-философом. Определение верное, но довольно общее… Мы знаем философскую поэзию, которая перелагает в стихи расхожие мысли и готовую школьную мудрость. Поэзия Николая Алексеевича Заболоцкого иного рода. Мы обнаруживаем в ней особенное видение мира и особое его постижение в живом слове и образе» (с.888).

В чём же состоит своеобразие художественного мировидения у Н.А. Заболоцкого? В чём оно выразилось? Какие основные признаки его художественной картины мира? Мы можем выделить шесть таких признаков: синтетизм научности и художественности, экологический футурологизм (переходящий в утопизм), гиперрационализм (одухотворённость), метаморфизм, культурологический антропоморфизм и эстетизм.

 

1. Синтетизм научности и художественности. К своему поэтическому видению Н.А. Заболоцкий шёл от научной картины мира. Отправным пунктом его размышлений о последней была «Диалектика природы» Ф.Энгельса. Но к ней он отнёсся творчески, мечтая о будущем единстве человека с миром. Поэт писал: «Приближается время, когда, по слову Энгельса, люди будут не только чувствовать, но и сознавать своё единство с природой, когда сделается невозможным бессмысленное и противоестественное представление о какой-то противоположности между духом и телом» (с.894).

В начале 30-х годов Н.А. Заболоцкий знакомится с космогоническими идеями К.Э. Циолковского, изложенными в работах «Растение будущего», «Животное космоса», «Самозарождение», «Будущее Земли», и вступает с ним в переписку. В январе 1933 г. поэт писал основателю космонавтики: «Ваши мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют меня, и они близки мне. В моих ненапечатанных поэмах и стихах я, как мог, разрешал их» (Заболоцкий Н. Собр. соч. Т.1. – М., 1983. – С.14). Н.А. Заболоцкий не во всём соглашался с великим учёным. Он писал ему, в частности: «Личное бессмертие возможно только в одной организации. Не бессмертны ни человек, ни атом, ни электрон. Бессмертна и всё более блаженна лишь материя – тот таинственный материал, который мы никак не можем уловить в его окончательном и простейшем виде» (Огонь, мерцающей в сосуде – ОМС. – С.864).

В научной картине мира Н.А. Заболоцкий находил объективную основу для своей поэзии. Но в отношении науки и искусства его мысли шли ещё дальше: он мечтал об их синтезе. «Мне кажется, – писал он К.Э. Циолковскому, – что искусство будущего так тесно сольётся с наукой, что уже и теперь пришло для нас время узнать и полюбить лучших наших учёных – и Вас в первую очередь» (ОМС. – С.892). К подобному синтезу Н.А. Заболоцкий и стремился в своём поэтическом творчестве. Однако художественное начало в его поэтической картине мира, бесспорно, главенствует над научным.

Описывая настоящее, Н.А. Заболоцкий держал в поле внимания его эволюционное прошлое. Вот почему, например, он мог позволить себе написать такие строчки о Бетховене:

Дубравой труб и озером мелодий

Ты превозмог нестройный ураган,

И крикнул ты в лицо самой природе,

Свой львиный лик просуну сквозь орган.

                                                             (Бетховен, 1946)

«Львиный лик» здесь – не сравнение, а указание на наше эволюционное с животными прошлое. В этом стихотворении мы обнаруживаем и другие отсылки к эволюционному прошлому – у лиры, и у флейты:

В рогах быка опять запела лира,

Пастушьей флейтой стала кость орла…

 

Но эволюционные отсылки у Н.А. Заболоцкого не имеют строгой научной основы. Вот почему он произвольно выхватывает в эволюционном прошлом Бетховена лик льва, а не какого-то другого животного – по крайней мере, более близкого в эволюционном отношении, а пастушью флейту возводит лишь к орлиной кости. В этом нет ничего удивительного, поскольку поэт создавал не научную, а художественную картину мира, хотя общие ориентиры он и находил для последней в первой.

Подобной вольностью характеризуются у Н.А. Заболоцкого не только ретроспективные эволюционные отсылки (от настоящего к прошлому), но и проспективные (или футурологические), т.е. от прошлого к настоящему или будущему. Вот чем объясняется, например, такой, на первый взгляд, неожиданный текст у Н.А. Заболоцкого:

И голос Пушкина был над листвою слышен.

И птицы Хлебникова пели у воды.

И встретил камень я. Был камень неподвижен,

И проступал в нём лик Сковороды.

                                                      (Вчера, о смерти размышляя, 1936)

Листва, птицы, камень – всё это эволюционные предки Пушкина, Хлебникова или Сковороды. Но они, конечно, не непосредственные их предки. Вот почему применительно к поэзии Н.А. Заболоцкого мы можем говорить лишь о художественном, образном эволюционизме. Её автор остаётся художником даже и в тех случаях, когда его представление о мире резко сближается с научным:

Снизу – животные, взявшие в лапы деревья,

Сверху – одни вертикальные звезды.

                                   (Торжество земледелия, 1930)

Понятно, что в научной картине мира животные не могут позволить себе взять деревья в лапы, как учёный не может себе позволить увидеть и в лице человека «миллионы лиц четвероногих и крылатых». Разумеется, в самом приблизительном смысле подобные заявления соответствуют и научным представлениям об эволюции живой природы, но, повторяем, – в самом приблизительном смысле. Вот почему, хотя Н.А. Заболоцкий и не терял из виду научный эволюционизм, но в своём творчестве он его преобразовывал в художественный, образный.

 

Экологический футурологизм (переходящий в утопизм). Для раннего Н.А. Заболоцкого характерна та форма художественного эволюционизма, которую можно назвать экологическим футурологизмом. Речь идёт о той особенности художественной картины мира, как она представлена в его ранней поэзии, которая характеризуется эволюционным предвидением будущего, в котором возможна гармония между человеком и природой. Эта особенность художественного мира Н.А. Заболоцкого наиболее ярко представлена в его ранних поэмах: «Торжество земледелия», «Безумный волк», «Деревья», «Птицы» и «Школа Жуков», написанных в первой половине 30-х гг.

Н.А. Заболоцкий разделял мысли, которые К.Э. Циолковский выразил следующими словами: «состояние животных совершенно несознательное, сонное. Они не знают ни своего прошедшего, ни будущего, ни пути к счастью. Низшие мало чувствительны и потому (как растения) мало страдают от взаимного истребления, но высшие чувствуют сильнее; взаимное их жестокое поедание едва ли доставляет им удовольствие. Вернее, это вечный ад, так как слабые радости грубо прерываются насильственной смертью. Малосознательное человечество ещё усиливает этот ад жестоким уничтожением диких и особенно домашних животных» (ОМС. – С.874).

Н.А. Заболоцкий мечтал о справедливом отношении человека к животным, но его экологические мечтания приобрели в указанных поэмах утопическую форму: он пишет в них об интеллектуализации животных, развитии у них разума. Подобные мечтания были и у Велимира Хлебникова, который ещё до Н.А. Заболоцкого пророчествовал: «Я вижу конские свободы и равноправие коров» (ОМС. – С.894). Н.А. Заболоцкий уходит на пути, ведущем к освобождению животных, ещё дальше своего поэтического учителя.

В поэме «Торжество земледелия» конь жалуется:

Люди! Вы напрасно думаете,

Что я мыслить не умею,

Если палкой меня дуете,

Нацепив шлею на шею.

Ещё больше страдает старый бык:

На дно коровьего погоста,

Как видно, скоро повезут.

О, стон гробовой!

Вопль унылый!

Там даже не построены могилы…

 

Их утешает Солдат:

Коровы, мне приснился сон,

Я спал, овчиною закутан,

И вдруг открылся небосклон

С большим животным институтом…

 

Что же в этом институте, который он называет также Лошадиным?

Здесь учат бабочек труду,

Ужу дают урок науки –

Как делать пряжу и слюду,

Как шить перчатки или брюки.

Здесь волк с железным микроскопом

Звезду вечернюю поёт,

Здесь конь с редиской и укропом

Беседы длинные ведёт…

 

Разумеется, идею развития разума у животных, развиваемую Н.А. Заболоцким, мы не можем принять всерьёз. Но за его утопическими мечтаниями скрыта простая мысль о гуманном отношении к живой природе. Он одухотворяет её неслучайно, а для того, чтобы сделать страдания братьев наших по эволюции не столь мучительными.

В поэме «Безумный волк» речь идёт вовсе не о безумном, а об очень умном волке. Он – учёный-преобразователь. Предоставим слово ему самому:

Я открыл множество законов.

Если растенье посадить в банку

И в трубочку железную подуть –

Животным воздухом наполнится растенье,

Появится на нём головка, ручки, ножки,

А листики отсохнут навсегда.

Благодаря моей душевной силе

Я из растенья воспитал собачку –

Она теперь, как матушка, поёт.

Из одной берёзы

Задумал сделать я верблюда,

Да воздуху в груди, как видно, не хватило:

Головка выросла, а туловища нет.

Загадки страшные природы

Повсюду в воздухе висят.

 

Но почему же всё-таки другие волки назвали главного героя этой поэмы безумным? Потому, что он мечтал улететь на звезду Чигирь, из-за чего и погиб.

В «Школе Жуков» предлагается новый вариант реформирования животного царства. В ней описывается проект передачи человеком своего мозга животным. Экологическим футуризмом веет также и со страниц других поэм Н.А. Заболоцкого – «Деревья» и «Птицы». В первой из них лесничий призывает:

Деревья, вас зовёт природа

И весь простой лесной народ,

И всё живое, род от рода

Не отделяясь, вас зовёт

Туда, под своды мудрости лесной,

Туда, где жук беседует с сосной,

Туда, где смерть кончается весной…

 

Мы ощущаем здесь явную идеализацию живой природы, преувеличение гармонии в ней. Всё дело только в том, чтобы эту гармонию не разрушал человек. Вот почему поэма «Птицы» заканчивается словами, выражающими надежду о гармонических отношениях человека с природой. Он должен стать «не насильником, а умным хозяином», и в этом случае:

…Какой неистленно прекрасной

Станет природа! И мысль, возвращенная сердцу, –

Мысль человека каким торжеством загорится!

 

Гиперрационализм (одухотворённость). Для художественной картины мира Н.А. Заболоцкого характерен крайний рационализм – в том смысле, что он наделяет в своих произведениях человеческим разумом не только животных, но и растения и даже неорганические предметы. В поэме «Деревья» мы слышим такие голоса:

– Я листьев солнечная сила,

– Желудок я цветка.

– Я пестик паникадило.

– Я тонкий стебелек смиренного левкоя…

– Я облака большое очертанье.

– Я ветра колыханье.

– Я пар, поднявшийся из тела человека.

– Я капелька воды не более ореха.

– Я дым, сорвавшийся из труб…

 

В поэме «Безумный волк» главный герой говорит:

Берёза сообщает мне свои переживанья,

Учит управлению веток,

Как шевелить корнями после бури

И как расти из самого себя.

 

Но у Н.А. Заболоцкого наделены человеческим разумом и продукты культуры. Соха, например, в «Торжестве земледелия» сообщает о себе:

 Я, соха, царица жита…

 

У Н.А. Заболоцкого одухотворяется весь мир. Вот почему нет ничего удивительного в том, что он так обращается к деревьям:

Читайте, деревья, стихи Гезиода,

Дивись Оссиановым гимнам, рябина!..

Берёзы, вы школьницы! Полно калякать,

Довольно скакать, задирая подолы!

                                                          (По нач. строке, 1946)

Одухотворение предметов даёт возможность Н.А. Заболоцкому создать иллюзию его полного единства с миром, с природой. Вот почему он свободно обращается в своих стихах к дроздам, кузнечикам, берёзам, рябинам и т.п. не говорящим в реальности предметам. В гиперрациональности есть своя эволюционная подоплёка: всё, что в эволюции предшествовало появлению человеческого разума, всё-таки принимало участие в нём, поскольку человек с его разумом – венец природы; всё же, что было создано человеком, благодаря его разуму, несёт на себе его отпечаток. Вот отчего винты самолёта у Н.А. Заболоцкого поют песни, как люди, а соха рассказывает о своём назначении.

 

Метаморфизм. Из эволюционного единства мира вытекает и новая особенность его художественного мировидения – метаморфизм. Он заключается в переходе одного явления – в другое. Метаморфизм сродни буддийской реинкарнации, но у Н.А. Заболоцкого речь идёт не только о переселении душ, но и о материальных превращениях. Так, с одной стороны, в буддийском духе он писал:

Как мир меняется! И как я сам меняюсь!

Лишь именем одним я называюсь, –

На самом деле то, что именуют мной, –

Не я один. Нас много. Я – живой.

Чтоб кровь моя остынуть не успела,

Я умирал не раз. О, сколько мёртвых тел

Я отделил от собственного тела!

                                                 (Метаморфозы, 1937)

Но с другой стороны, в этом же стихотворении изображаются и другие, более неожиданные, превращения:

Как всё меняется! Что было раньше птицей,

Теперь лежит написанной страницей;

Мысль некогда была простым цветком,

Поэма шествовала медленным быком;

А то, что было мною, то, быть может,

Опять растёт и мир растений множит.

 

Эволюционная подоплёка подобным метаморфоз очевидна. Всё дело только в том, что переход цветка в мысль или быка в поэму опосредован в действительной эволюции целой серией внутренних метаморфоз, тогда как расстояние от мёртвого тела до растений, которые растут на его могиле, более короткое.

Настоящим величием, хотя и жутковатым, веет от превращений, описанных Н.А. Заболоцким в его «Завещании» (1947):

Когда на склоне лет иссякнет жизнь моя

И, погасив свечу, опять отправлюсь я

В необозримый мир туманных превращений,

Когда мильоны новых поколений

Наполнят этот мир сверканием чудес

И довершат строение природы, –

Пускай мой бедный прах покроют эти воды,

Пусть приютит меня зелёный этот лес.

Я не умру, мой друг. Дыханием цветов

Себя я в этом мире обнаружу.

Многовековый дуб мою живую душу

Корнями обовьёт, печален и суров.

В его больших листах я дам приют уму,

Я с помощью ветвей свои взлелею мысли,

Чтоб над тобой они из тьмы лесов повисли

И ты причастен был к созданью моему.

Над головой твоей, далекий правнук мой,

Я в небе пролечу, как медленная птица,

Я вспыхну над тобой, как бледная зарница,

Как летний дождь прольюсь, сверкая над травой…

 

Культурологический антропоцентризм. Человек как творец культуры занимает центральное место в образе мироздания, созданном Н.А. Заболоцким. Он прославляет его в стихотворении «Венчание плодами», «Седов», «Север», «Бетховен», «Город в степи», «Творцы дорог» и мн. др.

В «Венчании плодами» (1932) поэт поёт гимн мичуринским яблокам. Он рисует их эволюционную историю:

Когда землей невежественно правил

Животному подобный человек,

Напоминали вы уродцев и калек…

Теперь…

Чтоб, дивно увеличиваясь в теле,

Не знали вы в развитии преград,

Чтоб наша жизнь была сплошной плодовый сад, –

Скажите мне, какой чудесный клад

Несёте вы поведать человеку?…

Когда плоды Мичурин создавал,

Преобразуя древний круг растений,

Он был Адам, который сознавал

Себя отцом грядущих поколений…

 

Подлинным апофеозом человеку-строителю звучат последние строчки стихотворения «Творцы дорог» (1947), где речь идёт о прокладывании дороги на Дальнем Востоке:

И мы стояли на краю дороги,

Сверкающие заступы подняв.

 

Среди строителей этой дороги был и несправедливо осуждённый автор этих строк.

 

Эстетизм. Как художник, Н.А. Заболоцкий, естественно, не мог пройти мимо красоты. Если ранний Н.А. Заболоцкий идеализировал природу, то поздний пишет стихотворение «Я не ищу гармонии в природе» (1947), поскольку в природе самой по себе господствует «дикая свобода, где от добра неотделимо зло». Но отсюда не следует, что поздний Н.А. Заболоцкий перестанет восхищаться красотой природы. Свою любовь к природе он выразил во множестве стихов – «Поэма весны» (1956), «Вечер на Оке» (1957), «Гомборский лес» (1957) и др.

По поводу русского пейзажа Н.А. Заболоцкий предупреждал:

В очарованье русского пейзажа

Есть подлинная радость, но она

Открыта не для каждого и даже

Не каждому художнику видна.

                                                  («Вечер на Оке»)

Но для тех, кому эта радость открыта, русский пейзаж может открыться яркими красками:

Горит весь мир, прозрачен и духовен,

Теперь-то он поистине хорош,

И ты, ликуя множество диковин

В его живых чертах распознаёшь

                                                      (там же).

Не мог Н.А. Заболоцкий пройти мимо и женской красоты. Достаточно в связи с этим напомнить о нескольких строчках из его «Признания» (1957):

Зацелована, околдована,

С ветром в поле когда-то повенчана,

Вся ты словно в оковы закована,

Драгоценная моя женщина!..

 

Поистине божественные стихи!

Закончить же наш разговор о великом поэте-эволюционисте Николае Алексеевиче Заболоцком мы хотим начальным четверостишьем из известного его стихотворения, написанного в последний год его пятидесятипятилетней жизни:

Не позволяй душе лениться!

Чтоб воду в ступе не толочь,

Душа обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!..