Ярослав КАУРОВ 
Ярослав КАУРОВ
С СУДЬБОЮ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТОРГА…
* * *
Русским летчикам в Сирии
посвящается
Когда-то полмиром
Владела она,
Столица Пальмира
На все времена.
Но город великий
Взорвал, погубил
Торгаш многоликий
Под маской ИГИЛ.
Испания дедов,
Свободы провал,
Где, крови отведав,
Фашист ликовал.
И думалось им:
«А вот если смогли б?»
А мы отстоим
И Дамаск, и Идлиб.
Быть может, в пустыне
Полягут враги,
Не будет Хатыни
И Курской дуги.
И Сирии чаша
Потерь и побед –
Испания наших
Бушующих лет.
Тут мальчики в бой,
А вокруг торгаши,
И с той, и с другой
Стороны «калаши».
Тут нефтью и кровью
Торгуют вокруг,
И снится порою
Израненный друг.
Тут рабства машина
Запущена вспять.
Тут летчикам в спину
Умеют стрелять.
Предательства мы
Не забудем позор,
Нашествие тьмы
И в кольце Дейр-эз-Зор.
Разорванный минами
Ближний Восток,
И красной пустыни
Летящий песок.
* * *
В кафе под навесом, на солнце искристом,
Не в силах привыкнуть к его янтарю,
Себя ощущая импрессионистом,
Смотрю, преднамеренно долго смотрю
На то, как лениво разносят бармены
Имбирного чая бокалы со льдом,
Как улицы вьётся горячая вена,
И юностью грезит готический дом,
На мир, состоящий из праздничных точек,
На время, застывшее словно вода,
Пока не растает последний кусочек
Прозрачного, светом зажжённого, льда…
* * *
Светлы аллеи Переделкино,
Как будто Мекки небеса.
Мы смотрим скорбных наших дел кино,
Меняя почты адреса.
И всё, что разумом расколото
Сольётся в этой синеве.
Как может быть зелёным золото?
А это солнце на листве!
Во мне законы мироздания,
Весь мир, что скроен наугад,
И обречённые создания,
Но больше, больше во сто крат:
Грехи, ошибки, заблуждения,
Интриги, заговоры, ложь,
Химеры, ужас, наваждения
И похоти святая дрожь.
Мы – это наше отношение
И с Богом разговор на ты,
Надежды, вера и свершения,
И позабытые мечты.
Душа раскается нетленная
Под шёпот мыслей-светлячков,
И тонет лодкою вселенная
На дне раскрывшихся зрачков.
* * *
В жару страстей на мятых простынях,
Ревнуя, ненавидя и хотя,
Как совращённый жрицею монах,
Тебя я прижимаю, как дитя.
Уж кубки драгоценные пусты,
А жажда продолжает донимать
И, как поток огня, из темноты,
Желание рождается опять.
И снова крик, метания и стон
Врастающих друг в друга влажных тел.
Из судорог тугой канат сплетён,
И, кажется, что наступил предел.
Но снова нежность порождает дрожь,
И лавой пламенной течёт гранит,
И на полёт падения похож
Наш танец, что по лезвию скользит.
Вот утро уж холодное пришло,
Мы пьём разлуки горькое вино.
Кареты ждут, и дождь стучит в стекло,
И шпаге в ножнах душно и темно.
* * *
Уходит человек, но вместе с ним
Его друзья и братья умирают,
Те, с кем был славен он, с кем был гоним,
Идут к придуманному ими раю.
Я вижу, как они вокруг стоят
Над самой неухоженной могилой,
Остановился удручённый взгляд,
Печален лик, лелеемый и милый.
Да он и сам ещё не раз умрёт
В тех душах, что его боготворили.
И повторится этот переход,
Подвластный непреклонной Божьей силе.
Но у поэта жизнь в его стихах.
Его душа для сотен душ открыта.
Любовь его и совесть, гнев и страх
Притягивают с жадностью магнита.
Для этого он тратил столько сил,
Для них он жил, для них он пел сердечно,
Со всеми теми, кто его любил,
Ему и умирать придётся вечно.
* * *
Я какой-то непутёвый,
Непутёвый шалопай,
И бедовый, и фартовый,
Да не вывела тропа.
Я, наверно, просто странный
И валяю дурака,
Все гуляют в ресторанах,
Я иду по кабакам.
И лежит моя дорожка
Там, где пыль да вороньё.
Посмотреть мою одёжку –
Это полное рваньё.
Есть чины и даже званья,
С виду здоровенный лось,
Ни семьи, ни состоянья
Мне нажить не удалось.
Работяга, не бездельник,
Озорной не по годам,
Если будет много денег,
Я ведь тут же их раздам.
По кустам петляет снова
Потаённая тропа.
Я какой-то непутёвый,
Непутёвый шалопай!
* * *
Благоухает и вздыхает
На ветвях влажная листва,
И пусть земля вокруг сухая,
Она поёт, она жива.
И ей так хочется молиться
В палящесолнечные дни,
И листьев радостные лица
Друзьями кажутся в тени.
В златой парче проходит лето,
Как император пред толпой.
Всё меньше трепетного света.
Всё больше черноты слепой.
Листва, страдая, опадает,
Свистит морозный суховей,
Шуршит, томленью сострадая,
В тоске заломленных ветвей.
Но сквозь решётку чёрных линий,
Что бьются взмахами крыла,
Мы видим неба всполох синий
И золотые купола.
Они во тьме светить нам будут,
В снегах, кострах ночных огней,
И мы оценим это чудо,
В страданьях нам они важней.
Так в тучные, хмельные годы
Мы не предчувствуем беды,
Влечёт нас чувственность природы,
Земли роскошные плоды.
А в голод нам важны примеры,
Их робкий шёпот улови,
Мечты, поэзии и веры
И вдохновенья и любви!
* * *
Менялись моря и причалы,
Был горек безрадостный путь,
Холодные слёзы печали
Теснили изнывшую грудь.
И вера ушла, и надежда,
Звучал одинокий мотив,
А сердцу хотелось как прежде
Забиться, себя ощутив.
Но внемлет открытою раной
Душа, устремлённая ввысь –
В мелодию звуки органа,
Как стоны вселенной, влились.
С судьбою не может быть торга,
Любви наступает пора,
И тёплые слёзы восторга
Осветят ещё вечера.