Владимир КРУПИН. «ЕСТЬ ВОСХОД И ЗАКАТ…». Поэт и его время. Об Олжасе Сулейменове

 

Владимир КРУПИН 

«ЕСТЬ ВОСХОД И ЗАКАТ…»

Поэт и его время. Об Олжасе Сулейменове

                        Нет востока и запада нет.

Есть восход и закат…

Олжас Сулейменов

 

Моё первое знакомство с Олжасом Сулейменовым было кратким, и вряд ли он тогда меня запомнил. Это 1969-й год, гостиница «Россия». Мы приехали с Борисом Ряховским, который заведовал отделом литературы в очень тогда известном журнале «Сельская молодёжь». Название вроде негромкое, но тираж далеко за миллион экземпляров, печатались в нём и известные писатели и литературный молодняк. Борис был знаком с Сулейменовым, называл его Олжик, поехал к нему просить новых стихов для журнала. Позвал меня с собой. По дороге говорил, что вдруг да Олжас зазнался, уж очень резко он стал широко известным. Настолько, что везде о нём говорили.

Нынешним молодым невозможно представить размах его легендарной знаменитости. Шестидесятники: Вознесенский, Евтушенко, Окуджава, Рождественский, Ахмадулина сразу потеснились, когда в советскую поэзию вошёл этот богатырь, сын казахского народа. Потеснились, думая, что он войдёт в их ряды. Нет, он стал не один из них, а сам по себе.

Было в нём, в его облике и в его стихах не просто что-то восточное, особое, но и главное в мужчине – мужество. Это ощущалось и в крепком пожатии сильной руки, и во взгляде из-под бровей, которые очень напоминали размах соколиных крыльев, и сам взгляд был одновременно и пристальным и доброжелательным. Но и, скажу сразу, затаённым. Этот человек знал себе цену и приготовленные мною добрые слова о его «Глиняной книге» не были произнесены, он в них не нуждался.

 

Степь. Неуютно в степи человеку, выросшему среди лесов. Не спрячешься. Но мне повезло в том смысле, что первый раз увидел степь во время её весеннего цветения. Степь прекрасна! Полита алой кровью цветущих маков, озвучена криками птиц, оживлена их полётом. Но и в другое время степь впечатляет величиной и мощью. Летом, когда ветер несёт пыль, и травы клонятся и выпрямляются, напоминая морские волны. И осенью со своим перегоревшим золотом растительности. И в зимние холода, когда все названия: метель, вьюга, буран, пурга соединяются в ураганной стихии взметённых сухих снегов.

И эту степь, её первозданность, первобытность калечили в пятидесятые годы, когда сумасбродство Хрущёва заставляло выращивать кукурузу за Полярным кругом, когда по пьянке дарился Крым, когда выпахивался травяной покров и земля потом выветривалась пыльными бурями. Называлось: подъём целины. И мои земляки, бросая родные поля России, ехали в Казахстан. И ему счастья не принесли, и свой край обезлюдили и обездолили. Но как подманивали – давали паспорта колхозникам, превращая их в совхозников – рабочих на земле. Многие ли знают, что ВКПб объяснялось так: второе крепостное право большевиков. Да, это я слышал в детстве. Говорилось открыто.  Безправными были, но смелыми.

Теперешнее задичание русских полей, умирающие деревни – это как раз следствие той целины. А каково было казахам при их трепетном отношении к земле, когда с неё, как с живой, сдирали кожу?

Было в этом движении русских на восток что-то мистическое. Может быть, отголоски давнего нашествия тюрков с востока на запад. Ни они нам, ни мы им счастья не принесли. И жизненный подвиг Олжаса Сулейменова представляется мне в попытке соединения двух величайших цивилизаций, славянской и тюркской в общем противостоянии мировому злу.

И здесь мы не делимся на религии, языки, обычаи, здесь любовь противостоит злу. Любовь к родине – в этом всё дело. Она ненавистна врагам нашего спасения. Им всё равно, где жить, лишь бы жить сыто. И доказать это можно именно на примере поэзии Олжаса Сулейменова и его современников, уже упомянутых. Он не унижался до обслуживания идеологии. Воспеть подвиг Гагарина – это вырвалось из сердца: «Земля, поклонись человеку!». И совсем не за ожидание премии слагались чёткие, хлёсткие строки, это был восторг перед гением человеческой мысли, прорыв к возможностям нового миропонимания. Но и понимание того, что ничто не может опровергнуть ценность, достигнутую народами, выстраданную в поворотах истории, это сила родной земли, к которой припадали богатыри, уставая в битвах. Это есть и в русском и в казахском эпосах.

Надвигалось столетие «вождя всех времён и народов», как именовали Ульянова (Ленина). И что? Олжас почтил юбилей стихами? Воспользовался реальной возможностью получить Ленинскую премию? Стал обцеловывать мавзолей и считать шаги к нему, как Рождественский, или взахлеб воспевать дополнительный том собрания сочинений вождя, как Коротич, славить бунт студенческой шпаны в Казани, как Евтушенко, или уж совсем взахлёб, почти со слезами, требовать убрать профиль вождя с государственных ассигнаций, которыми как раз неплохо платили за призыв к их замене, как Вознесенский? Нет, ни в том, ни в другом, ни в третьем, ни в четвёртом Олжас Омарович замечен не был. А их что, разве под пистолетом вели к письменному столу, сами выслуживались.

Заметим, правды ради, что и у Сулейменова есть написанное о Ленине, за которое он награждён не был. Речь о стихах «От января до апреля», но строки из них официальная критика будто и не читала. Между тем они и сейчас останавливают своей смелостью и независимостью от идеологии:

Его таким нарисовал Андреев,

его один бы Бог не сотворил.

Арийцы принимали за еврея

его, когда с трибуны говорил.

Он знал, он видел, оставляя нас,

что мир курчавится, картавит и смуглеет…

Он, гладкое поглаживая темя,

смеётся хитро, щуря глаз калмыцкий.

Разрез косой ему прибавил зренья,

он видел человечество евреев.

 

  Ну, а наши, вышеназванные поэты, лишенные признаков национальности, делали погоду в советской литературе, глядели на неё, как на средство известности и прожиточного максимума. Очень неплохого. А о чём писать, им было безразлично, лишь бы держаться на плаву. Лишь бы обслужить тех, от кого зависели звания, издания, ордена, премии. Их предшественники браво писали: «Пойдёт вода Кубань-реки, куда велят большевики». Или: «Человек сказал Днепру: «Я тебя стеной запру». Можно, вспомнив Маяковского, назвать их «флюгерами». Ярый безбожник, неопрятный нравственно, он написал о таких поэтах точно: «Лицом к деревне – заданье дано. За гусли, поэты-други! Поймите: лицо у меня одно, оно лицо, а не флюгер».

Видимо, они не понимали, что поэзия, чтобы стать интернациональной, обязана быть вначале национальной. Как поэзия Сулейменова.

А что касается отношений власти и поэта, вспомним выражение: каждому Цезарю приличен свой Гораций. Михаил Ломоносов, Тредиаковский, Сумароков, Державин, Пушкин, Тютчев – вот какие Горации были у Петра Первого, Екатерины Великой, Павла, Николая 1-го. А Андропову, Горбачёву, Ельцину не повезло, им досталась вот эта, почти ливерпульская, четвёрка. От того, может, и руководителями они оказались очень управляемыми со стороны.

   Так и в поэзии эта проворная четвёрка перешла дорогу замечательным русским поэтам, которых власти не замечали: Николая Рубцова, Владимира Соколова, Владислава Артёмова, Михаила Анищенко, Анатолия Передреева, Глеба Горбовского, Юрия Кузнецова, Анатолия Гребнева, Светлану Сырневу, Диану Кан, Евгения Чепурных, многих других. Русские нивы плодоносны на словесные урожаи, ибо они засеяны классиками.

 

По своим душевным качествам Олжас Сулейменов принадлежал к могучей кучке национальных поэтов: Кайсына Кулиева, Расула Гамзатова, Мустая Карима, Давида Кугульдинова, Семёна Данилова, других. И, хотя он по возрасту был моложе их, но, как они, сохранял верность русскому языку и, как они, понимал: национальные языки – это полноводные реки, а впадают они в океан русского языка и только через него делаются известными в мире.

Кто бы знал Чингиза Айтматова, Иона Друцэ, Чабуа Амирэджиби, Василя Быкова, Отара Чиладзе, Олеся Гончара без их переводов на русский язык? Они выходили к зарубежному читателю именно через эти переводы.

Вместо воспевания идей коммунизма Сулейменов уходит в занятия историей своего народа. И, как не угодил он властям тем, что не возносил Ленина, так не угодил и учёным, да и читателям тем, что искал общие корни тюрков и славян. Хотя помню, что и я был в числе обиженных: как же так, мне говорят, что князья русские не русские, течёт в их жилах восточная кровь.

Это потом я только через Священное Писание постигал великую мудрость: «Какая польза мне в крови моей, если сходить мне во истление?». Это одно, а второе, ведь в самом деле есть такое, во многом по нашей вине утраченное, родство языков. А язык – это главное богатство нации.

Нас не кровь объединяет, а вера в Бога, одинаковое отношение к ценностям жизни: не золото скрепляет, а черты характера: честность, воля, мужество. И паки и паки любовь к родине. Нам не всё равно где жить. Господь дал нам именно эти просторы, именно эти реки и земли, и как можно изменить им? И в России и в Казахстане хочется воскликнуть вслед за Гоголем: «Да как же не родиться здесь богатырю, если есть где ему разгуляться?».

И в общественной деятельности Олжас Омарович остаётся сыном своего народа. Уверен, что и в ЮНЕСКО и в посольствах европейских стран Сулейменов защищал своих казахов уж куда лучше, нежели наши политики и послы интересы русских, например, Козырев, Черномырдин, Зурабов. И то, что Нурсултан Назарбаев один из самых мудрых нынешних правителей, это, конечно, во многом, по моему мнению, заслуга Сулейменова.

Доселе не утихают разговоры вокруг выступлений Сулейменова в печати и с высоких трибун. Ещё бы – всегда трогает самые болевые, самые насущные проблемы. Доселе помнят его яркое обозначение партийных разногласий в высших эшелонах власти. Сравнение государства с лодкой, гребцы на которой сидят у разных бортов и гребут своими вёслами. И, не обращая ни на кого внимания, гребут изо всех сил. И чем сильнее гребут, чем сильнее доказывают свою правоту, тем больше губят общее движение. «Если сильно грести правым веслом, лодка уйдёт влево», – как точно, как понятно сказано. То есть, против чего борются, к тому и приходят.

Вот только сравнение пришедшей тогда в СССР демократии с юной девочкой, насмешившее всех, теперь мне кажется было бы вернее, если сравнить эту демократию с женщиной, жадной, продажной стервой, искусственно выращенной в инкубаторе злобы к России, ко всякой национальной культуре.

Есть в чём упрекнуть Олжаса Омаровича, есть к чему придраться, но есть самое главное – неоспоримое значение для родины такого великого поэта, взгляд которого часто опережает политические и научные изыскания.

Эпиграфом к статье поставлена строка из поэмы «Земля, поклонись человеку!». Это уже давний теперь 1961-й год. Но не устарели ни подвиг Юрия Гагарина, ни поэма Олжаса Сулейменова. А то планетарное мышление, которое было заявлено поэтом, оно не только не исчезло, оно усилилось и стало теперь совершенно необходимым для жителей Земли. Человечество погибает по своей вине. Не время заниматься какими-то разборками, снова и снова рушить построенное, разбрасывать камни, время их собирать.

Не дай Господь дожить до того, когда Земля гневно скажет: «За что мне кланяться тебе, человек? И человек ли ты?».