Александр БОБРОВ. ИСПУГАЛИСЬ ПРАВДЫ… Посмотрим и перечитаем «Тихий Дон»

 

Александр БОБРОВ

ИСПУГАЛИСЬ ПРАВДЫ…

Посмотрим и перечитаем «Тихий Дон»

 

К 100-летию Михаила Шолохова издательство «Московский писатель» издало «Тихий Дон» в авторской восстановленной редакции и факсимильное издание найденной и выкупленной с государственной помощью рукописи романа, которая сняла все вопросы об авторстве гениальной эпопеи. Издание 2011 года под общей редакцией А.Ф. Стручкова, прояснило все спорные места, поставила все точки над и – глубинная правда «Тихого Дона» проступила во всей полноте и трагичности – только снимай! И вот к 110-летию Шолохова ВГТРК решила в четвёртый раз экранизировать главную книгу ХХ века. К майским грозам не успели, но выпустили в осеннюю грозовую пору, под раскаты военного грома. И что?

За четыре года до смерти Михаил Шолохов, по словам ростовского литературоведа Константина Приймы, на вопрос, почему авторы книг о его творчестве обходят молчанием или глухо говорят о тщательно скрываемых причинах верхнедонского восстания? – обронил коротко: «БОЯТСЯ ПРАВДЫ...». Эти слова относились к записным шолоховедам – Ю.Лукину, Л.Якименко, В.Гура, В.Литвинову и прочим. Теперь, как мне кажется, этот список пополнил и режиссёр Сергей Урсуляк. Канал «Россия» анонсировал сериал «Тихий Дон» как главную премьеру этого года. По идее, так оно и должно бы стать, но вот что поразительно: бурное обсуждение фильма началось в СМИ и в интернете с первых же серий, а сам канал разбор полётов в студии, в прямом эфире не провёл, мнения зрителей и профессионалов не выслушал. Не интересно или у нас только украинские да сирийские новости на ток-шоу обсасывают? А поговорить-то есть о чём, материал – горячий. Блогеры и критики, конечно, прежде всего стали сравнивать подход к экранизации, к выбору актёров двух Сергеев – классика Герасимова и успешного Урсуляка. Это вообще не тема моих заметок: всякий раз (и при просмотре «Тихого Дона» тоже!) убеждаешься, как мельчают личности, фигуры и даже фактуры актёров – это данность. Например, хорошо сыграла в сериале актриса Дарья Урсуляк, но, как написал раздражённый телезритель: «Наталья в исполнении дочери Урсуляка делает непонятным замысел Шолохова. Ведь Наталья лучше! Мужчина уходит от богатой – к бедной, от верной – к непостоянной, от лучшей (по общественному мнению) – к худшей! Новый зритель вряд ли поймёт трагедию отношений, а тут другой расклад: ушёл Григорий от такой Натальи – и правильно сделал! Уж лучше бы тогда Урсуляк на роль Натальи пригласил Анджелину Джоли». Ну, здесь и субъективизм сквозит, и неприятие родственности, но и правда сермяжья. Ведь, кроме потрясающей Людмилы Зайцевой и (частично, с шутовским шлейфом прошлых ролей) Сергея Маковецкого, по большому счёту – никто не вытянул. В отличие от фильма Герасимова в сериале Урсуляка главные роли исполняют молодые актеры: Григория Мелехова играет 31-летний Евгений Ткачук (против 42-летнего Петра Глебова), а Аксинью Астахову играет 22-летняя Полина Чернышева (против 29-летней Элины Быстрицкой). Нынешние и по степени человеческой зрелости – не тянут, а уж по актёрской школе…

Гораздо важнее для меня, как решаются две заглавные задачи: адекватное отражение великого романа Шолохова, а не сценария Алексея Зернова, Ильи Тилькина и самого режиссёра, и передача сути, нерва переломной эпохи через живые, вечные характеры? Сам же режиссёр скучно сказал в интервью НГ: «Сейчас роман хорош ещё и тем, что поразительно актуален – в контексте нашей жизни не только сегодняшней, но вчерашней и позавчерашней – и адекватен особенно нынешнему времени. Потому что разрушение мира вокруг, мне кажется, последние двадцать с лишним лет очень актуальная тема для нашей страны. Разрушены устои жизни, нарушилась причинно-следственная связь, система, в которой существовало различие хорошего и плохого, добра и зла, не стало чувства стыда. Причем это разрушение произошло во всех сферах жизни». В кинематографе, конечно, тоже...

Так вот, главное недоумение: зачем домысливать актуальное, дорисовывать (начиная с образа героев) за Михаила Александровича? Что, разве непонятно пишет гений: «Григорий, сидевший возле тяжелого – в голубых слинялых цветах – сундука, глянул на неё. Под черной стоячей пылью коклюшкового шарфа смелые серые глаза. На упругой щеке дрожала от смущения и сдержанной улыбки неглубокая розовеющая ямка. Григорий перевел взгляд на руки: большие, раздавленные работой... Григорьевы глаза в минуту обежали всю её – с головы до высоких красивых ног. Осмотрел, как барышник оглядывает матку-кобылицу перед покупкой, подумал: «Хороша»… Мы увидели эту природную силу?

А первая-то утренняя встреча? Григорий идёт к Астаховым побудить Степана, и заспанная Аксинья, уронившая слюну на подушку в предзоревом сне, говорит: «Мы зараз. Тут у нас не влезешь. От блох на полу спим». И вот из этой грубой прозы, неприглядности реальной, а не буколической казачьей жизни вырастает высокая любовь! Где этот контраст и сила преображения? Понятно, что нынешним актёрам этого просто не постичь и не вытянуть! Бог им судья, но режиссёр-то должен понимать реальность, расклад, искать приёмы, образные решения, чтобы приблизиться к Шолохову. Потому и пишет внимательная зрительница: «Хорош казачий быт, природа, но после Глебова, Кириенко, Хитяевой, Быстрицкой смотреть не хочется. Прыщавые юнцы и пустяшный романчик, бытовушка, а не история любви на фоне ужасной трагедии казачества. Вспоминаю, каким красивым был Григорий у Глебова. А здесь ни красоты, ни роста, ни стати... Вот смотрю я этот фильм и не верю. Ни игре, ни антуражу. Всё какое-то неестественное, искусственное, лубочно-ряженное. Умилили быки. Такие чистенькие, аж сверкают. Видать, с шампунем помыли перед съемкой».

Это излишне критически, но зерно от плевел отсеяно. Вот другой убийственный отклик поклонницы Быстрицкой, одобренной самим Шолоховым на роль, хотя у той руки тоже не были «раздавлены работой»: «Вряд ли выдержит сравнение с ней новая исполнительница роли – Полина Чернышова: бледная моль, никакая… Аксинья же была красавицей: «Ух ты, красота какая, – провожая Аксинью взглядом, удивился молодой казак, – никогда такой не видал. Так вот гляди цельную жизнь, и не налюбуешься»... Да, неплохая и миловидная актриса Полина с голубыми глазами – не такая. Но даже не в портретном несходстве дело. Ну, почитайте, создатели, у Шолохова описания этой брюнетки с завитками волос на смуглой шее, хотя бы про стать зрелой женщины подумайте! Ведь это крайне важно: «Розовая рубаха, заправленная в юбку, не морщинясь, охватывала крутую спину и налитые плечи», потом Гришка замечает чувственные вывернутые губы. Зачем Шолохов следит за жадным взором Григория? Он рисует притягательную, спелую, много пережившую (когда-то свёкор в поле ссильничал молодую невестку!) женщину, которая взрослей, опытней Мелехова. Но на долю этого казака выпадают такие испытания, что потом Аксинья при всей жизнестойкости порой становится рядом с ним застенчивой девочкой. В этом же гениальная драматургия развития характеров! Её трудно столь же гениально решить. Но есть элементарные и принципиальные нарушения драматургии, сцен и смыслов.

В интервью «Комсомолке» внук писателя Александр – директор музея Шолохова, сразу сказал о главном: «По сериалу получается, что те же Иван Котляров и Мишка Кошевой, то есть пробольшевистски настроенная фракция, появляются в хуторе непонятным образом. Но там же есть большущая линия появления Штокмана, линия – когда формируется вокруг этой пресловутой мельницы, вокруг местного «пролетариата» кружок, где проводится работа, где эти люди получают ту свою идеологическую закалку. Я сейчас не говорю – хорошо-плохо, красные-белые, – просто линия отсутствует, и получается, что сами для себя они неожиданно выбрали такую вот стезю. А с чего вдруг они, будучи нормальными жителями хутора, вдруг перековались в большевики, непонятно. Григорий завидует и Мишке, и Митьке, потому что им все с самого начала понятно, и туда они и попёрли. А с чего это вдруг им стало понятно? Вот этого нет».

Ключевой 1917 год полностью заменили хроникой, после чего вроде как идёт начало 1918 года, зима... И безо всякого перехода-обоснования выясняется, что уже вовсю кипит Гражданская война, что Григорий Мелехов отвоевал за красных чуть ли не два месяца! Тут даже читавшим книгу трудно сориентироваться сразу в канве событий, а про хождения по мукам – и говорить не приходится: слишком много судьбоносного осталось за кадром. Понятно, что такой эпохальный размах финансово и постановочно не вытянуть, но странно, что много важнейших станичных событий выпало, осталось за кадром. Да ведь откуда-то взялась большевистская ячейка в хуторе, возникло страшное расслоение казачества, противостояние на Дону? Ведь не с печки же свалились эти кровожадные (особо подчёркнуто в фильме) борцы за Советскую власть? События Первой мировой, отказ казаков идти в Петроград, на поддержку Временного правительства, понимание зависимости и никчёмности своей жизни – это только немногие события общего значения, дающие возможность понять настроения героев, истоки их смертного противостояния. Шолохов эту линию выстраивает просто и внятно: «Штокман был сердцевиной, упрямо двигался он к одному ему известной цели. Точил, как червь древесину, нехитрые понятия и навыки, внушал к существующему строю отвращение и ненависть. Вначале натыкался на холодную сталь недоверия, но не отходил, а прогрызал». Казаки вначале с ним в шашки играли, а потом стали книжку «про казаков» читать, до того зачитанную, что Мишка хохотнул: «На лапшу можно резать». Значит, многие её прочли, ох, многие…

Не случайно центральное место в ряду изображённых Шолоховым евреев занимает, разумеется, Штокман. Один из самых значительных красных героев отрицает свои еврейские корни, называя себя русским. И он не просто скрывает своё происхождение в целях революционного тумана, а и впрямь, судя по всему, евреем себя не считает. Национальная идентификация у него, по Шолохову, весьма размыта, если не сказать больше – отсутствует в силу его интернационалистских позиций. Тому же Федоту он рассказал, что дед его был из латышей. Бабы по хутору разнесли, что он немец. А следователю он прямо на вопрос: «Вы не из жидов? Не выкрест?» ответил твёрдо: «Нет». Осип Давыдович – космополит, профессиональный революционер, активный участник Гражданской войны в Сибири и на Верхнем Дону. Он – ярый антимонархист. Ненависть к царизму привела его в ряды коммунистической партии, он участвовал в революционных событиях 1907 года и тогда же в нём пробудилась ненависть к казачеству, как вооруженному оплоту царизма. Она-то и приводят его, улыбчивого и разговорчивого, на Дон, сначала в качестве подпольщика-агитатора, затем – непосредственного исполнителя большевистской политики расказачивания. Солженицын в книге «Двести лет вместе» подробно анализирует, отчего в тогдашней революционной России (а как в сегодняшней – махрово-капиталистической?) власть опиралась на безродных, бессословных и активных евреев. Почему же Урсуляк обходит эту тему, главнейшую сюжетную линию, каких перекличек тут боится?

Смелый критик-почвенник Михаил Лобанов в недавнем интервью «Российскому писателю» к 90-летию мудро заметил: «Слишком упрощенно считать, что октябрьская революция 1917 года – результат заговора. Если говорить о евреях, то они были ферментом, вернее, подстрекателями её, а главный протест, критическая масса накапливались столетиями внутри российского государства, русского народа. И слишком глубок был предреволюционный кризис, в котором сплелись глубинные противоречия русской жизни – социальные, духовные, даже внутрицерковные… Да и лучше, что при всём ужасе гражданской войны победила Октябрьская революция, а не февральская. Что тогда было бы с нашей страной – мы можем представить по нынешней «демократической» России, которой правят отпрыски «февралистов». Нельзя отрицать того, что исторический смысл октябрьской революции отвечал национальным интересам, потребностям русского народа. Ведь впервые в истории из недр его вышло такое обилие талантов во всех областях деятельности».

Вышел и сам Михаил Шолохов, который мучительно пытался разобраться: что привело к такому яростному противостоянию, когда каждый, вроде, был прав, когда каждый, особенно за мутной водкой, кричал: «У меня своя правда!» (это со смаком показано), а главная-то правда истории в чём? Вот главный вопрос «Тихого Дона», на который создатели фильма даже не пытаются ответить. Их позиция: на исконную, такую красочную жизнь со скачками, бытом на фоне природы, с любовными похождениями ворвалось что-то жуткое, кровавое, непонятное. Но главный идеолог у Шолохова обладает недюжинной силой воздействия на людей: «Штокман с присущей ему яркостью, сжато, в твердых, словно заученных, фразах обрисовал борьбу капиталистических государств за рынки и колонии». А что, разве не об этом сегодня нам талдычат во всех ток-шоу, говоря о геополитике, только не раскладывают по-штокмановски ясно: в чьих интересах борьба, куда деваются несметные богатства на крови и слезах? Вот и там, в переломное время, многие герои без Штокмана словно плутают в темноте, теряют опору в вихре революционных событий. Иван Котляров «вспоминал с большой, не изведанной доселе горячей любовью человека, под руководством которого прощупал жёсткую свою дорогу»: «Ягодка – наш Осип Давыдович! Он бы теперь нам всё разложил». Кто бы нам разложил? Кошевой «часто хватался за рукав штокмановской шинели, будто опасаясь, что вот оторвётся Штокман и скроется из глаз или растает призраком». Но друга и свата Петра расстреливать, как и казачьи курени жечь – Штокман его не учил – это уж казачья безудержная ярость. Кстати, и тут образ внешний – не выдержан. Как раз на посиделках у Штокмана и проступает портрет Мишки: «Был он коренаст, одинаково широк и в плечах, и в бёдрах, оттого казался квадратным». Этой основательной громоздкости и в помине нет в актёре Александре Яценко, без которого ныне ни один сериал не обходится.

Полным искажением авторского замысла является финал. Григорий, когда он уходит от дезертиров из леса за два месяца, не дожидаясь амнистии, не может больше терпеть – ему вообще больше ничего в этой жизни не нужно, кроме хуторского двора и сына Миши. Режиссёр попытался передать нетерпение и решимость нелепой сценой переплывания весеннего Дона опытным казаком. У Шолохова ясно написано: «Ниже хутора он перешёл Дон по синему, изъеденному ростепелью, мартовскому льду, крупно зашагал к дому». Как ёмко и зримо, а тут глупость – раздевается до белья, босиком (пальцы крупным планом!) идёт по снегу, как на расстрел, хотя в сцене ловли бреднем в летнюю грозу у молодого и сильного Гришки по песку скользят ноги, «обутые в шерстяные чулки». Он что – самоубийца? Мелочь, а смотреть – невыносимо. А самое невыносимое видеть пренебрежение финалом, которым сам Шолохов гордился. Это хрестоматия! Роман заканчивается тем, что Мелехов держит Мишу на руках, и, помните: «Это было всё, что осталось у него в жизни, что пока ещё роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром». Шолоховский финал – один из самых сильных в мировой литературе. Он Михаилу Александровичу очень трудно давался, и, уже написав роман, он много раз к нему подступался. Сам рассказывал про поиски точной сцены, и Марья Петровна не раз вспоминала, что однажды она проснулась утром и увидела, как муж стоит у окна и сотрясается от рыданий. Она очень испугалась, подбежала к нему и спросила: «Что такое? В чем дело?». И Шолохов ответил: «Я закончил». Ему во сне приснился этот финал, он встал и записал его буквально по сновидению, а не по прихоти сценаристов, которые просто смазали окончание фильма.

Ну а так – спасибо творческому коллективу: старались, снимали в любую погоду, в натуральных декорациях, в потрясающих первозданных пейзажах, скакали, кашеварили, играли, как могли, волновались... То, что критических откликов – больше, чем положительных, – не суть важно. Радует, что они, многочисленные и заинтересованные, возникли, что роман и судьбы его героев по-прежнему волнуют. Я тоже смотрел, переживал заново и думал о том, какие суровые испытания выпали на долю русских мужиков, а ещё более страшные – женщин. Ведь это не из пальца Шолоховым высосано, не из безумного паноптикума Малахова взято. Перестрадали, выстояли в ХХ веке, преодолели – и всё ради чего? Страшного социального неравенства и духовного опустошения? Ужас… Расстроило, что из молодёжи этот фильм мало кто смотрел: спросил у студентов 1-го курса журфака – никто не удосужился, в группе четверокурсников лишь Екатерина Фокина следила, написала в рецензии: «Постановка Урсуляка очень близка моему сердцу ещё и потому, что я была в той самой станице Еланской, где съёмочная группа воссоздала целые хутора. Мне посчастливилось гулять по тропинкам к Дону, куда ходили казачки стирать белье и обсуждать последние сплетни хутора. Я заглядывала в дом Мелеховых, где большая дружная семья собиралась вечерять и провожать ушедший день. Слышала звон колоколов в церкви и скрип свежего снега под ногами – казаки шли к обедне. А какие пейзажи вокруг! Природа кажется недосягаемой, будто ты смотришь на картину, которая играет красками и меняет цвета на глазах. Режиссёру и оператору Михаилу Суслову с удивительной точностью удалось передать весь колорит донских окрестностей». Да, это удалось…

Рейтинги разрекламированного фильма оказались ниже ожидаемых: по данным TNS первую серию «Тихого Дона» в воскресенье, 29 ноября, смотрели 4,9% жителей столичного мегаполиса и 6,7% жителей провинциальной России. Это далеко от первых мест в рейтинг-листе самых популярных программ недели. Потом, как признавались многие блогеры, «смотреть бросил, но хочу покритиковать». Вот и я, выходит, покритиковал большую и многосложную работу, но ведь через любовь к Шолохову – не переступишь!