Ренат ХАРИС. КЛЯТВЕННАЯ ЧАША. Поэма, перевод с татарского Николая Переяслова

 

Ренат ХАРИС

КЛЯТВЕННАЯ  ЧАША

Поэма

 

                         В год 6493 (985). И заключил Владимир мир с болгарами,

                         и клятву дали друг другу, и сказали болгары:

                         «Тогда не будет между нами мира, когда камень

                         станет плавать, а хмель тонуть».    

                                                                           «Повесть временных лет»

 

* * *

Я круглый камень бросил в Волгу с кручи,

и он сверкнул, дно озарив огнём.

(Так луч порою разрывает тучи...)

И древний век – сомкнулся с новым днём!

 

И прокатились кольца волн, переча

теченью лет, что тают вдалеке.

И всплеск от камня двинулся навстречу

волнам, гонимым ветром по реке.

 

Отдавшись воле волн, я то ныряю

в глубины Волги, достигая дна,

а то с потоком дерзостно играю,

вдаль уплывая через времена.

 

Я погружаюсь в струи дум горячих,

в них растворяясь, как в воде речной,

перемешавшись с пляской капель зрячих

и говорящим ветром над волной.

 

Я стал землёй.

Мой путь безмерно долог...

 

Во мне – века.

Исследуй, археолог!

 

* * *

...Возле Днепра, на берегу высоком

стоит Перун, тьму прожигая оком,

а князь Владимир, встав на косогор,

швырнул полено крепкое в костёр.

 

Взлетела к небу туча искр слепящих,

сорвав средь ночи сов на ветках спящих,

и свет багровый чащу окровил,

и лик Перуна ужас искривил.

 

И обожгло сверкающее пламя,

усы Перуна, взмывшие, как знамя.

И князь Владимир, будто звоном струн,

вспугнул мрак словом:

                             «Мир тебе, Перун!

 

Благодарю тебя! Перед тобою –

горит полено, брошенное мною.

В том вижу я благословенный знак,

как будто то – взращённый нами злак.

 

Снесу я всё – удары и пожары

и двину рать в Великие Булгары,

поскольку царь булгарский – Мухаммат –

купцов пустился грабить из засад,

дома их сделав жалкими гробами,

а их самих вдруг обратив рабами…

 

О, Русь, твой лик, где чёрная зола,

в крови врагов отмою добела!

 

Благослови, Перун! Со мной Добрыня,

его душа сияет, как святыня,

а за спиной – дружинников ряды,

чьи копья остры, а мечи – тверды.

 

Пошли, Перун, твоё благословенье –

пускай взлетит до туч народа пенье

и, нам даруя слаще всех чудес,

на Киев счастье спустится с небес!..».

 

* * *

…И князь сошёл – туда, где Днепр бежит,

листая волны, как страницы книжник.

Щитами лодок каждый борт обшит…

А князь в руках несёт с собой булыжник!

 

Весь Киев утром к берегу идёт,

где князь готов плыть за врагом по следу,

и русский люд ему удачу шлёт,

ну, а Руси – и славу, и победу.

 

Взойдя на острый нос своей ладьи,

князь бросил людям клич под облаками:

«Мои родные, близкие мои,

в моих руках вам ясно виден камень?

 

Моё решенье – камня тяжелей,

который в Днепр я брошу нынче смело.

Коль слово дал – то силы не жалей:

или нырни за ним, иль сделай дело…».

 

И князь булыжник бросил в недра вод,

уняв смятенье, что тревожит душу.

И стон протяжный выдохнул народ,

увидев мать Владимира – Малушу.

 

И словно чайки голос прозвучал,

опять родив в сердцах людей кошмары:

«Не покидал бы, княже, ты причал,

и не водил бы воинов в Булгары.

 

Кровь отмывая с воинских одежд,

истёрли руки матери до крови.

Истлели в душах капельки надежд,

устав от горя днями хмурить брови.

 

Уж сколько лет отец твой Святослав

мне ранит душу долгими годами,

среди днепровских сгинув переправ.

Теперь и ты идёшь его следами…».

 

И в этот миг дохнул с высот Стрибог,

грудь парусов наполнив ветром туго.

И, покидая свой родной порог,

уплыли лодки, торопя друг друга.

 

Плескался в берег голубой поток,

над отчим краем небосвод был светел.

И не услышал над рекой никто,

что князь Владимир матери ответил…

 

* * *

В шатре высоком, лёжа на коврах,

витая слухом в сказочных мирах,

царь Мухаммат внимал стихам поэта,

что в честь его он сочинял с рассвета.

 

Но тут вбежал примчавшийся гонец.

«О, ильтабар[1]! Нам близится конец!

С той стороны, где спать ложится солнце,

я видел пыль, что над степями вьётся,

и плеском вёсел полнится вода!

Знать, к нам с Руси грозу несёт беда».

 

И на коврах привстал царь Мухаммат:

«Я и плохим вестям бываю рад,

когда их кто-то вовремя приносит…

Гонцу отсыпьте, сколько он попросит!

 

И собирайте полководцев в круг

да аксакалов – нынче не досуг…».  

 

Ну, а когда пришли, мудры и седы,

все те, кого созвали для беседы,

царь вышел к ним и вопросил народ:

«С чем нам встречать того, кто к нам идёт?

Коль у него за пазухою – камень,

его встречать нам с голыми руками?

Или с мечами выйти из-за скал,

иль стол накрыть, чтоб всем он взор ласкал?..».

 

И вышел в круг старейший аксакал:

«Того, кто к нам идёт с тяжёлым камнем,

мы встретим с миром – и друзьями станем,

не пожалев для них горячих слов.

Они – соседи. Надо слать послов».

 

«Ты справедлив!» – глаза царя зажглись.

И поддержал его слова меджлис…

 

(Гул этих слов я услыхал в груди,

как будто это – дальний гром гудит!

И этот гул стелился по земле,

качая воду и клубясь во мгле.

 

О, археолог! Вскрой пласты песков –

услышишь в них слова былых веков…)

 

* * *

…В шатре высоком для гостей накрыт

огромный стол, где блещут чаши, блюда.

Стол не простой – его нарядный вид

всех соблазняет яствами, как чудо.

 

Лаская слух хозяев и гостей,

слова летят, как птичьи песни в чащу.

Кровь не пуская, не дробя костей,

по кругу носят клятвенную чашу.

 

Из года в год – мы рубим, как леса,

друг друга в битвах, не чураясь боли…

А столько душ умчалось в небеса,

через века летя, как через поле!

 

Земля устала слышать стук голов,

летящих с плеч в боях неутомимых.

Грядущий век заждался сладких слов,

истосковавшись по глазам любимых…

 

* * *

...И вот в шатре все сели чинно в ряд –

Владимир-князь, Добрыня, Мухаммат,

богатыри Владимировой рати,

Мухаммата и воины и братья.

 

И встал со словом первым царь Булгар:

«Нам с русским князем не чинить впредь свар.

Купцов не грабить, не пускать их крови,

жить по-соседски – в дружбе и в любови.

А если эту клятву мы нарушим –

то пусть нам вынет сталь из тела душу!».

 

И он из ножен саблю обнажил –

и перед русским князем положил.

А добрый гул поплыл вдоль вод и суши:

«Пусть наши сабли рассекут нам души…».

 

И вслед за этим встал Владимир-князь:

«Мы укрепили с Мухамматом связь

и затвердили прочно в договоре,

чтоб кровь не лить, неся друг другу горе,

вести торговлю не мешать купцам,

дать жить в родстве отцам и молодцам,

а тем, кто этот договор нарушит, –

Перун пусть гром на них с высот обрушит,

Стрибог сотрёт о них в столетьях быль

и над морями их развеет в пыль».

 

И сняв шелом, поставил его рядом

с положенною саблей Мухамматом.

И добрый гул качнулся, как ковыль:

«Пускай Стрибог развеет нас, как пыль…».

 

Водою волжской чашу сам наполнив,

царь Мухаммат её над пиром поднял

и князю дал Владимиру глотнуть –

мол, нашей дружбы вкус не позабудь.

 

Затем кремень он вынул из кармана

и, чтобы в том не видели обмана,

его пред всеми в чашу опустил –

и на поверхность он уже не всплыл.

 

И Мухаммат сказал, взмахнув руками:

«Когда в воде вдруг станут плавать камни,

а хмель потонет в чаше, как сапфир,

тогда меж нами – прекратится мир!».

 

«Да будет так! – сказал Владимир громко. –

Пускай из чаши льётся через кромку

по миру дружба наша, как вода.

Из века в век! Отныне – и всегда!..».

 

* * *

(…И в том шатре – я тоже тайно был,

воды из чаши клятвенной испил,

и та вода – мне душу оросила,

чтоб в ней навеки укрепилась сила…)

 

Перевёл с татарского языка Николай Переяслов

 

 

---

[1]Ильтабар – тюркско-татарское Иль (страна) + табар (найдёт). То есть: нашедший свою страну, свою родину. Во времена князя Владимира это слово значило титул правителя Булгарского царства.