Роман СЛАВАЦКИЙ. КАМЕННЫЕ ЗЕРКАЛА. Стихи

 

Роман СЛАВАЦКИЙ

КАМЕННЫЕ ЗЕРКАЛА

 

ПЕПЕЛ

В Отчизне голос Прошлого не слышен.

Но в нашей дряхлой полу-Византии

вскипают кружевами волны вишен,

захлёстывая главы золотые;

 

и золотом узорным воздух вышит,

грохочет под землёй Вулкан-вития,

Помпеи пепел валится на крыши,

на чёрный газ, на храмины святые.

 

И мы с тобой в бесовской гари смога

с пустой душой – без чувства и без Бога

в весеннюю вступаем круговерть…

 

Ты даришь мне отравленную розу.

Твоё вино таит свинцовый отзвук

и в кубке губ забвеньем веет – смерть.

 

ВИДЕНИЕ

Помпея-девочка, уст усмешкой

зачем влечёшь – неземная гостья?

Зачем играешь безгрешным блеском

очей, и смешной наготой подростка?

 

Как будто с каменной занавески

глядишь со стены, сквозь дыханье воска…

Но только осыпалась пылью фреска;

осталась лишь красок седая горстка,

 

да смех очей твоих виноградных,

да шум туники твоей нарядной,

и око ворот, и полей приволье,

 

и глиняной лампы ночная копоть,

и этот шёпот, весёлый шёпот,

пронзающий сердце внезапной болью!

 

СЛЕПКИ

Он закрывает обрывком тоги

смертную бледность её чела;

кровля последняя – плащ убогий…

Пепел и мгла!

 

Зыбятся каменные тела:

«Нашу семью одолели боги»…

Коконом чёрным легла зола;

оттиск агонии – Тьмы чертоги.

 

Сердце трепещет сквозь камни лет,

плоти истлевшей встречая след –

слепок, залитый в кору земную.

 

Ужас повторного бытия:

словно бы это не он, а я

спрятал свою родную.

 

В ДОЛИНЕ

Мрак темнее, чем безлунной ночью,

все бегут из города толпою;

только Небо чёрное грохочет

среди воплей ужаса и воя.

 

Кто-то горько стонет: «Боги, боги!»,

и кричат потерянные дети;

а в ответ, в отчаянье и злобе:

«Что зовёте?! Нет богов на свете!».

 

Больше нет Кампании счастливой:

только жара адские разливы…

 

И Танатос царствует в долине,

в море ветром пепельным плеская!

Падает на землю старый Плиний,

в ядовитой гари задыхаясь…

 

ТАНЕЦ МЁРТВОЙ

Она танцует снова. Старый форум

лежит пред нею каменной страницей;

легко туника детская струится

и песенка несётся над простором

 

самнитских плит. И словно бы с укором

взирают статуй мраморные лица;

а девочка всё так же веселится

и прядки вьются вихрем в танце скором.

 

Кружится тень – пророчицею мёртвой

на поле травертиновом, истёртом,

и в воздухе круги перстами чертит.

 

И звонким колокольчиком весёлым

на форуме пустом, на камне голом

она поёт о смерти, смерти, смерти!..

 

ГОРОД

Форум и Арка, термы и перистили,

лавки, таберны, полные пряным жаром,

храмы, дома и фрески в помпейском стиле,

камни на перекрёстках и лупанары.

 

Фаллосы-амулеты за каждой дверью:

в атриумах, в лачугах, в чаду пекарен,

даже на улице ими обход промерен,

знак плодородья – в садах, и во тьме – в амбаре.

 

Древние лары в алтариках прячут лица;

маленький храм Исиды в углу таится,

смуглой вечерней тенью чужого Нила.

 

Странно сверкнёт на камне в закатном блеске

тонкой иголкою – бронза булавки детской,

что по дороге – насмешница обронила.

 

КАССИЯ

Там, где у входа, мозаикой сложено, светится: «Здравствуй»,

там, где в конце анфилады в колоннах парит перистиль,

там, где лукаво взирают со стен театральные маски,

там, где в бассейне из мрамора – медный – танцует сатир.

 

Пепельной тенью по плитам хозяйка идёт безучастно

ночью неслышно ступая на смальту, на пёстрый настил

словно бы ищет своих драгоценностей тяжкие связки,

словно бы ищет семейной печати – но след их простыл.

 

Змейки – витой, золотой – затуманились глазки-рубины;

вместе с хозяйкой сокрылась она в потайные глубины

с Кассией вместе – с хозяйкой – в забвенье и тлен.

 

Кассия ищет свою красоту, что во прах разметалась –

тщетно!.. И горестно смотрит она вдоль ограбленной залы,

пепельной тенью вздыхая на каменном зеркале стен…

 

БИТВА ПРИ ИССЕ

Скрестились копья! Бой при переправе;

и эллины одерживают верх:

прорвался страшный персам Искандер

и правит бой на славном Быкоглаве.

 

Спасайся, Дарий! Враг тебя поверг,

фалангой землю Азии кровавя!

…В полу экседры, в каменной оправе

цветной узор из камешков-тессер, –

 

резной рисунок мастера мозаик…

 – Но вновь идут, поверженных терзая,

окованные бронзой боги битв!

 

И снова закипает бой при Иссе,

и Персия хрипит в небесной выси,

как ствол сухой, что молнией разбит.

 

БОМБЫ

Город заплёван кровавой рвотой,

в сердце – свинцовый тромб…

…Американские самолёты –

чёрные рыла бомб –

 

прямо на мрамор немого града –

рёвом безмозглым, железным градом,

 

прямо на росписи Дома Фавна,

прямо на стены со снятой кожей –

чёрной бензиновою отравой,

рёвом огня, сатанинской дрожью.

 

Шёпот сокровищ, седая роскошь,

Времени ветхий дождь –

втоптаны в пыль солдатнёю пошлой,

мясом тупых подошв.

 

БОГИНЯ ВОДЫ

О, если б мне коснуться этих журчащих прядей,

этой прохладной кожи, тонких твоих перстов,

этой прозрачной плоти, прядающей в ограде

каменной башни – даже чашею стать готов!

 

Я позабыл бы волю струйного плена ради,

плавал бы тёмной тенью в сети речных цветов…

Как я хотел бы ведать в лёгкой твоей прохладе

зыбкий и льдистый говор влажных ночных оков!

 

Тайной манят бассейны, мраморные нимфеи;

льются в свинцовых трубах, в пёстрых фонтанах веют

звонкие капли – всюду голос воды разлит.

 

…Сон оборвётся нитью, пепельным ветром сгинет!

Город навек оставлен, Город забыт богиней;

только лишь призрак шепчет пылью горячих плит.

 

ХРАМ ВЕНЕРЫ

Счастьем отмечен, исполнен веры,

Люций Корнелий Сулла

выстроил мраморный храм Венеры

в год, как война минула.

 

Но, когда времени вышла мера –

родов подземных гулы

сдвинули камни базальтом серым

к людям, от страха снулым.

 

Знал ли покрытый паршой диктатор,

что его стройке придёт расплата?

Только руина стоит над склоном.

 

Вход лишь остался в глубинной стыни

словно зловещей земной богини

тёмное лоно.

 

ДОМ ХИРУРГА

Тянет безрассудная подруга,

манит за собой в рассветной хмари,

к башне Геркуланской – в Дом Хирурга,

что в углу – на Виа Консоларе.

 

Страшные приборы! – взоры бросьте:

скальпели, пила, резак для кости…

 

А на фреске – врач, что у Энея

из бедра стрелу, кряхтя, изводит,

сын Асканий хнычет и немеет,

и Венера нежная – в тревоге.

 

О, не плачь, взволнованный Асканий,

не грустите, воины из Трои,

ваше горе что? – всего лишь камень,

Город из которого построен.

 

ФЛОРА

Флора уходит из ветхой фрески,

в сказочном зеркале зелень вьётся:

трепетно, как ветерок нерезкий –

тихо уходит, не обернётся;

 

в чистый Элизий, к безгрешным душам

шагом неслышимым и воздушным...

 

Всё: поворот лебединой шеи,

прелесть причёски, цветков касанье,

складки одежды, что утром веют,

нежностью красок, латинской ранью –

 

всё это Орку она оставит,

духам нездешним, иной природе…

Из опустелого камня Стабий

Флора уходит.

 

ЖЕРНОВА

Хлебопекарня – «владенье Попидия Приска», –

сведай-ка здешнего рода крутые права,

глянь-ка на перечень – свиток старинного списка:

печи, торговые лавки, мешки, жернова…

 

Камни  вращают рабы, и тяготою римской

и нарастающим гулом гудит голова;

струйкой стекает мука от огромного диска,

тесто вспухает и хлебного ждёт мастерства,

 

и поспевают в жару для житейской потребы

пышным цветком поднимаясь, румяные хлебы;

зев раскалённый закрыли – тепло уберечь.

 

…Время протёрлось мукою, осыпалось мелом!

Хлебом наполнена – брошенным, окаменелым –

слепо глядит в пустоту позабытая печь.

 

БАЗИЛИКА

Зал базилики одет в разноцветный торжественный камень

и не доходит сюда тягостный Форума зной.

Здесь над трибуной парят магистратов почётные скамьи,

лики чинуш, облечённых величьем – красы неземной.

 

Здесь и законы, и суд, и решения – всё под руками,

только народ почему-то всё время идёт стороной:

стены исписаны вдоль-поперёк удалыми стишками –

едкой поэзией, сложенной в ритм и, конечно, – срамной.

 

Сколько здесь радостных рук поработало стилосом, дабы

всю штукатурку покрыть излияньем пахуче-похабным

и обесславить навек помпеянцев знакомых-родных!

 

…Рухнули своды, но камни всё полны пророческим слухом:

«Я удивляюсь тебе, стена, как могла ты не рухнуть,

и продолжаешь нести надписей столько дрянных!».

 

ВИЛЛА МИСТЕРИЙ

В руках ребёнка развёрнут свиток,

плоды готовят к заветной жертве;

седые кубки вином налиты –

багряной влагой, огнём бессмертья.

 

И светятся голых красавиц тени

беззвучной музыкою движений.

 

Шумящим покровом топорщит перья

младая дева – крылатый даймон;

в ногах подруги, в тугой портьере

другая дева в ночи рыдает.

 

Силен мурлыкает на сиринге,

а рядом – Эакх разливает благость…

Читая фрески немую книгу,

секретным ходом проходит Август.

 

НАДПИСИ

Стены полны воплей непотребных:

«Все за Амплиата станем кругом!»,

«В эдилы – Полибий, славный хлебник!»,

«Амплиат Педания – ворюга!»,

 

«Всем девчонкам разобью сердечки!»,

«Прочь, бездельник!», «Что ещё за речи?»,

 

«Я – твоя; отдамся за два асса»,

«На арене – травля будет скоро».

Праведный еврей добавил надпись:

«Это край Содома и Гоморры!».

 

И, конечно, сразу напророчил:

славный город в пламени истаял!..

…Девочка проходит лунной ночью

тихо – письма призраков читая.

 

САДЫ

За мраморной корою зданий,

за мраком полутёмных сеней

дворы украшены садами

из нарисованных растений.

 

Они и на зиму не вянут

всё так же свежи и прекрасны...

…Но не будите их поляны

своей тревогою напрасной.

 

Ведь их раскопами открыли:

они исчезли, стали пылью!

 

Их листьев трепетные поры

достались холоду и зною…

И тлеет красок ветхий ворох

под опустевшею стеною.

 

ТЕАТР

Опять меня сквозь сон девчонка тащит

вдоль улочек досуга и разврата –

глазеть на разрисованные чащи,

харчевен полотняные раскаты.

 

А впереди – громадина Театра

аркады раскалённые таращит,

и на арене знойной – гладиатор

сверкает, словно Марс – мечом блестящим.

 

Пыхтят вдвоём – красиво и кроваво,

чтоб зрителей орущая орава

помиловала их – двоих – в итоге.

 

Блестят на солнце бронзовые латы!

И уж готовы страстные фанаты

порвать врагам хитоны их и тоги.

 

ДОРОГА ГРОБНИЦ

Куда ты – шалая озорница?

Пора дорогой идти старинной?

Путём Плутона и Прозерпины,

где строй надгробий вокруг теснится?

 

Нездешней песней щебечут птицы,

и спрятан прах драгоценной глиной…

А тени – бродят среди долины,

Вулкану бросив свои гробницы.

 

И снова толкается острый локоть:

в сандаликах мило по плитам шлёпать,

когда Помпея в гробу уснула.

 

Вином разведённым запив лепёшку,

она с подола сметает крошки

и на ухо шепчет стихи Катулла.

 

ТРАПЕЗА

«Днём всегда наесться невозможно;

но зато в ночи – огни пылают,

над жарким легко летает ножик,

на гостей взираю из угла я...

 

Полных чаш серебряная кожа

лоснится… А я – такая злая:

взрослые лежат на пышных ложах,

ну а дочку – в спальню отсылают.

 

Но, когда от зависти не спится,

мне рабы тайком несут гостинцы

от горящих жаром вкусных кухонь.

 

Самое большое развлеченье:

в спальне спрятать парочку печений,

чтобы дать потом покушать куклам».

 

КАМЕННЫЕ ЗЕРКАЛА

Старые краски по стенам тлеют,

сыплется Времени серый прах…

Людом не узнанная Помпея

прячется в каменных зеркалах.

 

По штукатурке гурьбою длинной

чудятся каменные картины…

 

И вереницей струятся мифы

словно в распахнутое окно,

там, где амурчики давят лихо

гроздьями – каменное вино.

 

Там, где как будто тростинкой тонкой,

милая тень в глубине прошлась…

Из-за кулисы глядит девчонка

с юным бесстыдством невинных глаз.

 

ЗАКЛЯТИЕ

 «Сегодня ваши стылые мусеи

наполнены ворованною бронзой,

и только толпы варваров глазеют

на фрески и серебряные лозы,

 

на зерни драгоценные мозаик…

Затмите, боги, жадные глаза их,

 

замкните рты, не знавшие латыни

засыпьте их горящими горами!

Пускай вернутся клады и святыни,

и ладан заклубится в каждом храме!

 

Или хотя бы призраки верните –

родных вещей затерянные души!..

И выпрямятся уличные нити,

и тени оживут – моих игрушек…».

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Если покровы картин – из украденных красок,

если  искусства идут – из отрытых могил –

что удивляться теперь ядовитою лаской,

нетопыриной вознёй заколдованных крыл?

 

Выброшен памятный прах из украшенной урны –

так не дивись, что из мрака является гость,

страшною тёмною тенью встаёт на котурны,

пепла и тлена полна его чёрная горсть.

 

Чтобы развеять завесы загробных заклятий,

граду верните и перстни его и печати,

призраки фресок, и статуй повторенный строй.

 

Раны укройте целебною каменной кожей,

чтобы, восстав из забвения, заново ожил

смертью очерченный город за грозной Горой.