Михаил ПОПОВ. ПУШКИН И НИЧЕВОКИ. Год литературы

 

Михаил ПОПОВ

ПУШКИН И НИЧЕВОКИ

Год литературы

 

После революции забурлила-вспучилась окололитературная клоака. Среди прочих групп и группочек выделялась одна – ничевоки. Это они грозились «сбросить Пушкина с корабля современности».

Минуло сто лет. История повторяется. Внуки ничевоков теперь рулят в министерствах. Плоды их деятельности на лицо. И особенно заметны в Год литературы.

Год этот начался с эмблемы, представленной минкультом. Три профиля в лучших традициях агитпропа. Только если классиков марксизма-ленинизма изображали равновеликими, тут идёт на убывание-уменьшение, как выражаются в чиновной среде – оптимизируется. Профиль серенький, самый блёклый – якобы, Пушкин. Средний с голубизной «как бы» Гоголь. А самый яркий – пунцовый, понятно сразу, – Ахматова. Чувствуете расклад? Наше всё уже и не всё и даже почти не наше, уходящее за горизонт. И сподвижник его, припечатавший намертво дедов тех самых ничевоков. Акцент сделан на Ахматову, в данном случае молодую, поры декаданса, когда ломалось всё и вся: мораль, традиции, критерии, к чему А.А. приложила руки; в этом они были заединщики, ничевоки и творцы серебряного – с червоточиной – века. Тенденция очевидна. В следующий раз в эмблеме Года литературы произойдёт ротация. Уже профиль А.А. подёрнется туманом, а наперёд, окрашенный румянцем будет выставлен сияющий образ автора «Голубого сала» или геродота современности Радзинского, или Черте-что-швили, или какой-нибудь из писучих мадамок...

Чем запомнился Год литературы? Агитпроп внушает, что самое яркое его событие – всероссийская читка «Войны и мира». Ну, не зна-а-аю… Калейдоскоп лиц, голосов, детский лепет и мужицкий баритон. Минута, две, ну, десять… Неужели кто-то досмотрел-дослушал это до конца?! Ведь никакого восприятия слова – одна картинка. А вот включил «Радио Победы» (Тюмень) – там эпопею Толстого представлял Василий Лановой – и заслушался. Подлинный артист вдохновенно читал бессмертное творение, а у меня горло перехватывало от восторга и величия родного языка.

Нам внушают, что всероссийская читка – новое слово в пропаганде словесности. Полноте! Чего тут нового?! Та же самая массовая показуха. Вот, мол, глядите – самая читающая страна в мире! Это раньше она была подлинно читающей. А теперь – ярмарка, скомороший балаган, а книга – к ним приложение. Отвадили молодёжь от чтения, а нынче спохватились – туповатая растёт смена. Вот и стали заманивать: то библиотека в скверике, парке, на пляже… то ночь в библиотеке. Ну, придут Митрофанушки и их девицы, побродят по залам: «Классно!», «Круто!», «Кайф!». Они что, читать будут на ночь глядя?! Не смешите! Ночь в библиотеке – лишний повод пошататься в незнакомом для них месте да потискаться между полками. Только и всего.

Все новации подобного рода проистекают из центра. Огорошить масштабом, яркостью, завлечь, потешить – вот, сдаётся, подлинные цели культурологов-ничевоков. О глубине тут и речи нет.   

 

Свою лепту в дело замены-подмены традиционных ценностей вносит и глубинка. Назвать Бродского брендом Архангельской области – это в стиле ничевоков. Ничевоки возводят памятники фантомам: фиглям-миглям, чижикам-пыжикам... Козьма Прутков – персонаж в стиле ничевоков. Ему у нас почётное место в новой – без Пушкина – иерархии: и фестиваль, и памятник. Дело за учреждением медали или ордена с профилем бессмертного Козьмы. А потом пунцовым цветом на ту самую эмблему.

О том, как низко пало образование, говорено переговорено. Восьмиклассники не знают, кто автор «Муму», девятиклассники не слышали о Шергине, выпускники школы не знают ни одного стихотворения Рубцова.

Оборотная сторона деятельности новых ничевоков тотальная и воинствующая графомания. Поощряемые властью на местах – «как не порадеть родному человечку» – они находят деньги, беря нередко за горло местные администрации, и выпускают пудовые сборники. Поэзия там не ночевала, Муза в ужасе бежит из тех рифмованных тенёт. То же и читатель. Возьмись петушок искать в этих вавилонах жемчужинку, падёт бездыханный. А сборники – «братские могилы» – выходят и выходят.

Графоманы стали доминировать на литературных фестивалях. Одна слабенькая газетчица выдаёт свою скудную по мысли и чувству заметулю-корреспондюшку за рассказ. Другой наполняет свой бедный по языку и фактуре опус частушками о Сталине, полагая, что сие новое слово в словесности. Иные из них руководят графоманскими артелями, называя их лито, и уже держат себя, как мэтры. Того и гляди, скоро премии появятся их имени.

Мало того, вовсю идёт и в буквальном смысле подмена Пушкина. Некая учительствующая дама принялась зарифмовывать классику – своими словами переводить на тусовочный язык персонажи русских народных сказок, сказок Пушкина. Так, по её глубокому замыслу и убеждению, дети лучше усваивают материал.

Несть числа бардам, кои мусолят одну и ту же мелодию, тараторя свои жухлые, как осенняя листва, вирши. По выражению Городницкого, последнего из могикан, бардовская песня переродилась в попсу и воровской шансон. А ничевоков это «не колышет». Механические соловьи на всех площадках. И ничевоки от власти им потворствуют. Как же – это ведь творческое объединение, это же самоорганизация населения, это же основа культурного досуга. «Креатив».

В этой среде нет места Пушкину, а уж наследникам его и подавно. Современный поэт и прозаик загнаны в резервацию. Его место где-нибудь в тени ярмарочного балагана, если его кто-то там увидит и услышит. Он вроде необязательного соуса к основному массовому блюду. Сам свидетель, как в одном районном клубе отказали дать слово Личутину. Он, видите ли, не заявлен в программе, точно в ней представлены сплошь величины национального масштаба. Пришлось убеждать, настаивать, прежде чем закопёршики нехотя дали классику русской словесности место у микрофона, да и то с оговорками, дескать, не больше пяти минут.

Печальная картина, что и говорить. Единственное утешение, что появляются всё же и талантливые люди. Вырастет ли настоящий цветок поэзии на забитой сорняками земле – это вопрос. Но надежда есть. Гарант её всё тот же Пушкин, наше всё. Ведь сколько ни пыжились, сколько ни облаивали Пушкина ничевоки, те – первые, их и в помине нет, унесло ветром истории, а он стоит вечный и бессмертный.

Я памятник воздвиг себе нерукотворный.

К нему не зарастёт народная тропа...

 

Не зарастёт! Как бы не заваливали её чертополохом графомании, не драпировали гламуром, не маскировали камуфляжем партийных доктрин и установок.

Пушкин – наша Вечность.

 

Архангельск