Кавад РАШ. «ЖДУ ПРИШЕСТВИЯ КАЗАКОВ И СВЯТОГО ДУХА»

 

Кавад РАШ

«ЖДУ ПРИШЕСТВИЯ КАЗАКОВ И СВЯТОГО ДУХА»

 

У русского Царя в чертогах есть палата,

Она не золотом, не бархатом богата;

Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;

Но сверху донизу, во всю длину, кругом,

Своею кистью свободной и широкой

Её разрисовал художник быстроокой.

Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,

Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,

Ни плясок, ни охот, – а все плащи да шпаги,

Да лица, полные воинственной отваги.

                                                                                      А.ПУШКИН, «Полководец»

 

Слова, вынесенные в заголовок, занёс в дневник в апокалип-предчувствиях перед кончиной в октябре 1917 года в Париже Леон Блуа, пламенный католик и известный французский писатель. Кому как не французу могли пригрезиться казаки, ворвавшиеся в Париж в 1814 году вместе с русско-прусской гвардией.

Огненный пророческий дух Блуа, жившего под знаком Абсолюта, чистоты и верности с непримиримостью к малейшим формам политкорректности, волновал Николая Бердяева, посвятившего Леону Блуа ряд работ.

Блуа призывал французов к фанатично-рыцарскому служению Христу под знаком абсолютной верности единственному Сузерену-Спасителю. Блуа отвечал за свои слова. Во время франко-прусской войны он ушёл добровольцем на фронт.

Вне высокого католицизма Франция не нужна Блуа вовсе.

Это суждение Леона Блуа прямо совпадает с кредо нашего Константина Леонтьева, продуманно и решительно отрезавшего: «Россия несамодержавная и неправославная мне не нужна».

Такая Россия позарез была нужна большевикам и миллионам суггестивных (особо склонных к гипнозу и внушениям) межеумков с генетической ненавистью к форме (по убеждению Бунина), дисциплине, дистанции.

Бердяев не случайно сравнивал Леона Блуа с Константином Леонтьевым, Василием Розановым. А по трагическому одиночеству с Фридрихом Ницше.

Если Россия всегда остро и нуждалась в чём-то, то только в характерах, в мужчинах русского закала, как Константин Леонтьев, он же монах Климент. Мужчинами особого русского чекана всегда славился на Руси казачий Дон с былинных времен. Потому всадники с Дона так поразили соотечественников Блуа, мать которого была дочерью наполеоновского солдата. Дух 1812 года унаследовал и Константин Леонтьев, который больше всего в жизни боялся, что на его веку не случится большой войны, и он не примет участия в сражениях, как подобает русскому дворянину. На войну он всё же попал, на так называемую «Крымскую», да и то батальонным лекарем.

Послевоенное консульство Леонтьева быстро закончилось после того, как он перетянул хлыстом французского посланника за непочтительный отзыв о России.

Константин Леонтьев, увы, единственный наш мыслитель, внесший в русскую философию фактор силы. В русское богословие этот стержень внёс младший современник его святитель Игнатий (Брянчанинов), потомок бояр Куликова Поля, выраженных в его гениальных «Аскетических опытах», и он же в молодости офицер Пушкинского круга из плеяды «лицейских, ермоловцев, поэтов».

Святитель Игнатий писал командующему на Кавказе генералу Николаю Муравьеву, будущему «Карскому»:

«Знамя Христа развевается над моим письмом…».

И советовал генералу-кавалеру орденов св. Георгия IV и III степени, который под Эрзерумом встречал ещё Пушкина:

«Когда пуля неожиданно поумнела, необходимо проверить, в какой силе остался штык».

Огненный мессианизм Леона Блуа – поэта верности – сродни его младшему современнику монаху Андронику (проф. Алексей Лосев), казаку из донских дворян. Блуа и вообразить себе не мог, что Дон, приславший в 1814 году в Париж свои полки самых отважных на земле мужчин, что этот же Тихий Дон на тот момент самая религиозная земля в России, и, пожалуй, в мире. «Тихий» в старину синоним слова «святой», и он не мог не породить в лице монаха Андроника,  самого великого мыслителя после Платона в самую жуткую пору в истории родного Дона.

Среди философов бытует мнение, что в мире был только один поистине великий мыслитель Платон, а все остальные философы до сего дня только комментаторы к Платону. Возможно, это и так, но только исключая Алексея Лосева, который второй после Платона великий мыслитель, к тому же «катакомбный» монах. К исполинской фигуре казака Лосева мы до сих пор робели подступиться.

К XX веку, когда отхлынул в мире тысячелетний христианский прилив, обнажив дно духовного океана, философы (в частности Леви во Франции) стали исследовать, какова доля в христианстве Иерусалима (Ветхого Завета) и сколько Афин (Нового Завета). Лосев многотомной историей античной эстетики измерил безбрежность и глубину эллинского духа и приблизился к решающему и доминирующему вкладу Афин в формирование христианства.

Ни один из прославленных германских философов плеяды Канта, Фихте, Гегеля не смог, в отличие от монаха-казака Андроника, распознать в Реннесансе и Просвещении, поставивших вместо Бога на пьедестал многогрешного человека, разглядеть в гуманизме скрытый лик Зверя, прорвавшийся в XX век оскалом преисподней на расстрельных полигонах ГУЛАГа, Аушвица и Бухенвальда – через дорогу от гётевского Веймара.

Монах Андроник трагической судьбой олицетворяет родной Дон. Революционное помешательство адским огнем опалило и Алексея Лосева, зеленоглазого элегантного рослого казака, с юности подававшего надежды. По окончании университета после пыток на Лубянке его отправили на «Беломорканал», воспетый Буревестником ГУЛАГа Максимом Горьким.

Большевики одновременно с учреждением расстрельных концентрационных лагерей установили у кремлёвской стены монумент под духовую музыку утопистам-мечтателям прежних веков. В их числе был и автор «Города Солнце» Томас Кампанелла, мечтавший о теократической республике Солнца, населённой «соляриями» (солнечными людьми).

Такую республику теократическую с обратным знаком установили большевики и отправили Алексея Лосева в концлагерь на перековку с кайлом и тачкой в качестве «солярия», т. е «зэка». Там он почти потерял зрение. Лосев стал «каналармейцем», уже будучи монахом Андроником, его супруга Валентина Михайловна постриглась под именем инокини Афанасии.

После лагерей до самой смерти Сталина ему было запрещено публиковаться. Сталин, пожалуй, был единственный в стране человек, который понимал опасность таких авторов как Алексей Фёдорович Лосев.

В тридцатые годы казачий Дон породил и писателя мирового класса Михаила Шолохова.

В эти же годы продолжал слагать свои песни бывший лейб-атаманец, кавалер ордена св. Георгия, участник Ледяного похода отважный «Баян казачества» Николай Туроверов. Пришествие казаков в Париж, которых ждал Блуа, состоялось, но уже в качестве обстрелянных эмигрантов.

В те же годы генерал-атаман Петр Краснов будет писать романы, которых жадно ждала вся русская эмиграция. Собрание его сочинений достигло 33 томов, и многие эмигранты считали Краснова как писателя неизмеримо выше Льва Толстого. Трагическое рассеяние изменило в корне шкалу ценностей в сердцах русских изгнанников. Бердяев в те годы называл непротивленца Толстого «отравителем колодцев русской жизни» и даже утверждал, что Толстой более других виноват со своим расслабляющим учением в катастрофе, постигшей Россию.

Пришествие казаков в Париж состоялось, как предчувствовал Леон Блуа, но явились они не побеждёнными изгнанниками, ибо победить казаков невозможно. Но надежды Блуа на явление «Духа Святого» оправдались полностью. Господь эту миссию предоставил казакам – воинам Христа.

Десятилетним гимназистом Алексей Лосев встречал с родной гимназией имени святых Кирилла и Мефодия в родном Новочеркасске императора Николая Александровича, изволившего посетить столицу Святого Дона. Эти мгновения он хранил в сердце всю жизнь.

Из трёх наших великих монахов: свт. Игнатия (Брянчанинова), инока Климента (К.Леонтьева) и монаха Андроника (А.Лосева), двое первых имеют прямое отношение к войне, устроенной Англией на уничтожение России, в войне, получившей у нас с вражеской подачи название «Крымской» или «Восточной». В эту пору война коснулась и таких великих святителей, как митрополит Иннокентий (Борисов), кропивший под огнём пушки в Севастополе, и апостола Сибири и Алеут морехода митрополита Московского Иннокентия (Вениаминова), чей приход располагался на 60 Алеутских островах в туманном бушующем море.

В ту пору духовно воздействовал на всю Россию ещё один святой монах, которого называли «природным патриархом Руси» и «Всероссийским митрополитом» – это святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский. Долгая жизнь позволила свт. Филарету пережить и Крымскую войну, и знать лично многих из поколения «лицейских, ермоловцев, поэтов». Мы уже упомянули пять великих монахов, из них четверо святители. А ведь ещё подвизался в те годы свт. Тихон Задонский, и службу священника в Кронштадте начал всероссийский батюшка, святой праведный Иоанн Кронштадтский. И это далеко не все святые той поры. Не пережил поражения в Крымской войне свт. Макарий (Иванов), фактический создатель Оптиной пустыни. Ни одно столетие русской истории не дало такого числа великих святых, как век девятнадцатый. Это ответ не унимающимся клеветникам «обновленцам» на Преобразователя Петра, создателя великого Синодального периода Русской церкви. Как громогласно заявит в эмиграции богослов и историк церкви Карташев:

«Синодальный период – слава и гордость Русской Церкви».

Казаки попали в Париж через три года после кончины Леона Блуа, но они принесли с собой в Париж, «столицу тьмы и греха», как назвал этот город в письме генералу М.Н. Муравьеву свт. Игнатий (Брянчанинов), дух Святой Руси в зарубежье.

Мы начали свой рассказ со страстного ожидания Леоном Блуа «пришествия казаков и Святого Духа», а эпиграфом взяли начало стихотворения Пушкина «Полководец» о палате в чертогах русского царя, где лица, полные воинственной отваги». Среди этих прекрасных лиц десять портретов казачьих генералов…

В царствование императора Николая II три десятка лучших казачьих полков получили с Высочайшего утверждения имена почётных «Вечных шефов». В их числе были лица императорской фамилии, знаменитые полководцы, князь Суворов и князь Кутузов. Только два исторических лица дали свои имена в качестве шефов двум казачьим полкам – это Ермак и светлейший князь Потёмкин. Но двадцать три казачьих полка получили в качестве «вечных шефов» имена двадцати трёх сверхдоблестных казачьих генералов, саблями добывавших чины и славу, любовь однополчан и почитание в станицах. Словом, подлинно народная жизнь, не нашедшая никакого отражения в литературе, а позже – в нашем бабьем кинематографе.

Американцы создали «вестерны» и воспитали на них нацию. Мы же всё лезли к униженным и оскорблённым, раздавленным и бедным людям. И в этом предпочтении, кроме психологической изощрённости, было какое-то эстетическое бесстыдство. Только перечень казачьих генералов из народа звучит как хорал русской наступательной неистребимости. Состояние русского этноса следует оценивать только по казачьим войскам от Дуная до Уссури и по энергии, дисциплине и вере старообрядцев. А когда шашка попадает в руки староверов, рождаются абсолютно непобедимые «линейцы» и яицкие бородачи.

Напомним, что Государь Николай II вступил на престол в 1894 году и в тот же год основал «Русский музей». В этом же 1894 году журнал «Нива» сообщил о том, что болгарское правительство продало англичанам на удобрение кости русских солдат из районов боев, в том числе Плевны и Шипки. Статья в «Ниве» давала названия пароходов, увозивших кости и имена капитанов. Так завершились призывы слабоумных и мечтательных маниловых-славянофилов, призывавших спасать «братушек». В двух мировых войнах Болгария воевала против России. Той порой в Закавказье зашевелились армянские националисты, и оглушённый благодарностью болгар министр иностранных дел князь Лобанов-Ростовский, имея в виду чаяния армян, холодно отрезал: «Россия не допустит создания на своей границе другой Болгарии». Как отплатила России Грузия за спасение её русской кровью от физического истребления, мы хорошо знаем.

В 1895 году в Терской области в городе Моздок епископ Владикавказский Владимир освятил храм Успения Божией Матери в память покорения Кавказа. Столетняя Русская Илиада, где казаки сыграли выдающуюся роль в составе Отдельного Кавказского корпуса, была увенчана ещё одним воинским храмом. Правда, до конца непонятно, как связывается покорение Кавказа с Успением Богородицы. Сегодня стало особенно ясно, что русские полки принесли освобождение и расцвет всем племенам Кавказа – и христианам, и мусульманам, даровав им государственные образования, просвещение, подъём. Всем помогли, кроме себя. Возможно, в этом высшем безкорыстии и есть божественная миссия России в мире.

Мы непрерывно проигрываем супостату в наступательных формулировках, лозунгах, если хотите, в «баннерах» и в действенном слове в целом. К примеру, «Большая игра» –  так приучили подопытных потребителей чтива и экрана именовать двухсотлетнее геополитическое противостояние Великобритании и Российской империи не только в сфере дипломатии, разведок, но и в сфере военных столкновений.

Проиграв в слове и пропаганде, мы бываем побеждены до выстрелов в информационной идейной войне. Какая уж тут «игра», коли дело доходит до ядов, подкупов, клеветы и прямых сражений. Слово «игра» здесь дымовая завеса, отдающая сатанинским лукавством. Но эта двусмысленность вполне в духе английской традиции и совпадает с атеистическим высказыванием Шекспира: «Весь мир – театр, а люди в нём актёры». Возможно, Шекспир самый безбожный драматург. Не потому ли ему не дают устареть? Здесь как в случае с Леонардо да Винчи, который оставил тысячи страниц дневников убористым почерком, где ни разу не встречается слово Бог. Он едва избежал костра Савонаролы и счастливо отделался поркой за своеобразную ориентацию.

Савонарола разъярился именно потому, что активисты Ренессанса утверждали, что человек не есть образ Божий, а самодостаточный гуманист-титан. А без Бога в человеке быстро проявляется образ Зверя. Ни один философ на Западе до монаха Андроника (проф. А.Ф. Лосев) не сумел разглядеть звериного лика в Ренессансе, который откроется всем в концлагерях XX века.

Англичане в своих больших и малых сатанинских играх приложили руку к организации всех революций, начиная с т.н. «Великой Французской». Революции самые прибыльные предприятия, сопровождаются не только убийствами и осквернением храмов, но и грабежом всех дворцов, палат и золотых запасов. «Кампанеллы», «руссо» и «вольтеры» только прикрытия, как и слово «игра». Правители Альбиона, грабя всех, жили в шизофреническом беспокойстве, что весь мир только и мечтает о том, как бы отобрать у них Индию.

Особенное беспокойство у них вызывала Россия своей протяженностью и динамизмом, как бы нависая над Индией, почти достигая её через Среднюю Азию, Каспий и особенно Большой Кавказ. В двухсотлетнем геополитическом противостоянии с Великобританией со времён Петра I главным стратегическим плацдармом на земле для Альбиона были не Европа с Балканами, даже не Босфор, который можно всегда закупорить флотом, а Большой Кавказ.

В самой России за двести лет, кроме Петра I, не было ни одного политика, который мечтал бы об Индии, или об устье Темзы, если не считать полукурьёзного случая, когда император Павел велел атаману Платову вместе с донцами двигаться на Оренбург и далее в Индию. Это решение стоило императору-рыцарю жизни.

Наши политики и военные до сих пор не могут осмыслить стратегического места Большого Кавказа в раскладе сил в мире. Полководец и президент Турции в своё время проницательно заметил: «При прочих равных условиях хозяином в Передней Азии будет только тот, кто владеет Курдистаном».

Курдистан – это горная крепость размером с Испанию, населённая неукротимым гарнизоном курдов; крепость на стыке трёх континентов – Азии, Европы и Африки, откуда рукой подать до Суэца и Индии. К тому же эта горная крепость плавает на нефти. Курдистан с Кавказом стратегически является единым целым.

Пределы этого Большого Кавказа стали местом столетней Русской Илиады сверхдоблестного Отдельного Кавказского корпуса, где казаки заняли выдающееся место. Кавказский фронт в 1914 году стал венцом тысячелетнего служения казачества православной Руси.

В Новочеркасске у площади Ермака на Дону высится сегодня Вознесенский Войсковой казачий собор. Его называют «Вторым солнцем Дона». На самом деле он второе солнце всей Руси. Донские казаки по чиновной букве ведут свое старшинство с 1570 года, с года, когда великий атаман Михаил Черкашенин сплотил донцов в единое войско и повёл на защиту Москвы. Между тем воины, «зовомые казаци», участники Куликовской битвы, поднесли святому князю Дмитрию Донскому боевую хоругвь с ликом Богоматери. Памятником этому событию высится в Москве знаменитый Донской монастырь, духовный оплот казачества.

Когда пишутся эти строки, со дня Куликовской битвы прошло 634 года – такова длительность прямого служения казаков России, подтверждённая Куликовской битвой, чудотворной иконой и великим монастырём. Стало быть, донцы обязаны были вести старшинство хотя бы с 1380 года.

Здесь необходимо отвлечься по принципиальным соображениям. Когда дело касается исторической памяти, нас непрерывно казённо заклинивает с оттенком патологии.

Как только на Неве сошёл лёд, 30-летний бомбардирский капитан Пётр I с преображенцами захватил после жесточайшей рукопашной схватки в устье Невы два шведских судна – галион «Гедан» и шняву «Астрильд». В честь сей, «никогда не бываемой виктории», царь выбил медаль «Небываемое бывает». Для Петра было совершенно очевидно, что «небываемое бывает» только в Боге. В формуле небывалости Пётр отчеканил наступательный стратегический девиз явления в мир новой России. Любимая формула нынешних политических импотентов, вроде ставропольского комбайнёра, «политика есть искусство возможного» – есть формула сдачи России и дезертирства.

Что же сказал царь-бомбардир, ещё не остыв от абордажного боя: «Повелеваю день 7 мая считать днём рождения Балтийского флота!». В этом забытом и прекрасном царском слове «Повелеваю!» заключена тайна рождения Флота. На Балтике 7 мая 1703 года не было ни одного русского корабля. Не было ни самого Петербурга, ни Петропавловской крепости. Новая столица будет заложена в тот же небывалый год. В том же году Царь заложит храм Троицы и осенью лично приведёт в Неву фрегат «Штандарт». Самое поразительное, что в год закладки града святого Петра с царём уже была станица донских казаков во главе со знаменитым атаманом Ефремом Петровым. Сын его, Данила Ефремов, будет генерал-майором и войсковым атаманом Дона. Сын его Степан Данилович тоже станет войсковым атаманом Дона. Что до сподвижника Петра I при основании Петербурга атамана Ефрема Петрова, то он будет убит (1708 г.) при взятии Черкасска яростным старообрядцем Кондратием Булавиным, поплатившись за казачью верность царю.

9 мая 2013 года кадеты казачьего кадетского корпуса имени Данилы Ефремова вместе с суворовцами участвовали в параде на Красной площади.

Ни один человек не воплотил в себе так полно все лучшие казачьи добродетели, как исапостол Пётр Великий с его небывалой многогранностью, отвагой, религиозностью и абсолютной честностью. Роднила казаков с Петром и страстная любовь к рекам и морю. Строго говоря, казаки не были «землепроходцами», ибо двигались водой, и по рекам, земля для них была связана чаще с тяжким «волоком». Слово «волок» не встречается ни в одном языке мира, кроме русского. «Прикиньте!» – как выражаются нынче….

У плебея нет ни памяти, ни подлинной веры, как мы теперь видим по чавкающей Западной Европе во главе с этническими и религиозными кастратами из Европарламента. У нас атеисты-межеумки народились даже раньше и стали цепляться за нацменовскую самостийность. Гоголь не только великий писатель, но и выдающийся историк и богослов. Он знал о смертельных опасностях, которые подстерегают его возлюбленных малороссов на новом историческом этапе. Его вдохновенный и проницательный анализ русской поэзии Державина, Пушкина, Лермонтова до сей поры остался непревзойдённым шедевром. Он включил мысли о поэзии в свою бессмертную работу «Выбранные места из переписки с друзьями».

Николай Васильевич Гоголь не только великий писатель, но выдающийся духовный мыслитель и, к тому же, лучше всех своих современников знал историю Малороссии и всегда помнил об изуверских казнях казаков на площадях Варшавы. Гоголь как выдающийся художник и богослов знал, что на народ не может свалиться большее несчастье, чем поэт-безбожник, к тому же оголтелый, каковым был, к несчастью, Тарас Шевченко. И Гоголь не скрывал неприятия Кобзаря.

Никто не ставит под сомнение суждение Л.Толстого, что «казаки создали Россию». Эта мысль настоятельно требует конкретизации, и потому мы уточнили в этой связи, а именно «Дон создал Россию». Дон возглавил это духовное движение с первых веков христианства в боевом содружестве с готским королевством Тавриды и Юга России.

Век за веком шёл отбор лучших элементов славяно-русов по отваге, чистоте крови и верности родным началам. Так Дон ещё до Орды выработал наиболее чистый тип русской породы, вбиравшей век за веком наиболее лигированные добавки русаков. Так Дон стал племенным ядром русского народа, который ещё до никонианского раскола, как показало «Азовское сидение», уже сплошь был чисто русским по крови и духу. И уже тогда старообрядческим. Каковым и остался. Так Дон породил староверческий Яик и Терек, став оплотом русского обряда и беззаветных линейцев.

Провокаторы в бессилии перед неистребимостью Дона, подсылают «засланных казачков», которые, рассчитывая на слабых умом, рассказывают басни о том, что казаки – особая национальность. Особость казаков, действительно, состоит в том, что чище русаков, чем явил миру казачий Дон, не знала русская земля. Сравниться с ними могли бы только староверы Русского севера и сибиряки, спасшие в 1941 году Москву и дивизиями ложившиеся на Мамаевом кургане – главной высоте России.

По Толстому: «Казаки создали Россию», и все молча с этим согласились. Но само казачество создал Дон. Казаки Дона приняли участие в создании всех следующих десяти казачьих войск до Амура и Уссури. Потому безо всякой натяжки можно смело говорить: Дон создал Россию, возглавив изгнание ляхов в 1612 году и даровав России династию Романовых.

Среди малороссов мы не знаем ни одного старообрядца. В этом великая тайна, в отличие от Сечи. Очагом новой веры в собственную мировую роль оплота православия стал Дон. Староверы были самые яростные адепты миссии русского православия в мире. Величайший атаман Дона граф Платов подарил свою походную церковь Рогожской старообрядческой обители в Москве. Дон, как Терек и Яик, стал базой и оплотом «русского обряда» – староверия. Казаки к 1917 году выполнили свою историческую миссию перед русским народом до конца. После преступного переворота думской шайки агентов в феврале 1917 года на фронте не разложились только казачьи части и Петровская бригада из Лейб-гвардии Преображенского и Семёновского полков.

На августовском совещании в Москве (1917) генерал-от-кавалерии атаман Дона Каледин имел основание твёрдо заявить: «Казачество не знало дезертирства».

На всех фронтах казаки вылавливали расхристанных солдат, стегали ногайками дезертиров, хотя те заслуживали пули. Это тот самый генерал Каледин, которого за глаза называли «заспанный лев». Это он в 1916 году вот главе 175-тысячной 8-й армии Юго-Западного фронта осуществил Императорский прорыв, который большевики за кумачовое предательство назовут именем бездарного и малодушного генерала Брусилова. Последний лет пятнадцать до войны, кроме элитного кавалерийского училища, ничем не командовал. Училище он использовал для плетения тайных связей в верхах. Брусилов с молодости остерегался выстрелов, да так, что свой командный пункт держал не на фронте, а в Киеве.

Генерал Корнилов, сам из казаков, в тягчайший час обратился к казакам как последней надежде России с призывом, который начинался со слов:

«Казаки, рыцари Земли русской!»

Витязи откликнулись и заплатили страшную цену за свою верность России. Подвергшись вскоре почти поголовному истреблению – «расказачиванию».

Государь-император Николай Александрович и Его Августейшая Семья возглавили сонм новомучеников-страстотерпцев. Первый памятник Государю Николаю II поставили после Первой мировой войны в разорённой и униженной Версалем Германии офицеры Кайзеровского полка лейб-драгун, в котором он был шефом и пребывал таковым всю войну.

   У нас раньше всех сословий из любых категорий граждан Святорусского царства, впереди всех мучеников из офицеров, дворян, купцов, воинов, лицейских, сенатских, правоведов, крестьян и священнослужителей, раньше их всех свой Боговенчанный полк привёл в рай Августейший атаман Цесаревич Алексей во главе праведной дружины кадет, юнкеров, гардемарин, гимназистов, семинаристов, студентов, реалистов – весь юный цвет России, павший в составе Белого воинства за честь России.

Все тридцать кадетских корпусов императорской России, как и все юнкерские училища Военной академии вместе с одиннадцатью казачьими войсками, не приняли отречения Государя Николая II и объявили войну большевикам, захватившим власть октябрьской ночью. В Белой армии на Юге России вместе с юнкерами и кадетами сражалась рота гардемарин в восемьдесят юношей. Половина из них из первой роты Цесаревича Алексея. Все гардемарины до единого из дворянских родов после тысячелетнего отбора. Юнкера и гардемарины не щадили жизни. Потери были велики.

Ни одна империя в истории не знала столь жертвенной закатной красоты своего пребывания на земле, как Святорусское царство, где первыми под пули и картечь вставали юноши из кадет, юнкеров, гардемарин.

А теперь, через почти сто лет со дня насильственного отречения Государя, победившего уже в войне, скажите, положа руку на сердце, знаете ли вы историографию, литературу и особенно кинематограф, более приземлённые, низменные, бескрылые, чем в нашей «большой» стране»?