Владимир БОНДАРЕНКО. ИСКУШЕНИЕ ИСКУССТВОМ. О книге стихов Владимира Винникова «ОУСТАВЪ»

 

Владимир БОНДАРЕНКО

ИСКУШЕНИЕ ИСКУССТВОМ

О книге стихов Владимира Винникова «ОУСТАВЪ»

 

Что привлечет читателя стихов Владимира Винникова в его поэтической книге «ОУСТАВЪ» в первую очередь? – Кого-то созерцание усталых страстей, кого-то подчеркнутая философичность, историзм, кого-то поздние политические яростные стихи, кого-то игра с формой, искушение искусством. В небольшой книге его поэзии поражает многогранность поэтического видения, впрочем, поражает до тех пор, пока читатель не понимает, что это книга итогов, перелистывая страницы, читатель листает всю жизнь поэта, листает эпохи.

Вот и дождалась монахов своих колокольня листвы.

Золотом сонным в пурпурную бронзу спадая,

звук долетает чуть позже, чем свет, и остыв,

но – долетает…

 

Его поэтическая колокольня слышна не всем, о поэте Владимире Винникове многие и не догадываются, или путают его с незначительным однофамильцем. Прежде всего отмечу то, что он – эстет, в лучшем смысле этого слова. Всю жизнь напряжённо работая, выпуская одну из самых громких политических газет, он, поднимаясь на свою «колокольню листвы», уходит в мир искусства, в мир высокой литературы, подбирая себе в попутчики таких же очарованных странников от Оскара Уайльда до Юрия Кузнецова, от Михаила Лермонтова до Пьера Тейяр де Шардена, от Иосифа Бродского до Мигеля де Унамуно. Разные попутчики и разные тропы для них.

Думаю, Владимир осознанно, погружаясь в поэзию, с давних пор отправляет себя в изгнание … из большой и дружной семьи, из сплочённой команды газетчиков, из мира политики и социальной напряжённости.

Отправляю себя в изгнание,

безвозвратно ссылаю в память,

чтобы всех, наконец, избавить

от того, кто жил наизнанку.

 

Вот уже лет тридцать, отрываясь от внешнего мира, он не спеша плетёт свой невод для поиска странных созвучий и смыслов, перекликаясь со всей мировой поэзией. Конечно, дотошный филолог отыщет в стихах Винникова ссылки на добрый десяток мировых поэтов, повлиявших на него, но в итоге мы слышим всё-таки именно винниковское звучание, винниковский смысл:

…Ревёт холодный океан,

вращая небо за собой,

и в щепки крошит ураган

надежды, данные судьбой,

и наша жизнь – уже ничья,

но в хоре волн, набравшем мощь,

журчанье давнего ручья

ты узнаёшь?

Ты узнаёшь?

 

Читателям газеты «Завтра», хорошо знакомым с публицистикой Винникова, может быть, будет не хватать в его ранней поэзии открытой политичности. Не думаю, что у поэта было в то время осознанное стремление к аполитичности, так уж сложилось, что свою идеологичность он целиком сосредоточил в других жанрах, оставив для поэзии высшее – смысл жизни, философичность, чувство любви. Впрочем, никуда не уйти и от размышлений о России.

Россия – что песочные часы,

и снова перевернута вверх дном,

и в доме, до недавнего – родном,

не разобрать, чей дух, отец и сын.

 

Заставляет вернуться к реальным проблемам жизни и отцовское чувство. Винников – отец семерых детей, и потому проблема заброшенных осиротевших детей в перестроечной России в его поэзии важнейшая:

У стены пятнадцатого века,

вросшей в землю сотни лет назад,

снова дети, старики, калеки,

словно бы на паперти, стоят.

……………………………

«Поля Куликова. 8 лет.

Мама умирла. А папы нет.

С братиком ночуим на вокзале.

Братику Сиреже скоро 6.

Памагите. Очинь хочим есть».

Дети есть хотят. Расти. И выжить –

даже в этой безнадежной тьме.

С каждым часом подступает ближе

их расплата к тем, кто, в ложь и смерть

душу запродавши, веселится…

 

От всей этой нынешней безнадёги у поэта Владимира Винникова иногда сквозит чувство отчаяния, прорывающееся даже сквозь самые тонкие эстетские кружева его стихов. И он уже «во человецех провидя – не божество…», обращаясь к памяти и Сократа, и Геракла, и других любимых им античных героев, сравнивая мощь античной мифологии и литературы с нынешним машинным временем, видит, что модифицированные твари машинного времени способны повернуть ход истории назад, в дикое варварство.

Тем острее вина

каждой цепи звена,

что нельзя расплескать даже капли вина

в мир дисплеев и атомных ядер.

Окна гаснут, и тьмою пронзает меня:

«КТО считает программу на завтра?».

 

Эти стихи писались с середины семидесятых годов до нынешнего времени, почти добрых сорок лет. Читатель держит первую и, возможно, единственную поэтическую книгу достаточно известного по другим жанрам автора. Но, я убежден, книга не случайная и не мимолетная, скорее – это итог духовного развития самого Владимира Винникова. Стихов мало, чуть больше пяти десятков (если брать входящие в циклы тексты как отдельные произведения), но писались они на протяжении 37 лет, с 1979 по 2016 год. Загадочная и мистическая цифра, "задержимся на цифре 37", как пел Владимир Высоцкий. Да и у меня самого есть книга о славном поколении писателей, родившихся в этом году: “Дети 1937 года”. Думаю, и у Владимира Винникова такой период временной возник неслучайно. Он под него не подстраивался. Сама жизнь определила ему этот книжный период с 1979 по 2016 годы.

Прочерк и даты –

словно бы вход

в дробную мерность.

Химерам

Евразии

перебивают

Уральский хребет.

Шрифтом помельче – весть о себе:

«Я» занимается делом,

делит себя между духом и телом…

Тьма – прибывает.

 

Так что любое вроде бы формотворчество в конце концов у настоящего поэта сводится к некоему глубинному смыслу.

Некоторые стихи написаны "на одном дыхании", и это легко чувствуется, работа над другими длилась годами и даже десятилетиями (даты проставлены автором, если их нет – значит, точная дата была забыта или утеряна). Но я бы не сказал, что нет единого ритма, единого сюжета книги, единого литературного цикла.

Во-первых, возникает из небытия интереснейшая личность автора, творца. Не журналиста-подёнщика, не стихоплёта, с малой или большой долей известности, а подлинного живого творца литературы и истории. И этот герой развивается в споре с самим собой, со временем, с самой цивилизацией, с ходом истории, и даже с самим Творцом. Может быть, от ужаса перед жизнью автор сам рвется в глубины искусства, в мир совершенного и гармоничного классического начала, но понимает, что отрешиться от жизни, какой бы она ни была, нельзя. Одно из главенствующих стихотворений в книге и посвящено искушению искусством.

Не искушай меня, искусство!

В твоих садах цветут цветы,

и даже самый малый кустик

исполнен вечной красоты.

 

Вот так бы и блаженствовать в раю чистого искусства, но это же уход в мир миражей, отворачивание от самой жизни, которое и приведёт прямиком к скорейшей гибели.

Искусство, ты со мной играешь,

как миражи среди пустынь

играют с гибнущим от жажды…

Искусство, ты – моя душа…

Но стать цветком твоим однажды

и навсегда – не искушай!..

 

Во-вторых, книга сама составлена по единому поэтическому проекту, как бы на одном дыхании, хотя сами стихи имеют разную судьбу. В книге представлены автором самые разные формы стихотворений: от хокку до сонетов (есть даже попытка создать венок сонетов – "Тайная вечеря"), от классической силлабо-тоники до верлибра. Что попросту говорит о высоком профессионализме поэта Владимира Винникова. Есть даже стихи с "отложенной" рифмой: например, в той же "Тайной вечере", "Из Пьера Тейяр де Шардена", "Машинное время" рифмы отстоят друг от друга на расстоянии не двух-трёх, как обычно, но пяти-шести строк.

Но оставим текстологам и стиховедам разбор всех строчек поэта, кто-нибудь когда-нибудь этим и займётся. Мы же подумаем об общем замысле этой по-своему уникальной поэтической книжки известного политолога, социолога и культуролога.

Как признаётся сам поэт, это «книга жизни собственной моей». Уходят вдаль дни, годы, десятилетия, как будто отлетают листья на ветру осеннем, и эти листья становятся страницами поэтической книги. Этот мотив сравнения листвы со страницами книги становится главенствующим.

Что же я? Зачем я собираю

красные, багровые, рдяные,

золотом червлёные листы,

если вдруг передо мною вспыхнет

всё, что не вернуть, что отлетело,

и перебираю их страницы –

книгу жизни собственной моей?..

 

Ко второй половине книги уже нарастает накал политических страстей, вспоминаются и бомбежки Сербии, и смерть писателя Хулио Кортасара, кстати, во всей поэтике Владимира Винникова звучит некая латиноамериканская мелодия, ибо его зрелость не просто семьянина, а и журналиста, филолога, ценителя искусств пришлась на взлёт латиноамериканской прозы и поэзии, от Кортасара до Маркеса, от Льосы до Борхеса, которую автор, судя по всему, высоко ценил. Звучит в стихах уже и революционный призыв к борьбе, приобщение к поэтическому лимоновскому братству.

Где же вы, ражие русские,

русые звери,

орущие

не «Хлеба и зрелищ!» –

«Оружия!»,

видящие врага,

чтущие «Символ веры»,

что автомат АК?

 

Как ни парадоксально, с возрастом, со зрелостью, приходит и наибольшая радикализация сознания. От тонкой лирики и изящного книжного историзма к тотальному противостоянию с врагами и личными, и народными.

Жизнь удалась,

тебе во всём везло,

но там, где был алмаз, –

лишь мутное стекло...

 

Владимиру Винникову, как публицисту, СБУ Украины вынесло высшую оценку за книгу "Глобальный треугольник. Россия-США-Китай. От разрушения СССР до Евромайдана. Хроники будущего", написанную в соавторстве с Александром Нагорным, – его внесли в список лиц, которым запрещён въезд на Украину, запрещён и ввоз его книг, в том числе и этой, поэтической, так, на всякий случай. Эх, не надо было Владимиру рождаться в Харькове, на родине ещё одного поэтического смутьяна Эдуарда Лимонова, в плохую компанию попал. Тем более, ему и в стихах уже терять стало нечего.

Хуже смерти –

в этой жизни.

Связан в узел

путь заветный…

Русским – русло

истин света!

Встать ли сонным

небу вровень?

Сердцу – солнце!

Речи – крови!

 

Винников всесторонне одарён природой, прекрасно знает историю, литературу, пишет прозу, публицистику, занимается философией, вокруг него крутится вся жизнь редакции крупной газеты. И, может быть, ему просто необходимо переключение время от времени на искусство, необходим уход в поэзию. По признанию Александра Проханова «Владимир Юрьевич, как гигантский бурлак, один тянет на бечеве баржу редакции. И когда она начинает царапать днищем каменное дно, скрипеть и крениться, мы видим, как напрягаются его могучие мускулы, как сурово и яростно вглядываются вдаль его глаза, и в нём возникает нечто античное.

А ещё ты, Владимир Юрьевич, являешься Владимиром Большое гнездо. Вокруг тебя цветёт, растёт, шумит, бушует прекрасная, молодая, юная жизнь, которую ты, как великий садовник, взрастил вокруг себя, создал восхитительную православную семью, искупив грех многих из нас…».

  И вправду, есть в Винникове нечто античное, от этой антики даже самые обычные строчки у него начинают увеличиваться в своей значимости. Думаю, обретет вес немалый и эта книга стихов. Неслучайно же она вынашивалась добрых 37 лет. Не иначе как Владимир Винников начал подводить какие-то свои первые итоги. Как он сам пишет: “Главная моя творческая задача – это дети. Всё остальное может пока подождать. Тем более, практически все мои законченные творческие работы уже опубликованы. Есть, конечно, и то, чему хочется дать ход: книге по эстетике русской загадки, курсу лекций по культурологии, доделать некоторые прозаические и поэтические вещи. Но, надеюсь, Господь даст мне силы и возможность всё это в своё время исполнить. А если нет – значит, оно того и не стоит…”. Поэтический итог Владимира Винникова у вас нынче на виду.

Винников удачно преодолевает энергетический барьер между пространством жизни и пространством творчества. Я уверен, что даже сегодня в период, когда интерес к поэзии во многом утрачен у читателя, книга стихов Владимира Винникова привлечёт внимание. Он – один из тех, кто возвращает поэзию в мир человека. Он – один из авторов “Русской весны”. Да и о чём бы он ни писал, о любви, о машине, о природе, он пишет о России. Ибо она во всём.

Но что всем нужно от России?

Какая тайна есть у нас,

что всякая земная сила

без нас – не сила, власть – не власть?

И троицу, как всем известно,

особо любит русский Бог.

А значит, суждены нам вечно:

Победа, память, новый бой!

 

Не забываю я и о том, что практически все стихи Владимира Винникова впервые были опубликованы в моей газете “День литературы”. И они органично вплетаются в поэтическую хронику и газеты, и нашей страны, и нашей истории:

Видишь, с Майдана скачет

Всадник, и конь его блед.

Жизнь, как известно, богаче…

А насколько богаче – смерть?

 

В каком-то смысле – он один из поэтических мифов “Дня литературы”, наряду с Захаром Прилепиным, Эдуардом Лимоновым и другими. Обычный вроде бы человек из редакции, прикасаясь к поэзии, становится реальным мифом, соединяющим разные стихии, от неоклассицизма до модерна. Он – человек долга, и если уж положено русскому литератору вернуть русскую поэзию в народное пространство, он обязательно свой долг выполнит. И потому он обязан:

…отстраниться

от прозы,

в которой – удушье

вчерашнего дня – и сегодня, и завтра;

подумать – я автор,

я не спешу,

пишу…

 

…Мне, как читателю, эта простая и изысканная поэзия Владимира Винникова по душе. Я брожу вместе с автором в родословном его лесу, не боясь заблудиться. Всегда есть явный знак протоптанной тропиночки. Вроде бы мы шагаем по сырым мхам, спотыкаемся о гниющие пни, так, простые лесные ребята, и в то же время ощущаем, что лес-то античный, а местами и вовсе доисторический, и стихи наши звучат – оттуда, из глубины воображения. Времена затейливо перепутываются в его стихах. То ли это было давным-давно, то ли ещё будет…

Но странно звучат имена:

Архип, Аграфена, Авдотья…

За ними – другая страна,

ещё ни сиротской, ни вдовьей

слезой не вспоённая, кровью

не спёкшаяся на губах,

страна полотняных рубах,

солёной звезды в изголовье,

молитвы, и битвы, и ловли,

и прочной работы в веках.

 

Под стихами стоят даты: 1979 или 1985, или 2015 годы, а могли бы стоять и даты: V столетие до нашей эры, ХV столетие, а то и ХХV столетие новой эры.

Это и есть искушение искусством! Но за такие искушения и платить надобно. Вот поэт и платит. Прежде всего любовью к России, какой бы она ни была:

Что поделать? Конечно, Россия…

Всё ко времени в ней происходит:

кожу снимет, солью посыплет,

где – по разуму, где – по плоти.

Плохо? Плохо…

Да что поделать?

 

Такова уже заране судьба поэта, как ни прячься, но если взялся за перо, если лелеешь мечту о свободе, то готовься к любым поворотам в жизни. Как в одном из моих любимых стихотворений Владимира Винникова о поэте Дмитрии Кедрине:

Жил в России поэт. Он лелеял мечту о свободе –

никогда не бывалом, волшебнейшем счастье земном,

о таком бесконечном и ввысь устремлённом полёте,

для которого тесен любой человеческий дом.

……………………………………………………….

Но родную страну не любить – это самое горькое горе,

а Господь никогда никого не оставит надолго в беде.

Вот и встретил поэт – ну, не сразу, конечно, но вскоре

на тропинке лесной пару ангелов НКВД…

 

А нам пора в книжный магазин, пока не раскупили книгу стихов Владимира Винникова с таким странным будетлянским, футуристическим названием «ОУСТАВЪ». Не иначе, как память ещё об одном харьковчанине Велимире Хлебникове.