Виктор ПЕТРОВ. СУД ДА ЛЮБОВЬ. Стихи, вступительное слово автора

 

Виктор ПЕТРОВ

СУД ДА ЛЮБОВЬ

 

«День литературы» (№8, 2014) напечатал мою поэтическую подборку о любви «Эта ночь назначена последней...». Валерия Салтанова, в честь которой были написаны стихи, сочла себя оскорблённой этим фактом. Наняла адвоката за 70 тысяч рублей и вчинила мне судебный иск на 700 тысяч рублей.

Я обвинялся в мыслимых и немыслимых грехах. Более всего истица хотела воспрепятствовать мне в сочинении и публикации подобных стихов. Были и другие требования, например, «запретить Петрову В.С. впредь приближаться ко мне на расстояние 100 метров».

С апреля и почти до конца прошлого года тянулась тяжба.

Мы с моей разгневанной подругой исправно посещали судебные заседания, писали иски и возражения, вынужденно выворачивали личную жизнь наизнанку, став притчей во языцех для всего Ростова-на-Дону и далее. Смею утверждать, подобного рода разбирательств не было не только в отечественной судебной практике, а, пожалуй, и в мировой. Валерия Салтанова, сама не чуждая стихотворчеству, взялась засудить поэзию как таковую.

Мои стихи только и звучали в суде, их склоняли на все лады, выискивая то, чего не может быть в художественных произведениях по определению, то есть недостоверные сведения и клевету. Я и сам читал их вслух, даже некоторым образом презентовал на одном из заседаний как раз вышедшую свою новую книгу «Грань» (М.: Вест-Консалтинг, 2015), посвящённую «той единственной».

Суд снял с меня абсолютно все обвинения истицы в части защиты её чести и достоинства, тем самым признав моё право поэта писать, как и что хочу, но «прищучил» за другое, дескать, без ведома моей любезной дважды напечатал её же стихи в журнале «Дон» после ухода той из редакции со скандалом. И хотя подобное я делал всегда на протяжении, говоря словами иска Валерии, «нашей восьмилетней интимной связи», а именно: составлял и редактировал буквально все салтановские подборки, рекомендовал и представлял их к публикации в различных изданиях, например, в том же «Дне литературы», всячески продвигал любимую мной поэтессу-воркутинку, составил, отредактировал и за свой счёт выпустил две её ростовские книги, суд тем не менее на сей раз усмотрел нарушение авторских прав оной и обязал меня уплатить противной стороне 50 тысяч рублей плюс адвокатские затраты, переполовинив их.

Вышел для неё такой вроде бы «гонорар» за два десятка стихов. Вряд ли у кого в стране есть выше! Однако сие истицу не устроило, и она подала апелляцию, но решение первой инстанции осталось в силе, и я тотчас его исполнил.

Тем временем гневная Салтанова взялась рассылать по свету порочащие меня эпистолы в связи с упомянутой подборкой в «ДЛ» и вообще, благо интернет под рукой. Хотя я прощаю ей всё, но тут уж не стерпел – честь дороже. И за пару бранных и недостоверных писем в одну из столичных редакций, где содержались недостойные выверты, в частности, что Петров «лжец и мерзавец, негодяй, подонок и моральный садист, амбициозный невропат, психопат параноидального типа, шизофреник, сумасшедший маньяк» и т.д. и т.п., уже другой суд примерно наказал ту, которая не раз печатно уверяла меня:

Я тебя бессмертьем обеспечу,

Ибо в жизни до смерти люблю!

 

Такая вот любовь!

Но сюжет развивается, и продолжение разбирательств следует... Да только «поэзия существует...». Прошедшие судебную апробацию новые стихи – попытка объясниться с читателем по поводу того, что творится на самом деле между нами здесь и сейчас.

 

ВОРКУТА

                                        Валерии Салтановой

Зря ль окликнул тебя, Воркута –

Воркованье твоё у плеча...

Так бы век, а не ночь коротать,

Да почти догорела свеча.

Ненасытные губы твои

И задушат и душу сожгут;

Скажешь: «Вены свои отвори»!

Отворю, но вернее бы жгут

Из верёвки вкруг шеи – и вниз!..

Это, чтобы любовь доказать.

А могу и шагнуть на карниз,

И схватиться за лунную стать...

Но усмешка твоя промелькнёт,

Обрывая галимую нить,

Только горлинка, сбитая влёт,

Воркованье желает продлить.

И на лагерь плевать, на тюрьму –

Поцелуем её прикормлю:

Разве скажет она хоть кому,

Сколь дотоле терпел и терплю

Воркутинскую снежную блажь,

Залихватские скаты дорог...

Пуля-дура, теперь не промажь!

Гильза стукнется пусть о сапог.

 

* * *

Забудь меня, как страшный сон,

Забудь, любимая, забудь!..

Идут враги со всех сторон,

И АКМ упёрся в грудь.

 

Забудь – тогда не стать вдовой,

Моя негласная жена:

Клянусь повинной головой

Такая ты, как есть, одна!

 

Забудь – не станешь горевать,

Не оросишь от маеты

Слезами узкую кровать,

Когда узнаешь правду ты…

 

Но пробиваться не впервой,

Поэтому и в этот раз

Останусь гвардии живой,

Стальных не опуская глаз.

 

Вернусь, и бросишься ко мне,

Объятием забинтовав:

Горел, да не сгорел в огне

И выжил, смертью смерть поправ!

 

Неправота вперёд звала

На самый край, потом – за край;

Неправота во имя зла

Велела: «Ты не умирай!..».

 

Неправота – неправый суд:

Убить, кто более неправ,

И пасть под реактивный гуд,

И стать травою среди трав.

 

Неправота – громить врагов,

И, презирая темноту,

Отбить у волжских берегов

Мамаевскую высоту.

 

СТЕНА

Дней студёная череда

И ночей раскалённые сны.

Я живу – то ли «нет», то ли «да»:

Плач стоит у моей стены.

 

Эту стену поставила ты

И колючкой поверх оплела.

Богатяновский зрак темноты

Проследит не меня ль до угла?

 

Совершаю побег – не побег,

От себя убежать не смогу,

И петляет по следу твой снег,

И раскинусь на этом снегу.

 

Руки в стороны – али не крест?

Заодно помолись, коль нашла...

Ты невестой была из невест,

Да расколоты колокола!

 

Под малиновый, медный трезвон

Приподнимешь мне голову ты

И приветом гулаговских зон

Примешь вздох для своей немоты.

 

СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР

Северный ветер,

Ветер – в лицо.

Скольких не встретил,

Знает кольцо.

 

Ты же откуда,

Гнутая бровь,

Злая прокуда,

А не любовь?

 

Из-под колоды,

Из-за угла –

Узы свободы,

Яд и игла.

 

Думал ли прежде

Знаться с такой,

Если в надежде

Венчан строкой.

 

Молвлен, помолвлен,

Верил – навек.

Взоры из молний,

Сверк-пересверк.

 

Жгучие взоры

Выжгли меня.

Нет от позора

Ночи и дня...

 

Волчья подруга,

Рвёшь удила:

Вышла из круга

И предала.

 

Твой это Север

Мёрзлых могил...

Влюбчивый серый

Больше не мил.

 

Только поеду

На Север, на твой –

К вьюжному бреду –

Как неживой.

 

Ты моя гибель,

В зиму гроза.

Встретить огни бы –

Волчьи глаза

 

Выйдем к дороге

Вроде не мы...

Сердце не дрогнет –

Стало немым.

 

ПЯТИГОРЫ

                 Я тебя бессмертьем обеспечу,

                Ибо в жизни до смерти люблю!

                                     Валерия Салтанова

Кареглазое иго, небесная воля –

Я тебя полюбил, как не любят уже,

Но терзает всё чаще обман алкоголя,

Отразив полнолунную блажь на ноже.

 

Слышишь, милая?.. Счастье моё и злосчастье!

Нас разводит разлад: это зря – погоди!

Сердце бьётся, желая к тебе достучаться,

А своё зажимаешь напрасно в груди.

 

Я живу на разрыв – разорвётся аорта,

По-другому любить не могу, не хочу…

И твоя немота – дней безумных когорта –

В плен меня забирает, сдаёт палачу.

 

У того палача мониторная плаха –

Мне по воле твоей не сносить головы:

И щебечет мой твиттер, ненужная птаха,

И виденьем скользишь возле кромки Невы…

 

А не то обоймут севера пеленою,

И морозит звериная зависть подруг,

Потому что всегда ты была неземною,

Разрывая постылый, заезженный круг.

 

Ты ко мне добиралась, уже никакая,

Так измучили белая мгла, неуют,

Но, устами твоими глагол изрекая,

Пели ангелы… Слышу – поныне поют!

 

Так зачем от себя уходить в Пятигоры

И невнятицей длить непонятный затвор?

Посмотри, как возносятся звёздные хоры,

Да слетают потом с неуступчивых гор.

 

Я тебя не молю, кареглазое иго,

Пожалеть и ответить на сбивчивый стук,

Ведь уже и про нас миру явлена Книга,

И молчаньем туманится близкий Машук.

 

* * *

Голос твой – от шёпота до вскрика,

Руки, за голову заведённые…

За окном трубит златая Ника,

И копытом бьёт проспект Будённого.

Убоюсь разлада и потери –

Прокляну уход – растаешь в зеркале,

Но чуть свет ключом откроешь двери

И склоняешь голову – над сверкой ли?..

Нет, не сверка!.. Это наши дали,

Это мы в одном формате свёрстаны:

Совпадаем – как не совпадали,

Разведённые годами-вёрстами.

 

СОКРЫТЫЙ ТЕКСТ

И кто бы знал твою коварную вендетту,

Когда б вымарывать не вздумала везде ты

Свою любовь ко мне, а не любви подобье –

Желанная, была не женщиной удобной.

 

О, как венчанием ты бредила щемяще:

Просила быть с тобой, скулила по-щенячьи!

А я... Что я? Разрушил всё такой вот ради

И в книгу превратил твоей любви тетради.

 

Меня вычёркиваешь силой аркаима,

Да вот судьба никак по новой не кроима,

И ты невесть куда скользишь, как по наклонной,

Желая быть и не умея быть законной...

 

Пытаюсь удержать и шёпотом, и криком.

Таишься ты и кажешься всего лишь ником:

Как будто нет лица, ни глаз, ни рук, ни плоти –

Хотя б скажи, чего ты против и не против...

 

Любимая, саму себя уже не знаешь:

Играла, доигралась, но опять играешь.

Моё черкаешь имя... Только всё – пустое!

И предъявлять подложную строку не стоит.

 

Иначе всё равно проступит на бумаге

Сокрытый текст, а там с тобой, библейски наги,

Летаем, как летают ангельские души,

Осознавая разницу небес от суши.

 

ДЕЛО №2-4426

Хроника

1.

Мои свидания с тобой

Теперь проходят по судам,

И сладок сердца частый сбой,

Но я краплёных карт не сдам.

Я честен, милая моя,

Тебе же врать идёт… Так ври!

И глаз лукавых острия

Воткни мне в грудь, а там, внутри,

Пусть имя вырежут твоё

На сердце, что клянётся им

Под адвокатское нытьё

И не желает быть другим.

Своё не долюбили мы,

И на губах разорван слог,

И ты из немоты, как тьмы,

Идёшь на свет… И дай-то, Бог!

Когда на сгибе локтевом

Твою царапинку найду

То в зеркале да не кривом

Увидишь, как её сведу,

Прикладывая руку лишь –

Целебную по вере той,

С которой судишь и молчишь,

И мною числишься святой.

 

2.

Лицо – как полотно, белее полотна:

Ну что с тобой, остросюжетная жена?

Мою любовь к тебе выносишь ты на суд

И мучаешь себя остудой из остуд;

Размолвка и разрыв – остуда есть сия,

Когда грозишься карами, как не своя?

Себя растрачивать не стоило бы так:

Растрать себя, как прежде, освещая мрак...

Была раскрытой книгой – лучше прочих книг:

Моя закладка – твой счастливый, сладкий миг;

Передвигалась далее закладка та –

И я читал запоем всю тебя с листа,

А ныне грустно исковой читаю лист,

Что я маньяк, преследователь и садист...

Так ты сама пришла ко мне, пришла сама

И назвалась: «Согрей, я женщина-зима...».

Уже не помню – пятница была? четверг?..

Но помню, я согрел – губами – не отверг!

Озябшая, ты стала женщиной-весной,

И всё, что было, разве было не со мной?

Со мной, с тобой!.. Но что сейчас творишь – в бреду:

Кому нужна любовь такая по суду?

И как могу тебе поверить, если ты

Являешь мне судеб судебные листы?

Тебе подносят зла креплёное вино,

И мечешься в бреду – советчиков полно...

Качаешься в скандальном, горестном хмелю –

Опомнись, милая!.. Молил и вновь молю.

 

3.

Зря пошла, моя Салтанова,

По судам, как по рукам.

Да с твоим ли это станом

Так по-чёрному ругать

Бывшего, тебя любившего,

Что и любит до сих пор!

Разве есть другие ближе?

Если есть, так это – вздор!

Для кого разоблачение,

Раздеванье по суду?

Дело наше всё плачевней –

Обнажилась на виду.

Ну зачем одежды сбросила,

Рассказала всё и всем,

Как пришла ко мне без спроса

И осталась насовсем?

Зря свои потайки разные

Рассекретила другим –

Лера, одевайся!.. Разве

Я тобою не любим?

Ты, окстись, моя любимая,

Правды нет, а есть враньё:

Только зря истреплешь имя–

Имя редкое своё.

Ничего любовь не стоила

При светлейшей наготе,

А ославленная стонет

В исполнительном листе.

 

4.

Взмывают к небу вести,

Сгрызаю гнева гроздь…

Нельзя с тобою вместе,

Нельзя с тобою врозь!

Так будь, какая будешь,

Иди себе путём:

Зачем судами судишь,

Зачем себя гнетём?

Смени свою причёску,

Очнись – не будь в бреду.

Клонюсь к свечному воску

И крест на грудь кладу.

Другой когда же станешь?

Молю о том Христа…

Ужель свечою стаешь,

Как слёзонька, чиста?

Глаза твои дай вытру:

Ну что ты, перестань…

Иди себе к пюпитру

И трогай клавиш грань.

А я откроюсь взглядом,

Какой ни есть, но есть,

И чёрно-белым рядом

Возьми аккорда весть

О том, что мы на пару

Продолжили мотив,

Не подчинясь угару,

Себя не извратив.

 

ПИСЬМО

Решаешься на злое мне письмо… Пиши!

Но что срывает больно позвонки в тиши,

 

И ты уже не ты, любимая моя,

А свилась кольцами – гремучая змея?

 

Все кольца, что сносила ране, до меня,

Исходят златом обручального огня,

 

И лишь одно кольцо простого серебра,

Что целовала ты и ночью и с утра,

 

Себе не ищет места средь колец тугих

И лишь взыскует прежних глаз твоих,

 

И на пол падает – там щели нет, но в щель

Оно должно попасть, как будто видит цель.

 

Моя змея, не хочешь ведать ничего

В угаре злого кольцеванья своего,

 

Не знаешь, как и что… Недвижимый лишь зрак

Вобрал и расточает мрак – не сам ли мрак?

 

Мрачнея, пишешь ты змеиное письмо,

Но, кажется, что пишется уже само;

 

Тебя не оторвать от белого листа –

Спасёт лишь поцелуй в змеиные уста…

 

Пускай тому противится моё кольцо,

Я всё равно к шипенью поднесу лицо:

 

И если омрачишь мои черты лица,

То что – всему конец?! Не ведаю конца.

 

* * *

Ты сильней всего хотела,

Заполярная звезда,

Чтоб разбуженное тело

Не уснуло никогда.

 

Потянулась к сигаретам

И опять со мной легла…

И расстёгнутым секретом

Соблазняла, как могла.

 

Милая, с тобой тогда мы –

После вечной мерзлоты –

Позабыли, сбыли драмы…

Забытьё ль забудешь ты?

 

Или, может, на пороге,

Станешь – как предстанешь вдруг,

Чтобы снова падал в ноги

И сплетались кольца рук?..

 

* * *

Я пока не под запретом,

Я пока ещё глаголю,

Но увянет ночь букетом,

И мою повяжешь волю.

Не сходи с ума, Салтанова, –

Множить незачем потери,

Если ночью поздней тайно

Тишина ударит в двери.

Это я приду однажды:

Нету слов, а был избыток.

Помнишь, мучился от жажды,

Но, любительница пыток,

Изгалялась надо мною

И гнала куда подальше?

Возвращаюсь тишиною –

Слушать музыку без фальши.

Эта музыка – не звуки:

Губы те, что не остыли,

И раскинутые руки...

Эта музыка не ты ли?

Дай тебя потом услышать,

Если не даёшься ныне.

Может, я настойчив слишком?

...Только нет меня в помине.

 

ЧЁРНО-БЕЛАЯ ВОРОНА

Моя ворона в юбке,

Чего ты – «карк» да «карк»?

И надуваешь губки,

И предрекаешь мрак.

 

А ведь лебёдкой мнилась –

Летела и плыла,

И ждал тебя, как милость,

Как север ждёт тепла!

 

Переполняла жалость

По самые края,

Когда ко мне прижалась,

Пернатая моя.

 

Разлука зря морила –

Крещён объятьем рук:

И нет верней мерила,

Чем сердца сбитый стук.

 

Была, ворона, белой,

Единственной была,

Но, что сейчас ни делай,

Как сажа, ты бела!

 

Невесть за что расплатой

Вороний стал навет,

И чернотой крылатой

Черкаешь белый свет.

 

Пророчила воронку

Слепая круговерть,

А я презрел воронью

Накарканную смерть.

 

Плевать, какой ты будешь,

Вещунья, для меня –

Восславишь ли? осудишь? –

Но без тебя ни дня!

 

* * *

Объятие до помрачения ума –

И нежность губ уткнётся в лунные колени,

И ставлю раскалённых поцелуев клейма,

И что с тобой, того не ведаешь сама.

 

Не свыше ли даётся перейти черту

Наперекор теченью лет и сочетанью?

По линии прерывистой судьбу считаю

И родинки твои укромные сочту…

 

ПОЛЯРНЫЙ СОН

                          Верёвочка на шее у меня…

                                      Валерия Салтанова

1.

Силой ставил тебя к стене,

Деревянной была стена,

Только разве ему жена,

Если думаешь обо мне,

Впрочем, кто я?..

Пока никто.

 

Он же спьяну метал ножи

Да выпытывал: «Укажи!..».

 

Ты по холоду – без пальто –

Убежала в крови, в слезах…

И летели ножи вослед,

Как железная стая бед –

Леденил сумасшедший страх.

 

Шла за мною, была везде,

Мнилась тенью, душила стон

Под ветрами со всех сторон –

Успокоилась на звезде.

 

Я плеча твоего испуг

Поцелую, развеяв сны,

И занозу от той стены

Извлекаю губами вдруг.

 

2.

Воркутинский разгул дорог,

Цепенеет барачная мгла…

На гитаре играл, как мог,

Подпевала ему, как могла.

 

Здесь предел темноте не дан,

Здесь уродуют и не таких:

Перегнётся гитарный стан –

Ахнут бардовские знатоки!

 

Ты сказала в сердцах: «Уйди!..».

Он ушёл от тебя навсегда,

И удавленный крик в груди

Обозначила вспышкой звезда.

 

Долетает из дальних мест

Не струны ли оборванный стон?..

И опять ты среди невест,

Но повсюду мерещится он…

 

Выжигаешь бедой беду –

Только станешь ли ты другой?

Мне падучую жаль звезду,

Что полярной отпета пургой.

 

3.

Шрам на шее как отметина петли:

У тебя на шее, а петля его…

Зарекалась, но сменяла на рубли

То, что было… Только было ли чего?

 

Ты его искала в дымных кабаках,

И сама пьянела аж до тошноты…

И теперь не кольца носишь на руках –

Петельки серебряные носишь ты.

 

Забывалась под наркозом… И тогда

Скручивался вьюжный на ветру подол,

Коченели фразы до кусочков льда,

И безжалостный порез кровавил пол.

 

Он тебя наборным ножичком дразнил,

Он, смеясь, твоё терпение пытал,

И за лезвие рванула что есть сил –

И стальное лезвие легко убрал.

 

Музыка твоя убита с той поры.

А играть берёшься… Это не игра.

И от страшной изувеченной игры

Он свихнулся и решил: «Уйти пора!..».

 

Вряд ли подтолкнула тем, что прогнала,

Как умеешь прогонять одна лишь ты.

«Уходи!». И он рванулся до угла,

И петлю связал у края темноты.

 

Задыхаешься и плачешь по ночам –

Всё один и тот же видится кошмар.

Пьёшь лекарства, обращаешься к врачам,

Но бросает в холод и бросает в жар…

 

Шрам теперь на шее: крестик, тяжкий крест,

И – невиноватая – несёшь петлю.

Хочется сорвать, но машинальный жест

Не спасает… Вот какую я люблю!

 

4.

Был малого росточка он,

А ты носила каблуки:

Полярный сон, забытый сон –

Взлетала музыка с руки.

Друзей неприхотливый круг

И посиделки до утра;

И леденил глаза испуг,

Когда у шеи взмах «пера»…

Достался бред тебе сполна –

Гитарный звон, стаканов звон.

Какая из тебя жена,

Однажды взятая в полон?

Пугаешься и до сих пор

Неведомо кого, чего…

Тяжёлый взгляд стрелял в упор –

Бежишь его и ждёшь его.

Ресниц заснеженных полёт,

И нас почти что замело,

И сердце сковывает лёд,

Но, сколь ни есть, отдам тепло –

Тебе отдам: себя продли

И долго-долго будь потом,

И посмотри, как я вдали

Окоченел и стал крестом.

 

5.

Ты его обхватила за шею руками,

Он как будто бы есть – только нету его!

И погибель не руки ли те предрекали?

Убери их сейчас... Не случится того.

 

Чёрно-белое фото, любительский снимок –

Улыбаешься ты, наклоняясь к беде:

Мне двоила судьбу – паровала не с ним ли? –

Пропадала всегда, обреталась везде.

 

Ты смущала высокою грудью и статью,

А ему уходить не отпетым с земли…

Но зачем фотографию ставишь на сайте,

Если руки твои – обниманье петли?!

 

Узел рук – предсказание вечной разлуки,

Утешение теменью и мерзлотой.

Убери их сейчас!.. Эти цепкие руки

Обнимали меня, и не думал о той,

 

Кем была ты в полярной и мертвенной дали,

Где растратила душу за-ради венца:

Мне почти неживую оттуда отдали –

Хорошо, что с ума не сошла до конца…

 

Эти руки не сбросить – целую их даже:

Ты совсем ни при чём!.. Это я виноват,

Что зашлась и сгораешь в неистовом раже,

А в глазах у тебя остывает закат.

 

6.

Морозит седая стужа

Конец никчёмного дня.

И голос навек простужен,

И знать не хочешь меня.

 

Закрасила прядь отчасти,

Но проступает метель,

И снова твоё несчастье

Сбивает набок постель.

 

При свете звезды внезапно

Сошлись дороги в одну,

А дальше куда?.. Не знаю –

Убить свою ли вину?

 

И, мёртвой петлёй захлёстнут,

Одно лишь крикнуть смогу,

Пока ещё бренный остов

Не затерялся в снегу:

 

– Ты станешь чужой, так что же?!

Неистребимы всегда

И трепет ознобный кожи,

И северная звезда!

2006, 2015

 

АРКА

Делила хлеб со мной и ложе,

Теперь же ненавидишь люто.

Семейные срываешь путы –

Срываешь зло!.. Тобой низложен

Любовный слог – и я при слоге...

И нет меня как нет на свете,

И не приемлешь строки эти,

И обо мне «забыла» в блоге.

Добьёшься своего? Да нет же!..

Пускай на свете всё условно,

И я тебя губами слова

Коснусь, и ты поймёшь, как нежен...

Давай наносное отринем:

Ты – кажешься... Ты – не такая...

И, сожаленью потакая,

Очнёмся – точно в Древнем Риме.

Под аркой у табачки стану:

О, мой триумф – твоя причуда,

Твоё явленье ниоткуда!..

И потянусь победно к стану.

 

* * *

Объятие до помрачения ума –

И нежность губ уткнётся в лунные колени,

И ставлю раскалённых поцелуев клейма,

И что с тобой, того не ведаешь сама.

 

Не свыше ли даётся перейти черту

Наперекор теченью лет и сочетанью?

По линии прерывистой судьбу считаю

И родинки твои укромные сочту…

 

* * *

Казнишь египетскими казнями,

И льнёт к очам ночей сурьма.

Зачем же клятвы шлю бессвязные?

Я не схожу – сошёл с ума!

Тоска разлукою заточена,

Но крут бровей твоих изгиб...

Строфу пометят пуль отточия,

Свидетельствуя, что погиб

На поле брани смертью храброго...

Такая смерть – ничья вина!

Кричать на поле том ура бы мне,

Да кончилась моя война.

Безумство храброго, воспетое

Расстрелам, казням вопреки,

До хрипа стягиваешь петлею

И режешь поперёк руки

Свою пульсацию венозную:

Стихает парный стук сердец,

И мы хороним души розные –

Венком становится венец.

 

ВОРКУТИНСКАЯ НОЧЬ

Воркутинская вьюжит ночь

Над Ростовом… Горе с тобой:

Объявляешь последний бой

И порочить меня не прочь.

 

Что я сделал тебе, скажи?

Видишь: прямо к ногам припал!

Пусть сжигает презренья пал,

Пусть убивают глаз ножи,

 

Только я при любом конце

Буду славить, сам не живой,

Умопомрачительный твой

Образ, не меняясь в лице:

 

Пусть не дрогнут мои черты,

Чтобы знать не знала того,

Как мне сердце – невесть с чего –

Рубцует удар красоты.

 

Гонишь ты, прогоняешь прочь,

А прогнать не можешь никак,

И меня укрывает мрак –

Воркутинская эта ночь.

 

ОБЕРЕГ

Милая, гладишь меня по щеке –

Я, как всегда, небрит навсегда.

После заблудишься ты вдалеке,

И обомрут мои поезда.

 

Только сейчас никого нет родней:

Боль отдавай – до стона стерплю:

Так ни о ком никогда не радел,

Так не любил и не полюблю.

 

Если презреешь, то сам виноват –

Мало делился жизнью своей;

Был непонятен, сочла – нагловат,

Верил тебе, ты веру – развей,

 

Чтобы не думал: такая одна!

Сдуру такую не возносил…

Вон как бушует чужая весна,

А на свою не хватает сил.

 

Время останется после меня,

Лишь бы тебя от любви сберечь –

Той, что не знает ни ночи, ни дня,

Той, что мою замыкает речь.

 

Ростов-на-Дону