Алексей ГУБАРЕВ 
Алексей ГУБАРЕВ
А КОГДА ПРОЯСНИТ НЕБО СНОВА…
К ДРУГУ
Знаешь, я пишу, хоть нет призванья...
Быть поэтом суждено лишь тем,
Кто благословен. А я случайно
Затащился сердцем в бражный плен.
В плен такой, что русским охмелевши
Растревожил чувства невзначай.
Вот такое дело, друг сердечный.
Осуждай за то, не осуждай.
Знаешь, то нерадостное дело
У поэтов русских равным быть.
Равным так, чтоб и моё пропело
В душах тех, кому случилось жить.
Но не так, что прикоснулось вроде,
А давило горло до слезин,
И неслось в прокуренном народе
Беспокойным шелестом осин.
Не боюсь, чтоб как-то осмеяли.
Каждый ведь, проникнувшись нутром
Всей моей о Родине печали,
Не пойдёт на это ни почём.
Я нарочно в строки высшей пробы
Душу поселил навечно жить,
И поэтом стал случайно, чтобы
В русских света чистого пролить.
Света от речушки захудалой,
Что искрит у скрюченной ольхи,
И от лошади, вздымающей бок впалый,
Подле истлевающей трухи.
А ещё бесценно дорогое,
Чем лучат глаза лишь матерей.
И за это малое благое
Буду чтим и свят в сердцах людей.
Я пишу без меры захмелевший,
От того, что чувства невзначай
Растревожил. Так что, друг мой лепший,
За мой грех невинный не серчай.
ПЛАЧЬСЯ, ДРУГ ЛИПОВЫЙ
Не молчи… Плачься, плачься, друг...
Всхлипывай...
Вяжет русских судьба в кабаках.
Корчи рожу настойкою выпитой
С пеной клейкою в пьяных губах.
Мне милы горьких складок сходни
Любы нити тягучих слюней.
В полных рюмках хохочет сводня,
Но и мы поглумимся над ней.
Не клонись головою тяжёлой
На запястья натруженных рук.
Не за тем в мрак кабачный забрёл я,
Чтобы нем ты ко мне был и глух.
Вынь из сердца больного обиды.
А услышит вдруг кто – наплевать.
Хоть не многое в свете я видел,
Но смогу твоё горе понять.
Плачься, плачься в жилетку, друг липовый.
Хоть сочувствием полон к тебе,
Лишь вранья настелю мёдом липовым
От обиды к такой же судьбе.
Как проплачешься, мне посочувствуй.
Одурмань, ложью насмерть разя.
И ладонь жми своею до хруста,
Будто с детства мы были друзья.
Ах, недолгая пьяная дружба!
Обвязала, видать, на беду...
Только здесь я такому же нужен,
И как он здесь совсем пропаду.
Я НЕ СЛЫХИВАЛ ТАКОГО
Ходит слух, но нет ещё такого,
Чтобы кто прошедшего не пел,
Даже вдруг у неба голубого,
Вымолив бессмертия себе.
В час, когда зарядит непогода,
От неё окном отгородясь,
Я читаю прожитые годы,
Иногда невольно прослезясь.
Прослезясь на то, что бестолково
Растранжирил золотой обман
Дней пропащей юности бедовой,
Что отсыпал ангел мне в карман.
И рожая сладостные грёзы,
Что ласкают воспаленный ум,
Незаметно утираю слёзы –
Узниц редких непорочных дум.
Я сижу, мечтая отрешённо,
Так пока унылая заря
Не промямлит серым светом сонно,
Что ласкаю сам себя зазря.
Отчего нет-нет, да навернётся
Каждый раз предательски слеза?
Знаю, что былое не вернётся.
Знаю повторить его нельзя.
Только, как зарядит непогода
От неё отгородясь окном,
Всё ж читаю прожитые годы,
Малость оставляя на потом.
А когда прояснит небо снова,
То пою про золотой обман
Дней пропащей юности бедовой,
Что отсыпал ангел мне в карман.
Ведь ещё не слыхивал такого,
Чтобы кто ушедшего не пел…
Даже бы у неба голубого
Выпросить бессмертия сумел.
ОТГОРЕЛА ЛУГОВАЯ БЯЗЬ
Где кряхтит осина, надломясь,
Лепестками маков облетелых
Отгорела луговая бязь,
В буре полиняв осатанелой.
Каждому на свете времена,
И нутро меняется любого.
Не минул распятия и я
Под прохладой дуба векового.
Здесь, из тени наблюдая луг,
В мареве июля жёлто-белом
Озарение пронзило вдруг,
Будто суждено мне стать поэтом.
Заприметя, что роняя цвет,
Луговая роспись обрыжела,
За бесценок отдав много лет,
Сердце обрело иное дело.
Обрело, в удачу медный грош
Предложив за новое значенье.
Про себя сказалось: – Малый, что ж…
Время показать своё уменье.
И макнув перо в чернильный плен,
Замахнулся разом на святое,
Ради лишь признания взамен
В лепестках пропащего покоя.
И сгорел, как луговая бязь
Отгорела маком облетелым,
И, как та осина надломясь
На ветру, лишь взвыл осатанело.
Не завлёк удачи жалкий грош
(На бесценок не сменять богатства).
Погорюнился чуток, и молвил: – Что ж,
Может быть не стоило и браться?
ВСЁ СЛУЧАЙНО
Не судите строго, не судите.
Не судите, что безбожно пьян.
А настойки горькой пригубите
За неизлечимый мой изъян.
За души уютную обитель
И за боль её незримых ран,
Что хранит пропахший потом свитер,
В придорожной яме смяв бурьян.
Вы меня сегодня не поймёте,
Многие и не поймут потом
От того, что просто не живёте,
А забылись безмятежным сном.
Не корите, что моя тоскою
Над травой склонёна голова,
Что небрежно пьяною рукою
Набросал бессмертные слова.
Не читайте, если не хотите.
Что об этом раньше сожалеть…
Я случайный офицерский китель
На поэта пропил, чтобы спеть.
Как всему и мне настанет время.
И однажды на чужих глазах,
Вдруг узнавших о моём нетленном
Навернется горькая слеза.
Не судите. Я того не стою.
Всё случайно, впрочем, что и я
Грешной и нетвёрдою рукою
Набросал бессмертные слова.
РУСЬ ПЕРВОВОСХОДНАЯ
Небо, угрюмое небо над глухой тайгой.
Течение низких безликих туч под завывание ветра.
Сон муссонной реки – лоскута безмерного горя
В изъеденных ржавью каторжных берегах.
Берегах голодных и обжитых жестоким насилием необходимости.
Необходимости выжить и сохранить русское.
Русь и не Русь... Не ветхая синеокая простушка Русь.
Не жирующая в Москвах и Питербургах крепостная.
Не теплая и духовная русским.
Русь новая, коварная и холодная. Бесцерковная, дальняя, молодая.
Край мертвых и беглых.
Край облачивших души тревогой и страхом.
Берёзовая пустота и осиновый плач над костьми ссыльных и уголовников.
Не очень нужная, но такая чистая, светлая Русь.
Чистая желанием выжить и светлая терпением.
Сероокая, суровобровая Русь.
Русь первовосходная...
ГОВОРИ
Говори… Говори без умолку.
Разбивай сердце чёрное в прах.
Много женщин я выслушал звонких,
А запутался в тихих словах.
Ластят слух переходы в шёпот,
Разливая приятность в груди.
Рвётся кровь закипеть в клокот
Ожиданию впереди.
Будто рыбой запуталась в невод,
Что невидимым шелком плетён,
Отловил жертву Ситри-демон,
А с неё и хозяин пленён.
Говори... Пусть летит всё к чёрту!
Бог простит, раз огнём занялось.
Быть во всём калачом тёртым
Никому ещё не задалось.
И что прошлое сзади оставил,
Не заставит уже заболеть.
Там других я бессовестно плавил,
А теперь сам желаю гореть.
Так шепчи же, шепчи без умолку!
Разбивай душу падшую в прах.
Облачалась она в то, что звонко,
А запуталась в тихих словах.
ПРИДАВИЛО СЕРДЦЕ
Что-то сердце придавило шибко.
Может долгий снег тому виной,
Что своею грустною накидкой
Спутал душу пряжей ледяной.
То отпустит… Впрочем, ненадолго.
То вдруг тюпнет, будто острогой
Или кто цыганскою иголкой
Пыранёт невидимой рукой.
Знаю – грешен. Этого не скроешь.
Час настанет, я предстану сам
Каяться, что пожил и всего лишь…
Злым назло предстану языкам.
Но спасения искать не буду,
Неумеючи себя крестя,
Что подался не любви, а блуду,
Жизнь на ветер глупо просвистя.
И, кто обо мне немного знали,
Кем презрен был за своё ничто,
В изумлении с распахнутыми ртами
Вдруг поймут, что значил кое-что.
Только значил их намного больше,
От того и не напрасно жил.
А грешил?.. Так я и плакал горше,
Надрывая душу из всех сил.
Страстью плакал, прогорая блудом.
Русью плакал пьяным в кабаках.
И в слезах гадал, как дальше буду,
И мечтал, витая в облаках…
Но не знал, не знал о силе гласа.
Потому и чувственно писал...
Плача Русью, будто кровью Спаса
На распутьях жизни истекал.
От того и сердце давит шибко.
И повинен в том безмолвный снег
Раз своею грустною накидкой
Осадил души беспечной бег.
ПОПЫТКА ПРОДОЛЖИТЬ ЕСЕНИНА
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, –
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Всё одно мы каждый одиноки,
Хоть бредем, сплетая кисти рук,
Нет того, кого не встретят боги
После одоления всех мук.
Не скорби, не наминай морщины
В уголках дрожащих нервно губ,
Позабудь скандалы с матерщиной
И прости, что был нелеп и груб.
Позабудь, что буйствовал в печали,
Что был звонок, а не скромно тих,
Только помяни, как нас венчали
Цвет весенний и бесстыжий стих.
До свиданья, друг мой, до свиданья,
Вскоре нас разделит темнота.
Обещай, что все мои желанья
Ты исполнишь в безнадежьях сна.
РАСПАЛИЛОСЬ СЕРДЦЕ
Стаял снег, трава кругом пробилась.
Оголился каменный утес.
Распалилось сердце, растопилось
В серебре ручьёвых кос.
И когда внезапно замирает,
Внемля звонким каплям под окном,
Вдруг толкнет к неведомому краю,
Что начертан беспокойным сном.
Там вдали, у роковой границы,
Незнакомый, но желанный взор…
Черт побрал бы юркую синицу,
Да и журавля, что шибко скор.
И ладонь зажата, только пусто.
Пусто… Ничего в ладони нет.
Сгинул март походкой грустной,
И апрель не дарит свет.
Что ты в стужи, друг, меня тревожил,
Облик милый в грёзы принося?
И такою чувственною ношей
Оделил, что бабу на сносях.
Раздразнил? Так укажи дорожку
Тайную к хозяйке этих глаз.
Отвори заветное окошко,
Обскажи, где в изгороди лаз.
Стаял снег, кругом трава пробилась.
Оголился каменный утес.
Распалилось сердце, растопилось
В серебре ручьёвых кос.
НЕ ОХОТЬ МЕНЯ
Не охоть меня, не льни улыбкой липкой.
Я слыхал украдкой разговор –
Мол, милей душе порою хлипкий,
А не в плюще каменный забор.
Не твоя веселость сердце рушит,
А печаль, что прячет дочке в бант
Та, в углу, запавши чем-то в душу...
Глаз её немая синева…
Не сбивать ночной порою росы,
Вороных тебе не путать кос.
Влез под сердце острием занозы
Скромный локон бронзовых волос.
И печет и жжет там невозможно
Сладкая невыносимо боль.
И ласкаю взглядом осторожным
Ту, с которой странный случай свёл.
Ты могла навеки стать моею,
Но чужая обожгла нутро.
Ты ещё найдешь, кто обогреет,
Умоляю, отступись мудро…
Дай мне скромных губ отведать ласку,
Надышаться тихой красотой.
Зелий приворотных понапрасну
Не вари под гнутою луной.
Не охоть меня, не cманивай улыбкой,
Тормоша игрой обманной взор.
Так случилось – мне милее хлипкий,
А не в плюще каменный забор.