Валерий МИХАЙЛОВ. ВСЁ НА СВЕТЕ ТАЙНА. Из книги стихов «Дымящийся свиток» ("Молодая гвардия", серия "Золотой жираф", 2015)

 

Валерий МИХАЙЛОВ

ВСЁ НА СВЕТЕ ТАЙНА

Из книги стихов «Дымящийся свиток» ("Молодая гвардия", серия "Золотой жираф", 2015)

 

* * *

Дорога уходит в забытое поле,

Где рожь под луной серебром колосится,

И в отсвете этом разлито такое,

Как будто б ничто никогда не случится.

 

Не здесь ли допрежь, до сознанья, до жизни

Ты брёл босиком, чуя свежие росы,

И смертной тоскою болел по отчизне,

Сминая травы неприметные слёзы…

 

Уплыли в моря тихоструйные реки,

Ведь велено водам по миру скитаться,

Но с чем ты, казалось, расстался навеки,

С тем больше тебе никогда не расстаться.

 

Дорога уходит не в поле, а в небо…

Пусть поле себе на земле остаётся…

И эхо несётся над волнами хлеба:

– Душа не прервётся! Душа не прервётся!

 

ЗОЛОТАЯ ДРЕМОТА

Худой, как совесть, ветхий неводишко

Закидывал я в море-окиян,

И, на удачу не надеясь слишком,

Сидел себе, от брызг солёных пьян.

 

Дышала даль отверженной свободой,

Катилось солнце на лихой волне,

И золотою мыслил я дремотой,

И ничего не нужно было мне.

 

Сквозь ячеи сновали рыбьи стаи

И тайною плескала глубина,

И рыбка выплывала золотая

И что-то говорила мне она.

 

Как блики в синем воздухе живые,

Ко мне летели, будто бы свои,

Слова её округло-золотые,

И были они только о любви.

 

* * *

По забытому богом просёлку

В той степи, где лишь вольный ковыль,

Я бреду безо всякого толку,

Босиком, слыша нежную пыль.

 

Льнут по лёгкому ветру метёлки

Ковыля, на сто вёрст ни села.

Что мне все на земле кривотолки!

Ах, как пыль золотая тепла!

 

Может быть, величайшая ласка

Этой богом забытой земли –

Отпустить, словно в поле савраску,

На часок, босиком по пыли.

 

Ах, пока облака не нависли,

Пыль нежна, тёпел солнечный свет,

Так и брёл бы, забывши о смысле,

Смысле жизни, которого нет.

 

* * *

Фонарь качался и скрипел,

Один в пурге неслышной,

А снег летел, летел, летел

Всё выше, выше, выше.

 

И небо мутное впотьмах

Светилось млечным светом.

В глухой ночи на воротах

Стонал фонарь под ветром.

 

В краю чужом, чужом, чужом,

Заснеженном по крыши,

Слетал с небес родимый дом

Всё ближе, ближе, ближе.
 

В душе моей, в душе моей

Он затерялся где-то.

Ни окон в нём и ни дверей,

Одни провалы света.

 

* * *

Ото всего свободным быть,

Как облако куда-то плыть,

Блистая снежной белизною

Над вечереющей землёю,

И ничего-то не желать…

Лучи зашедшего светила

Ловить, лететь розовокрыло,

И свет последний отражать

Кому-то вдаль, где тьма застыла.

 

ТРИПТИХ

1.

Солнце размытое мягко печёт,

Липы притихли, цветов дожидаясь,

И безмятежно пушинка плывёт,

Вечности непостижимой касаясь.

2.

В блаженной истоме летящего пуха,

Почти что застывшего в тёплой волне,

Неслышная скорбь отрешённого духа,

Познавшего сладость прощанья вполне

И с тем, что зелёную душу питало,

И с тем, что лучистую плоть увлекло,

Что облаком счастья навстречу блистало

И золотом всеослепляющим жгло.

3.

Легко ли послушаться призрачной воли,

Взлелеять бессмертья воздушного пыл,

Лететь безоглядной звездою, доколе

Мир тёмной ладонью тебя не накрыл,

И, к чёрной родимой судьбе припадая

И в ней пропадая, навеки понять,

Что круг завершён и движенью нет края,
Коль землю и небо успел ты обнять.

 

* * *

Сердцами зелёными листьев сирени

Я буду прощён и, быть может, утешен.

Клянусь их пресветлыми лёгкими тенями,

Что я, как младенец омытый, безгрешен.

Клянусь их цветами пречистыми белыми,

Что сердце прошло сквозь тенёта и сети,

Что нет ничего за дорогами смелыми,

А только любовь, растворённая в свете.

 

* * *

Прощай, золотая! Весной пролетели глаза,

И летняя песня, как сон, отгуляла по лугу,

Пустыми слезами оплакала небо роса,

И солью земли травы в дым отравили округу.

 

Осенним ли ветром мои опалило виски,

Что стали зрачки непроглядней, чем поздние думы?

Не знаю, зачем я не умер ещё от тоски…

Плывут ли куда корабли, коль затоплены трюмы…

 

Предзимье с душою сроднилось, как звёзд нищета,

И сети небесные снова с привычным уловом.

И всё ничего бы, да сводит навеки уста,

Как болью, самим же собой неразгаданным словом.

 

МОТЫЛЁК

Разве не видите вы

Со своего гамака –

Высокомерней травы

Розовый порх мотылька.

 

О, этот путаный лёт!

Жизни отпущенный день!

Кто так к чертям разберёт

Крылышек лёгкую тень?

 

Горбит свой взяток пчела,

Тащит врага муравей,

Ту же, какую вчера

Песню поёт соловей.

 

Жадной своей пятернёй

В почву вцепилась трава.

Той же поспешной грызнёй

Мышка-норушка жива.

 

Ласточкам надо кормить

Вечно голодных птенцов…

Все-то живут, чтобы жить

Словно на веки веков.

 

Воздухом нежным любим,

Что ж ты летишь, мотылёк,

Словно потоком храним

Яблоневый лепесток?

 

Вот уж, пройдя высоту,

Катится солнце в закат –

Ну, так замри на лету,

Мой несознательный брат.

 

ЯНТАРЬ

Янтарная, просвеченная мгла,

В ней солнце тает,

И времени прозрачная смола

Огустевает.

 

И птицы дальние, и лепестки

Всё медленнее, всё воздушней –

И волнам застывающей реки

Всё свойственней и простодушней.

 

Вот так и наш возвышенный излёт,

Забыв о страхе,

В том янтаре навечно уплывёт

На вздохе, взмахе…

 

ГОЛОС

Тёплой свечкою в белом тумане

Голос девичий песню поёт

И по речке в предутренней рани

Словно чистый кораблик плывёт.

 

Что за песня? Напева и слова

В белом омуте не разгадать,

Только кажется: сердце готово

Всю-то жизнь этой песне внимать.

 

Мир туманом затянут, как рана,

Тёплой млечною тишью дыша…

Как из белого сна, из тумана

Выплывает навстречу душа…

 

ДЕТСКИЙ НИМБ

                                                             Митюшке Комову

Он вернулся после баньки и топочет по избушке,

По кержацкой, по листвяной, по избушке родовой –

И впервые я увидел: у Митюшки на макушке,

На головушке на чистой – нимб сияет как живой.

 

Перевидел я на свете много стран и много люда,

Но наверно был я раньше всё-таки чуть-чуть слепой,

Коль ни разу не заметил на земле такого чуда,

Как на этой на макушке на овсяной, на льняной.

 

Ясной радостию рдея, протянул тут мне Митюшка

Свою лучшую игрушку – выдувалку пузырей.

И я дунул наудачу – и над нимбом, над макушкой

Дивной радугой взлетела стая круглых снегирей.

 

Понимаю я, конечно: свет от лампы очень ярок,

Вот и заиграли блики, как вживую, как во сне…

А быть может, это всё же тихий ангела подарок

Той святой душе Митюшки… да, пожалуй, что и мне…

 

ТОПОЛИНЫХ ЛИСТЬЕВ ШУМ…

1.

Здравствуй, тополь! Здравствуй, ива!

Что-то, ива, мне тоскливо.

 

Только ты да старый тополь

Бессловесный слышат вопль.

 

Шелестите мне листами

Под пустыми небесами.

 

Только вам да мне известно

То, что правда бессловесна.

2.

Тополиных листьев шум,

Никаких ни чувств, ни дум.

 

Спят черешни, спит трава,

Им не надобны слова.

 

Ночь глубокая темна,

Свежим шелестом полна.

 

Шум протяжный, шум густой –

Высоко над головой.

 

* * *

Куда ты уносишь, весёлая речка,

Берёзовый лист – золотое сердечко?

 

Здесь тени зелёные елей и сосен,

Но там, где берёзы, наверное осень.

 

Вода серебристая и молодая,

Но вот уж кипит золотым-золотая.

 

И сердце не ждёт, не зовёт и не просит.

И листья уносит, уносит, уносит…

 

* * *

На закате снега розовеют, как будто стыдясь,

Что они так белы, непорочны и так одиноки.

Вот слетели с небес и лицом не ударили в грязь –

Но раздалось пространство сиянием чистым, высоким.

И поля, и холмы вознесло, занесло, замело…

Валуны лишь упрямо темнеют, сжимаясь от стужи…

Что черно – то черно, но зато что бело – то бело,

Всё так просто на свете, и это почуяли души…

 

* * *

Небо вечернее тонко-жемчужно…

И ничего-то уже и не нужно.

В чистом рассеянном свете высоком

И одинокому не одиноко.

 

Эта пространная даль неземная,

Эта краса несказанно сквозная

Словно бы отблеск превыспренней воли

И отпущение смуты и боли.

 

ДЕРКУЛ

Там отмели ясною мглой тополиной густели,

Там дёргала цапля рыбёшек птенцам про запас,

Там брачною песнью так жабы под вечер гремели,

Что воду рябило промеж берегов битый час.

 

Там саблей серебряной путь подрезала стерлядка

И чуяла остро, всем телом, резвясь в глубине,

Как вольно и гладко и как упоительно сладко

Скользить по волне своим светом летящей луне.

-------------------------------------------

Деркул – приток реки Урал

 

* * *

О ветре о тёмно-зелёном шептались листы,

Воробышки пышно в пыли придорожной купались,

И девушки, свежие как полевые цветы,

Душе своей, дикой как мёд, глубоко улыбались.

 

И самозабвенно, великою негой полна,

Начала не ведая и конца-края не зная,

Неостановимая времени шла глубина,

Всё это куда-то с собой навсегда забирая.

 

* * *
В последний день немеркнущего лета

Сижу на старом лиственничном пне,

Закатным солнцем плоть его согрета,

И даль ясна, и в голубом огне

Расплавлена макушка Маркаколя

И чуть слепит в округе синеву…

Доколе жить и чувствовать доколе,

Вот так бы и остаться наяву

Частицей сна могучего природы,

Дыханья первозданной чистоты,

Как это небо яркое и воды,

В таёжной шкуре грузные хребты,

Как те, белками венчанные, скалы

И стайка золотистых облаков…

Но скоро, скоро вознесут маралы

В густые звёзды свой гортанный зов.

 

* * *

Я слушал пространство и воздух задумчивый пил,

Ничейные песни душой опустевшей ловил,

Как будто сачком, и вдыхал в них простые слова,

Что словно бы ждали меня и светились едва.

 

По шаткой дороге кривой ли, а то вдруг прямой

Я брёл с невесомою, песнями полной сумой

Не знамо куда… хоть и чудилось, что на огни.

Бывало и так, что совсем пропадали они.

 

Родимые души меня согревали в пути,

Я им забывал даже слово промолвить «прости»,

Чтоб ныне его словно Спаса молитву творить, -

А только ведь этой молитвой осталось мне жить…

 

ОСЕННИЙ КОСТЁР

                                               Т. Азовской                                  

Я листья осенние в дождь запалю,

Я буду глядеть, как чадят они, тлеют,

Я душу отдам октябрю, ноябрю,

Пускай её на зиму нежат, лелеют.

 

Я душу отдам костерку на реке,

На склоне покатом и неказистом,

Где травка пожухлая накоротке

С туманным рассветом и вечером мглистым,

 

Где чёрные ветки дуб в небо простёр –

И нету молитвы смиренней и тише, –

Где друг мой последний – осенний костёр

Как на зиму ладаном горьким одышит.

 

ПОЛЕНО

Дремучее угрюмое полено,

Одно в сухом костре ты не горишь,

На золотой огонь шипишь надменно

И как чужое празднику чадишь.

 

Вокруг тебя трещит и вьётся пламень,

Он щедр на искры и живёт летя,

А ты в себя ушло, как чёрствый камень,

И не глядишь на резвое дитя.

 

Но вот костёр весёлый догорает,

И стылая его сжимает тьма,

И в серый пепел сучья опадают

Без силы, без надежды, без ума.

 

И только ты, забытое полено,

Вдруг вырываешь пламень из нутра

И, запоздалый, длишь самозабвенно

Огонь свой синеватый до утра.

 

Мы все уходим в небо постепенно…

Что наше пламя? – Лишь тоска о нём.

И хворост, и могучее полено –

Гори всё синим ласковым огнём!

 

Лишь небо бесконечное нетленно,

Что в искрах звёзд надмирно возлежит.

Оно однажды вспыхнет, как полено,

И всё собой опять преобразит.

 

* * *

Сизые стрекозы

Шьют в тиши лесной

Сизые узоры

Ниткою сквозной.

 

Лётают беспечно…

Сутемь зелена,

Лишь янтарной свечкой

Теплится сосна.

 

Шепчутся берёзы

Въяве ли, во сне,

Синие их грёзы

Не расслышать мне.

 

Всё на свете тайна,

Словно тишина,

Зелена, хрустальна,

Не разглашена…

 

* * *

Черешня цветом заливается,

Белым-бела,

И тонким мёдом упивается

Над ней пчела.

 

Растёт ничья, не огорожена,

У речки городской.

Хранит её лишь милость Божия

Да звёзд покой.

 

Ещё денёк-другой невеститься

Осталось ей –

А света белого, кудесница,

Она белей.

 

* * *

                        «…и место его уже не узнает его».

                                                                   Пс.102,16

Я в городе этом лишь дом наш любил,

Он детство моё одиноко хранил.

Но вот его нет, и я вспомнил скорбя:

И место твоё не узнает тебя.

 

Я кинулся дедову дому вослед,

Но пусто и там, ничего уже нет,

Под яром в кустах лишь бормочет ручей,

Что он позабыт и давно уж ничей.

 

Скажи мне, родная моя сторона,

На что мне лихая твоя бузина

И эти глухие твои лопухи

На месте пустом у безмолвной ольхи?

 

На всей на Земле что мне рок сохранил?

Лишь несколько старых да новых могил…

Но пылью когда-то пойдёт и гранит,

Ведь долго земля ничего не хранит.

 

Изменчиво всё в этом быстром краю,

Надежда одна – лишь на душу мою.

Слетит ли сюда ещё, память храня?

Но место моё не узнает меня.

 

НОЧНОЙ ДОЖДЬ

1.

Я слушал дождь о тысячи листов,

Душа освобождалась от оков,

Как листья в темноте от знойной пыли,

И думы свежие куда-то плыли,

Свободно восставая и широко

Встречь мерно с неба льющего потока, –

То вольная взмывала ввысь душа,

Ночною чистой влагою дыша.

2.

Дождь шёл всю ночь – и встречь душа парила,

Её несла неведомая сила

В пространство влажное, в его глухую тьму,

Где нету места воле и уму,

Где только шум вод многих и широких

И песнь о воздух капель одиноких,

Где слово растворяется вдали,

Как отзвук небу листьев и земли.

 

* * *

Я проснулся среди ночи,

Поезд мчался прямо в звёзды,

Только небо, небо, небо,

Никакой уже земли.

Вот и всё, что мне осталось,

Остальное поздно, поздно.

Непомерные глубины…

Поезда и корабли…

 

Вот и всё, что мне осталось:

Ночи, полные пространства,

Запредельная дорога

В чёрной пропасти огней,

Неразгаданная радость,

Неподвластная тревога,

Звон копыт по небосводу

Иоанновых коней.

 

Горний дух, коней дыханье,

Очищающие муки,

И пылающие звёзды,

Опаляющие кровь…

Вечной музыки надмирной

Упояющие звуки,

Бесконечной словно небо,

Беспредельной как любовь.

 

ДВА ВАЛЬСА

1.

Я тебя не забуду

До последнего дня,

Как ты светом повсюду

Заливала меня,

 

И какой-то ребёнок

С тебя глаз не сводил

И, слепой как телёнок,

За тобою ходил.

 

Легче воздуха шарик

В облака улетел,

Как стеклянный фонарик

Изнутри я горел,

 

И, подобная чуду,

Мне сияла Земля –

И летела, повсюду

Твоим светом пыля.

2.    

Ты меня не забудешь

До последнего дня,

А потом же ты будешь

Вспоминать про меня.

 

Это я, как ребёнок,

С тебя глаз не сводил

И, слепой как телёнок,

За тобою ходил.

 

Это я, словно шарик,

В облака улетел,

Как стеклянный фонарик

Я тобою горел.

 

И, подобная чуду,

До последнего дня

Ты светила повсюду

Для меня, для меня.

 

* * *

За пределами сердца и трепета

Зеленым ли упьёшься вином…

Всё что пито – как будто бы не пито.

Птичьи флейты небесного лепета

Льются тихие в свете ином.

 

И чуть плещется неупиваема

Чаша сумрачная бытия.

Всё что познано – вовсе незнаемо,

Что порушено – непорушаемо,

И душа твоя – разве твоя?

 

Созерцая незримые сполохи

Прикровенного зренью огня,

Ворошить ли мне прошлого ворохи,

Драгоценные слушая шорохи?

Нет! И это уж не для меня.

 

К незабвенному освобождению,

В нерасслышанной прежде тиши,

Поплыву лучше я по течению,

По волнистому по влечению

Уплывающей в небо души.

 

* * *

Веет ветер с небесных полей,

Не жалей ни о чем, не жалей.

 

Слышишь сирую песню его?

Нету здесь ничего твоего.

 

И скорбя он поёт, и любя…

Даже родины нет у тебя.

 

Всё навеки ушло в небеса,

Как с цветов золотая роса.

 

Эта жизнь – вешний лёд, вешний лёд…

Но никто никогда не умрёт.

 

* * *

Всё только начинается…

Плывёт по небу солнышко,

Листок летит, качается –

Прозрачной молви пёрышко.

 

Две бабочки сиреневых,

Две стрекозы малиновых

По-над землёй слетаются

И снова разлетаются

В объятьях крепдешиновых.

 

На воздухе колышимом –

Напевом еле слышимым

Их крылышек касание,

Шуршанье, трепетание…

 

А солнышко осеннее –

Как в золоте весеннее,

И неба бесконечнее

Летучее мгновение.

 

Листок летит, качается,

На ветерке колышется –

И песня не кончается,

А видится и слышится.

 

* * *

В черешневом саду, под липой золотой

Мы пировали,

И светлое вино с горчинкой молодой

В бокалы наливали.

 

Под липой вековой какие-то слова

Зачем-то говорили,

И белоснежный сад, и свежая трава

Куда-то плыли.

 

Над липою в цвету неслышимы слова,

Лишь пчёл гуденье.

И золотилась мёдом синева

Сквозь кружевное пенье.

 

Неслышимую песнь затеяли цветы…

В смятенье оробелом

Душа моя плыла – и зрела с высоты

Лишь золотое в белом…

 

* * *

– Пети, пети, пети! – птица за окном.

Мир зелёный зрети под живым крылом,

Воздухом дышати, свежим, как трава,

В синеву взмывати, как весной листва.

 

Всё на этом свете – только для того,

Чтобы жизнь воспети в милости Его,

Всё Ему воздати... – а там станет звать:

– Спати, спати, спати! – ласковая Мать.