Александр БАЛТИН. ЖИЗНЬ, ПЕРЕПУТАННАЯ СО СМЕРТЬЮ… Эссе

 

Александр БАЛТИН

ЖИЗНЬ, ПЕРЕПУТАННАЯ СО СМЕРТЬЮ…

 

Критикесса с хищным, щучьим лицом остро понимает, как хорош этот провинциальный поэт, сколь тонко чувствует он поэтическую эмоцию, и сколь совершенно владеет стихом, но…

– Он же не из тусовки, – говорит ей главный редактор толстого журнала. – Да и вообще, какое значение имеет качество стихов?

Она уже не удивляется – действительно: какое? Важнее всего премиальный процесс, шорох презентаций, деньги – такие желанные, такие конкретные… а то, что премии скоро каждый ДЭЗ давать будет – ничего не значит – как ничего не значат и эти премии: пустые, договорные, тусовочные.

Кодекс тусовки пострашнее омерты*: коли решено, что такого поэта или прозаика нет, значит, не будет его, сколь бы талантлив он ни был.

И ни яд, ни пистолет здесь не нужны – просто молчание: вязкое, как болото.

А провинциальный поэт?

Ну, поборется немного, поборется, и уедет к себе в провинцию – спиваться, как все такие.

А что написал много алмазных стихов? Да помилуйте, кому до этого есть дело?

Поспеть бы – там фуршет, там банкет, там спонсоры выступают, тут презентация – успевай поворачиваться!

Если литература не приносит жизненных благ – к чему она?

В мире перевёрнутых ценностей проигрыш, по сути, есть выигрыш, а отказ от действий приводит к сохранению души.

Провинциальный поэт действительно вернётся к себе – к избяному, потаённому, никому не нужному, талантливому, светлому…Но кто выиграет от этого?

Вальяжный полнолицый главный редактор толстого журнала получит очередной грант (о! он большой мастер договариваться), чтобы печатать под видом стихов филологические эксперименты, и не подразумевающие читателя…

Критикесса с щучьим лицом вкусно полакомится пресными текстами, составляя статьи, густо набитые терминами, и никак не касающиеся сути – такой простой, такой разумной: если литература не возвышает душу, она не нужна – если вообще не вредна.

И сколько выпито на презентациях и банкетах, тут совершенно не при чём.

Пиши, провинциальный поэт, прорывайся в неведомые, но от того не менее реальные дали! Пусть шуршит низкопробными эмоциями тусовка! Пусть по венам её персонажей давно уже течёт не кровь, а корысть! Пусть, пусть…

Дано – пиши, пусть это страшно, рискованно; «Блажен муж…» – помни строгую запись первого псалма, не нарушай её…

Живущая своей жизнью тусовка и не заметила, что эта жизнь больше похожа на смерть – на затянувшееся, грязное, муторное умирание…

 

Увы!

Привычно тасовать карты, но разве можно людей? А вот поди ж ты…

Понятие «тусовка», возникшее не то в конце восьмидесятых, не то в ранние девяностые, не предвещало ничего скверного… Не очень ясно было словообразование, но – что в этом страшного?

И вот, с годами, понятие набирало мрачную силу, наполнялось содержанием столь же угрюмым, сколь и вредным…

Разделение на своих-чужих логично для всякого социума, но не должно оно быть определяющим…

– Не слышали, кому решено дать премию?

– Поговаривали N.

– Что вы, быть такого не может!

– Почему? Разве он не талантлив?

– Ах, какое это имеет значение! Он намедни в Клубе литераторов выпивал не с тем, с кем надо…

И правда – вылетел N. из всех списков, не помогли ни талант, ни былые заслуги.

Порочно, будучи человеком, жить законом стаи.

Гнусно хвалить то, что яйца выеденного не стоит; омерзительно под лишённые всякого смысла стишки подводить наукообразную базу – «В эпоху постконструктивизма, отягощённую постмодернистским дискурсом стихотворение «Поезд ехал… ехал... ехал… и, наконец, приехал» представляет собой парадигму субдоминанты движенья…» – и так далее.

Тусовка жестока – шаг вправо, шаг влево приравнивается к побегу, и, исторгнутый из неё, лишается шанса на существованье.

Тусовка капризна – этакая барыня, которой управляют ловкие деляги от литературы.

– Помилуйте, банк Z. отказался финансировать премию, а без денег – кому она нужна?

– А почему отказался?

– Надоели, мол, писательские распри…

Увы, время, когда писатель становился известным потому, что хорошо и оригинально писал – минуло; теперь необходим пиар – верный спутник тусовки, а иначе ты – лузер: печатайся в интернете, или в провинциальных изданиях.

И тусовке нет дела до того, что талантливейшая поэзия создаётся именно в провинции, а вовсе не в столичных кругах, где сплошная салонная лескотня, круговая порука, и – деньги, деньги… Как же без них – таких родимых, столь желанных…

Вымывание сути литературы происходит именно от тусовочного мировосприятья.

И перспективы столь же мрачны, сколь и убоги…

Увы.

 

О, благословенная тусовка!

Сколь счастлив я, что оказался в твоей среде!

Как чудесны презентации с дармовой выпивкой и закуской!

Как приятно, держа в руке тарелку, нагруженную снедью, и, поддав, поболтать со столь милыми и нужными людьми!

Все входы открыты, и в лабиринтах литературного мира мне не затеряться уже никогда – знаю, как войти, знаю, куда выйти… Но выйти! А не быть выброшенным, ибо это – смерти подобно!

О, чудная, чудная тусовка!

Как же раньше мир функционировал без тебя?

Ты всё структурируешь!

Ты позволяешь шутам гороховым и филологическим экспериментаторам именоваться большими поэтами и писателями!

Ты щедра на гранты, премии, поездки…

Давай, давай – да не оскудеют незримые твои закрома!

Давай всего побольше – сладкого, вкусного!

Плевать на отставших, на не способных раствориться в тебе!

Пусть сохнут над своими стишками – никогда им не попасть в сиянье лучей твоих, а талант? Что он такое? Как решит тусовка – так и будет.

А лучше – вообще никакого таланта.

Зачем он?

Нагружает только.

Будь благословенна ты – тусовка: всё определившая, давшая сытную жизнь, вольготная, властная, абсолютная!

 

------------------------------------------------------------------------------------------------------------

омерта* – «кодекс чести» у мафии: есть только одна причина покинуть организацию – смерть.