Александра САВИНА. НАСЛЕДНИКИ РУССКОГО СИМВОЛИЗМА. Константин Кинчев

 

Александра САВИНА

НАСЛЕДНИКИ РУССКОГО СИМВОЛИЗМА

Константин Кинчев

 

Основными принципами искусства, по мнению Льва Толстого, считались простота и ясность. Модернистское творчество поэтов Серебряного века, авангардистов и поэтов русского зарубежья чаще всего не следовали в своих произведениях данным постулатам (исключение – поэтическая школа Вл. Ходасевича «Перекресток»). Поэтическое творчество возрастало на почве усложнений и вычурностей, лишь иногда оглядываясь на ушедшие вглубь корни (Б.Пастернак: «Нельзя не впасть к концу, как в ересь, в неслыханную простоту»). Изначальная музыкальность русской поэзии давала авторам простор для поэтических изысков: например, поэты первой волны эмиграции разделились на два противоположных лагеря, где в одном превозносилась совершенная, с точки зрения поэтики, форма, в другом – глубина проблематики. Авторы из первой группы устремлялись вслед за Пушкиным, предпочитая точные формы и изысканность стиха, поэты второй группы – за Лермонтовым, где произведения «не нужно причесывать», но в них должны заключаться подлинная страсть и чувства.

Многие шедевры русской поэзии были положены на музыку – так родилась традиция русского романса. И.С. Тургенев, А.И. Фет, Я.П. Полонский стоят у истоков песенного творчества в России. Ключевыми фигурами ХХ века в русле песенной поэзии стали А.Галич, Б.Окуджава, В.Высоцкий. Не прервалась данная традиция и на рубеже ХХ-ХХI веков. На смену тихим гитарным аккордам пришла новая музыка, которая стала символом протеста против рутины жизни. Это была поэзия русского рока. Как ни оригинальна была музыкальная форма данного искусства, цели и идеалы в лирике рок-музыкантов оставались неизменными, как и в лирике поэтов ХХ века. Наиболее интересным явлением мне представляется общая канва рок-поэзии, в которой наряду с новаторскими элементами прослеживаются уже признанные классическими вплетения поэзии Серебряного века.

«Моё творчество и творчество Бориса Гребенщикова потомки будут изучать по книгам, как сейчас изучают творчество поэтов Серебряного века», – заметил в одном из интервью Константин Кинчев и не ошибся. В последнее десятилетие многие студенты посвящали свои курсовые работы исследованию рок-поэзии, а на кафедрах новейшей литературы открывались семинары по данному направлению в лирике, что, безусловно, указывает на значимость такого явления как русский рок.

Одной из главных проблем эпохи модернизма была идея теургии или жизнетворчества. Причастность к такому философскому убеждению обязывала художника выстраивать не только свою жизнь, но и биографию согласно определенному им самим плану. Данное мировоззрение наиболее последовательно разделяли младшие символисты, а именно Александр Блок и Андрей Белый.

Согласно данной установке, поэты обязаны были представлять свои жизни в качестве пути, устремления к какой-либо цели. Создавая три тома лирики, Блок очень ясно очерчивал границы и план эволюции своего лирического героя и себя как автора. Охарактеризовал же он свою дорогу следующим образом: «Таков мой путь. Теперь, когда он пройден, я твердо уверен, что это должное, и что все стихи вместе – трилогия вочеловечения от мгновения слишком яркого Света, через необходимый болотистый лес, к отчаянию, проклятиям, возмездию и к рождению человека общественного, художника, мужественно глядящему в лицо миру». Анализируя творчество Блока, даже самый неискушенный читатель не сможет не оценить масштаб преодоления авторским «я» губительного индивидуализма, болезненно сосредоточенного на своем сознании. Лиловые туманы и неясные, темные веяния души поэт стремится изжить в самом себе, чтобы открыть душе новый путь и по-настоящему значимый Идеал – судьба России.

Возможно та же судьба постигла К.Кинчева. Лирика последнего десятилетия отличается от предшествующих альбомов превалированием темы России и русского национального характера, что может быть исследовано в контексте проблемы и эволюции русской идеи. Кроме того, в 1992 г. К.Кинчев принял крещение в лоне Русской Православной Церкви, что стало огромным шагом на пути преодоления своих не самых положительных черт и особенностей. В данном случае это событие так же в какой-то степени носит теургический характер и является основой жизнетворчества.

При создании музыки, по словам автора, на него значительное влияние оказало творчество Маяковского. Некоторую резкость и лишь кажущуюся на первый взгляд агрессивность рока возможно сопоставить с ритмами футуристической поэзии. Однако в обоих случаях мы имеем дело не с враждебностью, но с взволнованными, будоражащими душу ударами сердца.

Что же касается лирики группы «Алиса», то своей проблематикой она больше напоминает творчество поэтов первого десятилетия ХХ века, поэтов-символистов.

«Мой театр – мой каприз, / здесь нет кулис. /И мой зрительный зал – /Это я сам…», – насколько искренне и душевно звучат эти слова под мягкий перебор аккордов. Для лирического героя Кинчева одной из центральных проблем становится взаимоотношения поэта-творца и «многоуважаемой публики». С одной стороны, Кинчев позиционирует себя как «шута Божьего», который имеет право говорить открыто правду в лицо, не смущаясь и не стесняясь ее горечи. Но в то же время он не может творить без постоянного «вглядывания» в лица современников.

И в моей труппе сотни лиц

И в каждом я узнаю себя.

При свете лунных брызг

Я играю жизнь...

 

Здесь прежде всего вспоминается установка символистов на сотворчество читателя и автора, их неразрывную связь. Персонаж Кинчева делает установку не столько на непосредственно символистский метод трактовки образов в своем творчестве – оно скорее аллегорично, – сколько на непосредственную связь поэта со своими поколением, современниками, эпохой (Блок: «Мы дети страшных лет России / Забыть не в силах ничего…» // Кинчев: «Мое поколение молчит по углам, / Мое поколение не смеет петь, / Мое поколение чувствует боль, / А утром ставит себя под плеть. / Мое поколение смотрит вниз, / Мое поколение боится дня, / Мое поколение пестует ночь, / А по утрам ест себя <…> Эй, поколение ответь! / Слышно ли нас, слышно ли нас? Мы здесь!..», «Я люблю окно из него виден день, / А ночью – видна ночь,/ И если кто-то думает так же как я,/ Мы с ним похожи точь-в-точь!/ Мы вместе!..»).

В песне «Театр» также возникает скрытая тема жизнетворчества. Поэты ХХ века стремились выстроить жизнь согласно своим строгим планам на неё, предусмотреть возможные пути развития событий личной жизни и хода истории. Герой Кинчева утверждает первичность жизни по отношению к искусству, что позволяет, с одной стороны, примирить их с превалированием первой над вторым, представить значимость всех событий реальности, сделав их достойным объектом воспевания в театральном искусстве, и доказать в то же время силу театра, которая способна облагородить и увековечить некоторые моменты повседневности.

Одной из главных тем поэзии Кинчева является тема Родины. Как и поэт-символист Блок, Константин Евгеньевич пришел к этой теме уже в позднем творчестве. Авторам необходимо было пройти период индивидуализма, который выражался у каждого из них по-разному. Переживания Блока носили более трагический характер, потому что насильственное вбрасывание себя в реальность давалось поэту с огромным трудом. Для Кинчева обращение к теме Родины имело более гладкий, спокойный переход, так как изначальное соотнесение себя со своим поколением в раннем творчестве уже было первым шагом по этой дороге. Песни «Моя светлая Русь» и «Мама» сопоставимы с циклом «На поле Куликовом». Помимо любви к Отечеству, поэтов объединяет уверенность в избранности славянской нации (поэма «Скифы» // песня «Небо славян»). Молодая, страстная натура славян, по мнению лирического героя Блока, способна обновить одряхлевшую старушку-Европу и стать достойным оправданием эпохи. Персонаж Кинчева идет дальше своего предшественника и настаивает на том, что эта испокон веков таящаяся в духе славян сила была во все времена, она всегда спасала народ и только благодаря силе духа смогла устоять Россия. Однако не все так благополучно и радужно. Кинчев, как и Блок, безусловно, является великим гуманистом в широком смысле слова, но утверждать, что человек совершенен не торопится. Напротив, в песне «Сумерки» лирическое «я» доказывает свою двойственность как человека в целом так и русского человека в частности («Вот он я, посмотри, Господи,/ И ересь моя вся со мной, / Посреди грязи алмазные россыпи,/ Глазами в облака да в трясину ногой…”, «Но только в комнатах воздух приторный. / То ли молимся, то ли плюем…”, «Мы такие чистые и гордые, /Пели о душе да все плевали в нее…”). «Грешить бесстыдно непробудно, / Счет потерять ночам и дням / И с головой от хмеля шумной / Пройти сторонкой в Божий храм…” – напишет А.Блок. В этом произведении особенно четко разграничена человеческая душа на две части: высокую сторону и низкую:

Кладя в тарелку грошик медный,

Три да еще семь раз подряд

Поцеловать старинный, древний

И зацелованный оклад.

А воротясь домой, обмерить

На тот же грош кого-нибудь.

И пса голодного от двери,

Икнув, ногою отпихнуть…

 

Но, несмотря на такой разительный контраст, в финале лирический герой Блока произносит: «Да, и такой моя Россия / Ты всех краев дороже мне». Под этими строками, безусловно, мог бы поставит свою подпись лирический герой Константина Кинчева.

Проблема неоднородности человеческой души ранее волновала Ф.М. Достоевского (роман «Братья Карамазовы», Митя: «Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил…”). Таким образом, Блок и Кинчев становятся продолжателями этой идеи. Согласно мнениям этих трех авторов, человек – у них это именно славянин (см. у Достоевского притча о немецком и русском мальчиках) – имеет огромный духовный потенциал, однако, найдет ли он воплощение или же нет, зависит только от самого человека и его готовности к духовному труду.

Но герой рок-музыканта не утрачивает веру в человека. Персонаж до конца остается верен идеалам гуманизма и, как и лирический герой А.Блока, ценит любые проявления высоких порывов души (К.Кинчев «Красное на черном»: «Может быть, я не выйду на свет,/ Но я летал, когда пела душа…”// А.Блок «Все, что память сберечь мне старается, / Пропадает в минувших годах, / Только ярким зигзагом взивается / Эта повесть в ночных небесах. // Жизнь давно сожжена и рассказана, / Только первая снится любовь,/ Как бесценный ларец перевязана / Накрест лентою алой, как кровь»). Если принять за основу утверждение, что любовь представляет собой катарсис и очищает человека духовно, то становится понятно, почему поэт Серебряного века ценил любовь во всех ее ипостасях. Персонаж Кинчева видит взлеты души не только в любви к женщине, но и в религиозном сопереживании ближнему. Именно православное «мирочувствование» помогает герою творить. Иногда слушатели заблуждаются, полагая, что у «Алисы» мало песен о любви. «У нас все песни только о любви», – скажет К.Кинчев в одном из своих интервью. И у Блока, и у Кинчева основа гуманизма заимствована у поэтов-романтиков, в частности у А.Фета. Наиболее четко свои переживания выражает лирический герой Фета в следующем четверостишии:

Не жизни жаль с томительным дыханьем,

Что жизнь и смерть?

Но жаль того огня,

     что просиял над целым мирозданьем

И в ночь идет и плачет уходя.

 

Герой лирики Кинчева так же осознает скоротечность жизни, но акцентирует внимание на спиральной структуре жизни: всё в современности повторяется, но уже на новом витке («Веретено»: «Опять игра, опять кино,/ Снова выход на бис./ Плетет судьбу веретено / За чертою кулис./ Когда-нибудь замедлить бег / И уже не спеша / Увидеть как берет разбег / Душа…”).

Философская проблема, заключающаяся во взаимосвязи человека и Вселенной, рассматривается Кинчевым на материале лирики Блока и Ф.Тютчева (Блок «Миры летят, года летят/ Пустая Вселенная глядит в нас мраком глаз./ А ты, душа, усталая и злая / О счастии твердишь в который раз?..», Тютчев: «Но меркнет день – настала ночь;/ Пришла и с мира рокового/ Ткань благодатно покрова,/ Сорвав, отбрасывает прочь…/ И бездна нам обнажена / Своими страхами и мглами,/ И нет преград меж ней и нами – /Вот отчего нам ночь страшна!»). «Что счастие? Вечерние прохлады / В темнеющем саду, в лесной глуши? / Иль мрачные, порочные услады, / Вина, страстей, погибели души?” – восклицает в отчаянии герой Блока. Чуткость души персонажа подобна стрелке сейсмографа, реагирующего на малейшие колебания, однако это способствует и внезапным переходам от отчаянию к забытью: «Когда ж конец? Назойливому звуку / Не станет сил без отдыха внимать…/ Как страшно все! Как дико! – Дай мне руку,/ Товарищ, друг, забудемся опять!». Герой Кинчева понимает, что и он обречен на эти же колебания, но спасение от них находит по-своему: «Моя война»: «Я молился жарко глазами в глаза / В небо душу плавил до дна:/ Если свет, который во мне есть тьма, / То какова тогда тьма?».

Наиболее яркой чертой, позволяющей сопоставлять А.Блока и К.Кинчева, является чувство ответственности за свои поступки и произведения. Искренность и исповедальная манера лирики заставляет читателей проникнуться переживаниями лирических героев, поверить в их убеждения и в надежды. Особенно располагает к себе это чувство ответственности перед всеми и за всех, о которой так же писал Ф.М. Достоевский, доверяя своему герою идею, гласящую: «Воистину всякий перед всеми за всех и за всё виноват» (Кинчев «Чую гибель»: «Кто смел снять с нас чувство вины? / Кто примет огонь на себя? / Кто слышит поступить грядущей войны? / Что оставим мы после себя?..»). А.Блок отстаивал эту идею не только в своей лирике и символистских чаяниях, но и в личной жизни, так как никогда не покинул свою супругу Л.Д. Менделееву даже в самые тяжелые и сомнительные периоды её биографии.

Исследуя проблемы лирики Кинчева, становится ясно, что его творчество как нельзя более органично вписывается в контекст русской литературной классики и русской культуры в целом. Некоторые образы стилизованы под русское устное народное творчество («Чую гибель»: «Лесной стороною, / Под ясной звездою, / Тропою оленя, / Гуляет Емеля…”), некоторые проблемы берут начало из философских исканий Ф.М. Достоевского, но отпечаток века русского Ренессанса несет на себе вся поэзия К.Кинчева. «Шуту Божьему» не обязательно рассматривать вопросы под точно таким же ракурсом, как это делали его предшественники. Ведь гениальность основывается на смелости и уверенности в том, что именно ты смеешь так по-новому задавать себе, современникам и потомкам вечные «проклятые вопросы»: что есть человек, что представляет собой его судьба и каково взаимоотношение человека и Бытия. Художник должен научиться расти и совершенствоваться, но самым главным его навыком должна стать способность не предавать себя и свои убеждения, не взирая ни на общественное мнение, ни на какие-либо другие временные факторы. Своим творчеством К.Кинчев смог служить одновременно и искусству, и Богу, что было основной задачей поэтов-символистов, стремившихся донести людям идеи Бога и вечности, очистив сердца современников, погрязших в материализме. Благодаря своим произведениям К.Кинчев может считаться достойным наследником русского символизма.