Вячеслав АР-СЕРГИ. «В МИРЕ, ЛУЧШЕМ ИЗ МИРОВ...». О Гурбанове Княз Гочаг-оглы

 

Вячеслав АР-СЕРГИ

«В МИРЕ, ЛУЧШЕМ ИЗ МИРОВ...»

О Гурбанове Княз Гочаг-оглы

 

С этим человеком я знаком уже немало лет и хочу надеяться, что наши отношения, товарищески уважительные друг к другу, останутся такими же – «ныне и присно…». Годы не влияют на характер Княза Гочага, он остаётся таким же жадным до новизны литератором и журналистом, деликатным и тактичным в отношениях с окружающими его людьми, всегда готовым прийти на помощь друзьям в трудные для них времена, романтически настроенным во взгляде на окружающую его действительность, душевно чутким и неравнодушным. Есть в нём что-то и от дервишей Востока. Он невообразимо чуток к слову, которое может тут же ввергнуть его или в уныние или придать ему крылья за спиной – для полёта.

С течением времени он стал, к вящему моему удовольствию, настоящим летописцем своего города Пыть-Яха, что в Ханты-Мансийском автономном округе. Но его беззаветно высокое чувство к этому городу, конечно же, не слепо. Он сразу подмечает в нём и недостатки, изъяны, «бьёт в колокола» и общими усилиями старается выправить картину своего города к лучшему. Потому что в жизни города Пыть-Яха – он не сторонний наблюдатель с критиканским взором. Он – плоть от плоти своего западносибирского городка, который и городом стал из вахтового посёлка – на его глазах, год от году становился всё красивей, мужественней и мудрей – тоже на его глазах.

Позволю себе озвучить такую мысль, что и сам Княз Гочаг со временем стал настоящей достопримечательностью города Пыть-Яха, он знает его как своё родное село, не упуская из внимания все его закоулочки, а многих горожан Пыть-Яха – в лицо и по именам. Конечно же, особенно тех, кто по-сторожильски уже пустил свои семейные корни в эту климатически не самую приветливую почву. От него в короткий срок можно получить развёрнутую информацию о каком-то предприятии города, быстрый эскиз к портрету его руководителя вплоть до номера телефона его приёмной. А чаще всего всё это он тут же может выложить буквально по своей феноменальной памяти. В этом я убеждался сам и неоднократно. В шутку я его называю «ходячей энциклопедией Пыть-Яха». Но шутить с ним надо весьма деликатно и к месту, а то попадёшь ненароком в его минуту напряжённых раздумий над будущим текстом и тут же получишь от ворот поворот. Нет, он не огрызнётся и не разразится отповедью, а просто может взять и исключить вас в уме своём из числа сегодняшних друзей. Конечно, он человек отходчивый, но, как и каждого творческого человека, не надо его огорчать. Потому что на каждое ваше доброе слово он ответит десятком добрых слов, а на каждый ваш добрый поступок в отношении его он отзовётся массой реальных дел своего человеческого признания вам. Так что, отставим недалёкие шуточки и будем чётко знать – Княз Гочаг умеет ценить дружбу, умеет ценить доброе слово и с юмором у него абсолютно всё в порядке. Помню, как я заливался хохотом над его остроумнейшими, искрящимися добрым смехом историями о его предприимчивом земляке Куламе. Его приводила в восторг народная сметка этого человека, его извечная борьба с заносчивостью начальников и сочувствие простым людям, зарабатывающим свою насущную копейку честным трудом. Его рассказы о Куламе представлялись мне настоящим театром одного актёра, напоминающим искромётные литературные воспоминания Ираклия Андронникова, близкого ему по кавказскому менталитету и темпераменту. Мне казалось, что в такие минуты я слышал смех всего Кавказа, чрезвычайно ценящего народный юмор, перемешанный с сатирой. Добавим к этому, что о своём Куламе, современном азербайджанском Ходже-Мулле Насреддине, Княз Гочаг рассказывал с непередаваемой артистичностью. С жестикуляциями, потешной мимикой, переменой тембров голоса... Он просто дарил своим собеседникам минуты здорового смеха, заражаясь этим и сам. А цена этих минут увеличивалась буквально в разы именно своей нечастостью.

А в основном, портрет Княза Гочага – приветливо немногословен, часто напряжён вынашиваемостью постоянных литературных размышлений о времени и о себе, устройством планов будущих публикаций как в своей газете, так и в окружной и столичной печати. Конечно же, как и всякий хороший поэт, Княз Гочаг – очень чуткий человек. Несправедливость, в любой форме её проявления, действует на него угнетающе и ошеломляюще. В такие минуты он замыкается в себе, а может просто и вспыхнуть, наговорив кучу резких слов, но – все по делу. Но он абсолютно не злопамятен и характер у него – отходчив. В его личностной лексике нет места слову «равнодушие». Не зря же его пыть-яхские земляки частенько называют его Княз-муаллим, то есть «наставник, просвещённый».

Проходя по улицам Пыть-Яха с Князом Гочагом я неоднократно убеждался в его популярности. К нему запросто, но не фамильярно, обращались кавказцы, славяне и тюрки, и каждому человеку мой спутник находил нужные фразы, после которых люди долго трясли его руку и приглашали, куда могли. Не только за стол, но и просто к ним в гости, на предприятие, посмотреть их работу, а по возможности и черкнуть пару журналистских строк в зависимости от ситуации. Ведь строки могли быть и критическими.

Новый рабочий день у Княза Гочага начинается очень рано. В редакцию своей городской газеты «Мой северный город» он спешит задолго до времени начала своего служебного графика работы. Видно, ему по утрам работается плодотворнее или внезапно ночью пришедшая в голову идея рождаемой статьи уже просто заставляет его побыстрее записать себя на бумаге. Журналист-профессионал Княз Гочаг это знает слишком хорошо, мысли и сюжеты просто так не даются, чтобы их достать и оформить, надо немало и ног натрудить. Для этого ему иной раз приходится побывать на противоположных концах Пыть-Яха по нескольку раз в день. Отметьте, без редакционной какой-то машины или другого транспорта. Оказией, общественным транспортом, а чаще – на своих двоих. Здесь на выручку приходят спортивная и рабочая закалка Княза Гочага. В своё время, он об этом вспоминает с теплотой, его несколько раз избирали капитаном сборной футбольной команды его родного селения Шахсеван, что в Азербайджане. А это, оказывается, и поныне довольно-таки большой населённый пункт. Играл Княз Гочаг и за свой Бейлаганский район на солидного уровня соревнованиях по футболу. А по рабочей биографии... Он был и плотником в рабочей бригаде, исполняя практически и все другие виды работ в строительстве, трудился и геодезистом в западносибирской тайге...

 

– Я родился 26 декабря 1954 года в селении Шахсеван бывшего Ждановского, ныне Бейлаганского района Азербайджана. В 1972-ом году закончил среднюю нашу школу, где всё обучение велось на родном языке, а русский изучался скорее просто факультативно, – рассказывает о себе мой собеседник. – В 1973-75 годах служил а СА, сначала в Амурской области, затем – в Кронштадте по специальности военного судоремонтника. А здесь, в Ханты-Мансийском округе, живу и работаю уже с 1977-года. Почитай, что уже и более 30-ти лет, это больше и полжизни моей. Приехал я сюда по приглашению моего старшего брата. Было мне тогда, значит, 23 года. Молод был, весел и горяч. И до всего мне было дело. Наверное, я пошёл в своего отца, Гочаха Мами-оглы Гурбанова, человека трудовой биографии. Он долго проработал в нашем колхозе «Бакы» на разных должностях, начиная от рядового колхозника. Прошёл всю войну пехотинцем, дойдя до самого Берлина. Отмечен боевыми орденами и медалями. А вот брат его, мой дядя Балаширин, погиб от фашистской пули, совсем молодым. Фразой, что «я, наверное, пошёл в своего отца», возможно, мне хотелось сказать о том, что всю жизнь мой отец оставался охочим к справедливости бессребреником. Видать, и мне выпала такая же судьба. Но судьба – она ведь от Всевышнего и роптать на неё грешно – харам, и поэтому за всё доброе всегда надо благодарить Творца. Вот я сижу с тобой за одним столом, мы едим с тобой преломленный нами хлеб – нан, настроение хорошее... По-моему это тоже прелюдия к счастью. Согласись?

– Да, – поддерживаю я своего собеседника, полностью разделяя его мнение.

– У моего отца и милой моему сердцу матери Бановши Исмагил – кызы, нас, детей, было 9 человек. Я, значит, у них седьмой ребёнок. Увы, некоторых из нас уже и нет... Но наша память о них – светла... Как я уже и говорил, 23-летним молодым человеком я принял решение поехать на север Западной Сибири, сюда. Почему так случилось?.. Семья у нас была не маленькая, надо было и зарабатывать на семью. Торговое дело, часто по недоразумению приписываемое всем азербайджанцам, было не моим уделом. Я и сейчас, скажу откровенно, просто теряюсь и в магазинах, и на рынках... К торговому делу надо иметь и склонность души и талант, которые у меня отсутствует начисто. И это – при всём моём уважении общественно-полезного труда людей торговых, старающихся не просто нажиться на своём деле, но и привнести разумностью своих предложений определённый уют и комфорт в жизнь окружающих. Дело это – не простое… Но и немалая часть и азербайджанцев не имеет какой-то общей склонности к нему. Посмотрите, только в одной Западной Сибири сколько азербайджанцев работает именно на буровых, месторождениях. Среди них немало талантливых инженеров, к слову, вот и наш Фарман Салманов стал поистине легендарной личностью как один из первооткрывателей западносибирских недр... Но – это уже другая, отдельная история... А обо мне... Странно говорить о себе. Ведь я в последние десятилетия, по роду своей службы, в основном сам задаю вопросы и слушаю истории интересных людей.

– Вот и выпала тебе возможность рассказать и свою историю, – подбодряю я его.

– А это, оказывается, не просто. Размышляя о своём каноническом назначении мужчины, скажу так: дома своего я, видно, увы, не построил, но деревьев посадил немало, родил сына... Он сейчас живёт в Баку. Живу новой семьёй в маленькой однокомнатной квартире в Пыть-Яхе, но на моём столе для друга всегда найдётся хлеб, кусок мяса и бокал доброго вина.

– Ты посредством исключительного самообразования стал русскопишущим журналистом, литературоведом, а твои азербайджанские стихи переводят и публикуют в солиднейших столичных изданиях известнейшие мастера современной русской литературы. Среди них Владимир Топоров, Александр Кердан и другие.

– Да, смерть Топорова острой болью отозвалась в моём сердце... Нас связывала искренняя дружба, – вздыхает Княз.

– О тебе писали именитые авторы, такие как Лола Звонарёва, Андрей Тарханов... – продолжаю я.

– Да и ты писал. Спасибо тебе! – он порывисто жмёт мне руку. – В этом ты прав, что уже будучи под 30 лет, я принял решение кардинально нового изучения русского языка. Не того, на каком говорят на стройках и улицах населённых пунктов. А языка Льва Толстого, Сергея Есенина и, конечно же, Александра Сергеевича Пушкина и Михаила Юрьевича Лермонтова. Он в меня входил как влага живительного источника, бальзамом ложась на мою беспокойную душу. Настоящей благодатью. Но это нисколько не наносило ущерба моему стойкому интересу и любви к родной литературе, к тюркским языкам...

– Ты закончил филологический факультет Тюменского госуниверситета...

– Да. Это было в 1980-86-е годы. По заочной, конечно же, форме. Я уже был не юн для очного обучения, ведь надо было заботиться о хлебе насущном для семьи. А через четыре года я получил приглашение на работу в тогда образовавшейся городской газете «Новости Пыть-Яха» и полностью перешёл на журналистику. А моя первая публикация состоялась в 1979 году в газете «Нефтеюганский рабочий», где я напечатал свой рассказ «Третье утро» в собственном переводе на русский язык.

– В 2000-ом году ты стал членом Союза писателей Азербайджана. Членский билет вручала тебе в Баку личность поистине легендарная – сам Анар, председатель Союза писателей Азербайджана. А в 2003-ем году ты был принят в Союз писателей Российской Федерации на основе твоих литературных публикаций в периодике...

– Совершенно верно.

– Работая равно талантливо и продуктивно на двух языках, ты, случаем, не пытаешься ли усесться в двое саней?

– Вопрос мне не совсем понятен… Я работаю в литературе. А она вся говорит о человеке, независимо от его происхождения. Идея рождающегося во мне произведения мне уже сама диктует выбор языка повествования. Вот и вся простая сложность моего ответа на этот вопрос.

– Хочу вспомнить здесь свою давнюю публикацию о тебе в литературном журнале «Луч»... «Встреча с поэтом Князом Гочагом запомнилась мне сразу. Среднего роста, крепкого телосложения, черноволосый, с уверенно посаженой головой и древней, восточной, светлой грустью в глазах цвета маслин. Тактичен, интеллигентен, слова взвешены и коротки, улыбка же подобна лучику солнца, пробивающемуся сквозь нелёгкие облака...». Вот таким я тебя увидел, видимо, в первый раз.

– Я изменился?

– Да нет. Но я читаю твои последние стихи и чувствую, насколько ты изменился внутри. Ты стал, конечно же, мудрее и мягче, а вместе с этим как-то ясно обозначилась тема одиночества в твоих стихах...

– Конечно же, это приходит с возрастом. Но мне, думается, что это одиночество работает именно на вызов к диалогу, к общению. А это уже и не совсем одиночество.

– Хочу ещё прочитать несколько мест из своей давнишней публикации. Ведь это не часто так выпадает: в компании своего героя публикации, спустя годы, вместе с ним перечитать те свои строки и сверить их с текущим, нынешним временем. «... Княз Гочаг – уроженец Азербайджана, на многие годы связавший судьбу с Югорским краем, беззаветно полюбив его бескрайные просторы и найдя здесь настоящих друзей. Он, как чинар, прирос к суровой земле Обь-Иртышского севера. Не знаю, произрастает ли чинар-платан в Югорье (вряд ли...), но люди, видно, много выносливее деревьев. Ибо они согреваются людской теплотой в этом суровом крае. И сами согреваются его делом и горячим дыханием. Княз Гочаг не только давно живёт здесь, но здесь творит и свою неповторимую поэзию...». Вот так я писал когда-то о тебе. И знаешь, в этих строках, думается, и сейчас ничего не надо редактировать, всё остаётся – по существу.

– Ну, тебе видней, – засмущался Княз и тут же поспешил перейти на другую тему: – Ты видишь, как похорошел наш Пыть-Ях? Да, досужему туристу здесь может особо и не на что поглазеть. Но мне, видевшему своими глазами практически все вехи становления нашего города, всё это греет сердце и радует взгляд. Не для лести, она здесь абсолютно чужеродна, хочу сказать самые добрые слова благодарности в адрес нашего бывшего градоначальника Валерия Михайловича Веснина и нынешнего нашего мэра Инны Петровны Тарасовой.

– Верно. А на «до-свиданья!» прошу ответить на традиционный вопрос. Над чем работаешь сейчас, Княз? В ХМАО-Югра ты ведь один из самых стабильно плодотворно печатающихся авторов. Это – факт.

– Наверное, это громко сказано. И потому – пусть это останется именно твоим мнением. А над чем работаю? Конечно же, над новыми статьями. Первым делом – в свою родную газету, а там – посмотрим...

– А не пора ли тебе объединить всю огромную массу твоих печатных публикаций, посвящённых Пыть-Яху, в одну книгу и назвать её, скажем, «Мои хроники Пыть-Яха»? Это был бы хороший подарок городу.

– Идея очень интересная. Она давно уже не даёт мне покоя. Обещаю, что ещё раз всё обдумаю и сообщу о своём решении тебе первому.

– А я на прощание хочу прочесть твоё стихотворение «О дружбе» в переводе Александра Кердана:

В огне оказавшись вне воли своей,

Сырые поленья сгорели...

Мы, в жизни себе выбирая друзей,

Ах, если бы только умели

Хранить независимость нашу от них,

Чтоб дружба не стала неволей

И участь сгоревших поленьев сырых

Не сделалась нашею долей...

 

Пусть, Княз, нас минует доля сырых поленьев в очагах людских. Бодрого духа и здоровья тебе! И, конечно же, творческих удач и острого пера на нашем поприще! Новых тебе добрых и звонких наград от жизни! В нашем, как ты писал, «Лучшем из миров...».

– Сагол! Спасибо.