Наталья КОЖЕВНИКОВА. ВЕРБНОЕ. Из нового сборника стихотворений «Посреди реки и света»

Наталья КОЖЕВНИКОВА

ВЕРБНОЕ

(Из нового сборника стихотворений «Посреди реки и света»)

 

* * *

Стареет иззябшая яблоня –

Редеет рисунок веток.

А рядом стареет мама –

Всё тоньше веточки вен.

Все дальше и дальше яблоня,

Желтея, уходит в осень.

Всё дольше весною длится

Её неглубокий сон.

А рядом – белее облака –

Над маминым лбом усталым

Слабеет и тихо гаснет

Редеющий нимб волос.

 

* * *

Мама моя – ты теперь земля,

Млечные облака,

Дальнее эхо, роса, поля,

Медленная река.

Солнце, что светит упорно мне

Сквозь неурядиц мглу.

Вот почему я теперь вдвойне

Землю свою люблю.

 

* * *

Слезами обольюсь в ночной тиши,

Но голос твой далёкий не услышу.

Лишь с вечера заползший в камыши,

Ворвётся ветер, жалуясь, под крышу.

Лишь боль твоя последняя в ответ

На миг толкнётся в сердце острой спицей,

Когда невозмутимый лунный свет

Пройдётся по рассохшей половице…

 

РОДИТЕЛЬСКАЯ СУББОТА

Под гулким звоном небосвода

Субботний храм принять готов

И скорбь оставшегося рода,

И дух отеческих холмов.

Отцов и жён поминовенье,

Неверный блеск и дым свечей.

И виснет тяжкое мгновенье

Над сонмом сгорбленных плечей.

Когда раздумчиво с амвона

Стекут родные имена,

Таясь от всех, сердца до стона

Сожмёт тягучая вина.

И страшно в лица оглянуться,

И больно вверх поднять глаза,

Где в купол луковичный рвутся,

Пылая жарко, образа.

 

* * *

Я вхожу, отодвинув плечом суету,

В недостроенный храм и в смущенье немею –

Богородицы лик вознесён в пустоту,

И горячее солнце сияет над нею.

Есть особая праздничность русских небес,

Где незримо цветут виноградные лозы.

Но опять и опять – как по коже надрез –

Отрешённость лица её, взгляда и позы.

Что в любви и в тоске обнимает дитя,

И не знает о муке его предстоящей…

Как смириться, смолчать и, покой обретя,

На колени упасть безответной молящей?

В безграничном, родимом на свете краю,

Где под дождиком ходят берёзы босые,

Не умея молиться, я тихо стою

В недостроенном храме, в изножье России.

 

К ГЕРБУ

Мой бедный русич!

Византии

Не снилась русская заря

В снегах, где славили витии

Печать великого царя.

Тебе ли, ратнику, стыдиться

Щита червлёного с копьём?

Столетья в поле пыль клубится

И пахнет прахом и огнём.

Крикливый шут и царедворец

Напрасно в страхе лжёт и льстит.

Святой Георгий-змееборец

В небесной мантии летит.

И конь серебряный дивится

Дракону возле трёх дорог,

И вечность с ним святому биться,

И надпись светит – «С нами Бог!»

 

* * *

Как нетленна любовь, так и вечен народ –

В безоглядной дали и в тюремном бараке.

Вот и холм посредине села от невзгод

Уцелел и поёт, и сияет во мраке.

А над ним не спеша, без незначащих слов

Поднимается церковь из золота сосен,

Упираясь свечами своих куполов

В осиянное небо, в пресветлую осень.

И на дымчатых ветках висят до поры,

И о будущем грезят иголки и листья.

И задорно, победно стучат топоры,

Лик Христа проступает под беличьей кистью.

Как велик и доступен пленительный зов,

И ничтожен в безумии бывший гонитель!

Коли вечен народ и нетленна любовь –

Обустроена будет и Божья обитель.

 

* * *

В неоглядной земле я стою на краю,

И за ветром пшеничным пылится дорога.

Ни в горах, ни в морях, ни в аду, ни в раю

Не найти мне другого венца и порога.

И пока сеет солнце свой набожный свет

Сквозь гремучую пыль, застелившую небо

(В ней период распада три тысячи лет

И не меньше), – и пыль эта в мёде и хлебе,

А в земле поднимается наверх вода

По корням, перебитым полуночным взрывом,

И беспечно, безбедно гудят провода

Над рекой, над судьбой, над тоской и обрывом –

Мне не страшно идти до конца, до креста.

Слышишь? Колокол будничный звякнул во мраке,

Засветилось звездою окно у моста,

И заплакал ребёнок в больничном бараке…

 

ПАМЯТЬ

Моя память, как малый ребёнок, капризна –

По ночам тяжела, горяча и нема.

За околицей ветер взывает: «Отчизна!»

И во мгле проступают на миг имена

Обезглавленных храмов и башен тюремных,

Адских станций с урановой плотью внутри.

Одинокая! Ради живущих и бренных

Потерпи и солёные слёзы утри.

У погоста полынь зацвела в буераке.

Я ли долго сидела там, мать схороня?

А душа её тихо стояла во мраке,

Трепеща и, как прежде, лелея меня…

Или бабочки в окна впорхнут удивлённо,

И закружат вокруг, осыпая пыльцу,

И я вспомню, как ты прикасался влюблённо

К моему под луной голубому лицу…

Моя память, ты – узник, желающий воли.

Беспощадна – как цепкие когти волчат

На дороге, упавшей в зелёное поле,

Где по-русски отчаянно птицы кричат.

 

* * *

Лишь лёгкая лодка на вольной воде,

Да солнце и небо, да радостный случай –

Два дня и две ночи в счастливом стыде

Пред миром, где правит татарник колючий,

Где зыбкою строчкой колеблется дым

Над мазанкой сирой… Я помню, как милость –

Нечаянно чайка крылом молодым

Коснулась воды и, упав, преломилась

На тысячи звуков и брызг над водой.

И тут же, стремительно, в сини небесной

Возник перехватчик и мёртвой звездой

Зловещие знаки расставил над бездной…

Качни мою лодку, степная река,

Я вижу и так, сквозь закрытые веки,

Как с гулом и треском проходят века,

Монахи, поэты, бойцы, дровосеки –

Меж жизнью и смертью, любовью и злом,

В серебряном мареве мерно качаясь…

И белая рыба плывёт под веслом,

Любить разучившись и выжить отчаясь.

 

* * *

Живая вешняя вода

Сквозь поры снега проступила,

И раскачала провода

С утра неведомая сила.

Лохматых галок согнала

С линялых крыш на тротуары,

Где вместе мусор и зола,

Торговцев скудные товары.

Где до земли асфальта пласт,

Стекло и соль под каблуками,

Где бедный нищему подаст

Калач дрожащими руками.

Великий пост. Все – догола –

Дубы стоят, не зная срама.

Молчат еще колокола

В миру единственного храма.

Но от окраин – вербный дух,

Но время вечностью палимо.

И радостно поёт петух,

Как в рощах Иерусалима.

Ах, Господи, какая синь

Порой заглядывает в сени!

Исчезну я. Но не отринь

Земли, упавшей на колени…

 

ВЕРБНОЕ

В руках дрожит и тает верба,

Как предрассветная свеча.

О древность выбранного герба

И лента Анны у плеча!

Всё – прах и может только сниться.

Разбит и щит, где ночь и день

Гуляет хитрая куница,

И воздух слушает олень.

А что взамен? Я вижу гору,

Дымы в суровых небесах,

Осколок плуга, птичью ссору

И тень в разрозненных лесах.

Так вязнут ноги в серой глине,

Так горек вербы первоцвет!

В библейской сумрачной былине

И в русском доле брезжит свет.

Кричит таинственная птица

О сладкой вольности разлук,

И все настойчивей мне мстится –

За той горою – Бузулук.

 

ПОСЛЕДНИЙ РАЗЛИВ

Весна, как свечка, плачет на ветру,

То вскидываясь в синь, то затухая.

Дорога на Москву совсем сухая,

И только взглядом выхватишь ветлу –

Ан нет её, она уже у края,

Проваливается в воздух, в никуда,

За ней летит озябшая вторая…

Им вслед тихонько свистнут поезда,

Чугунный мост вдвоём переползая,

Забыв свою дорожную тоску.

Река моя, весёлая и злая,

В последний раз играешь на веку!

Дрожит в руке бинокль, и вода

У самых глаз – тяжёлая, большая,

Деревья, как соломинки, вращая,

Столбы, опоры, вырвав провода,

Заплещется, забрызгает стекло…

В последний раз река меняет русло!

А после плен, где горестно и тускло.

Как щёку бледным солнцем припекло!

 

* * *

Цветут небесные поля.

Из булочных – волна ванили.

Сегодня праздник – тополя

Грачи крылами осенили.

Хочу заплакать – не могу,

Зима уходит за пригорки, -

Пусть там, в каком-нибудь логу

Снегов дожёвывает корки.

А здесь невысохший асфальт,

И в окнах музыка живая.

И только раз воскликнет альт,

Щемящей боли не скрывая,

Вспомянет старое, да Бог

Не даст ему печалить душу,

И солнце ляжет на порог

Дыханье собственное слушать.

 

* * *

Как тайных росписей свеченье –

Льняной лощины полумгла.

Какое высшее значенье

Молва названью придала?!

Опять резной ложится тенью

На луг дубовая листва,

И жарко каждому растенью

В зелёной тесности родства.

А дальше – холм, травой поросший,

Обрыв в сияющий закат,

В простор небесный, в час полнощный,

Где только спутники летят.

 

* * *

Уйти в поля, где солнце тихо тянет

Из темноты зелёные ростки,

Где гром над головой неспешно грянет,

И облака столпятся у реки.

Вдыхать с земли знакомый запах хлеба,

И мять в руках полыни жёлтый цвет,

И долго слушать птичий посвист неба,

И знать – роднее места нет…

 

* * *

Во льду бетонное крылечко,

И дали снегом замело,

Где на холмах Сухая Речка –

Достопочтенное село.

Иосафатова долина.

Тюрьмою ставший монастырь.

Отсюда мне видна калина,

Берёзы, свалка и пустырь.

И ничего о них не зная,

И зная всё, о том скорблю –

Уйдёт в безвестность даль лесная,

Что я жалею и люблю.

Сгорят берёзы в жаркой печке,

Темниц удвоится число.

Стою и мёрзну на крылечке,

Что в родину навек вросло…

 

* * *

Мой духовный отец белокож и кудряв.

Божья Матерь посмотрит со скорбной улыбкой,

Как смиренной косынкою волосы смяв,

Я целую оклад в полусумраке зыбком.

Небо грезит рассветом, и тает свеча.

Где таится спасенье – в борьбе иль в смиренье?

До сих пор не приемлет земля палача,

Верен старому слух и немеркнуще зренье.

Вспыхнет золотом вечное в небо окно.

Станет тесно и шумно на паперти узкой.

Что забыто и брошено в пропасть давно?

Что воскреснет и вырастет в памяти русской?

То ли плач и мольба, то ли яростный крик

Вознесётся к весеннему птичьему гаму?

И смеётся, и плачет поддатый мужик,

Не нашедший дороги ни к дому, ни к храму.

 

* * *

Перелесок, дорога, тишь,

Голубая Полынь-звезда.

И не знаешь – живёшь?

Летишь?

Или падаешь в никуда?

Нет ни времени, ни границ,

И лишь долго хранят небеса

То ли ангелов, то ли птиц

Осторожные голоса.

 

УДИЛЬЩИК

Вода прозрачнее, чем воздух,

Златым лучом играет дно.

В небесной мгле последний отзвук

Грозы, просроченной давно.

И там, где берег опалённый

Перепоясал речку Ток,

Сидит удильщик утомлённый

И смотрит вниз на поплавок.

Приходит вечер ниоткуда,

Редеет солнечная сеть,

Он неподвижен, словно Будда,

Его уже не рассмотреть.

Реке и миру неизвестный,

Сидел он долго на виду,

А превратился в ствол древесный,

Затем в туман, затем в звезду…

 

* * *

Печально сегодня мне в доме моём,

Нет в печке тепла, не скрипят половицы,

В открытый ветрами оконный проём

Осенний простуженный воздух струится.

И слышу, и знаю – летят воробьи

В рябинник, где бледное солнце гуляет,

Где тихо и мирно по нашей любви

Прехитрая осень поминки справляет.

Одна-одинока на этом пиру –

Не каюсь, не плачу, а с верой внимаю

Гусиному крику на синем ветру,

Сумятице листьев, далёкому маю…

 

* * *

Когда мне очень одиноко,

Когда, спускаясь в мир иной,

Луны проснувшееся око

Следит внимательно за мной,

Пыльцу теряя золотую

В полупрозрачных облаках,

Когда мне истину простую

Понять не хочется никак,

Придёт лохматая собака

Делить со мной ночную грусть,

Из немоты земного мрака

Смотреть с мольбой на Млечный Путь.

Сродни печали человечьей

Печаль звериная сильна.

И мне невольно станет легче

В ту ночь незрячую, без сна.