Александр БОБРОВ 
Александр БОБРОВ
ВЛАДИМИРУ БОНДАРЕНКО – К 70-ЛЕТИЮ
Знают Новгород и Владимир,
Помнят Киев, Питер, Москва –
Все столицы – тебя, Владимир,
И читают твои слова.
Ты ведь книжку издал за сорок,
А теперь-то – не сосчитать,
Хоть тебя не поддерживал Сорос
И нерусская Роспечать.
Но покуда не высохнет Волга,
Не иссякнет родной народ –
Жажда слова и чувство долга
Нас по грешной земле ведёт.
Нам сегодня, как пишет Гоголь,
«Стало видно во все концы»,
И беседуют с нами не погань,
А предшественники-творцы!
УСИЛЕННЫЙ ТРУД ИСКРЕННОСТИ
Вечер Владимира Бондаренко в переполненном ЦДЛ подтвердил убеждённость последнего классического философа России Алексея Лосева. Выдающийся мыслитель отмечал, что русская философия разлита в обществе, она воплощается обычно не абстрактными теориями, как на Западе, а широкими исканиями русской интеллигенции: «Художественная литература является кладезем самобытной русской философии». Эту «живость русской философии» следует даже «искать среди фельетонистов, литературных критиков и теоретиков отдельных партий». Вот как широко! Ау, где они – живые, честные и дерзкие, особенно в партиях? Правда, Зюганов и Бабурин – хорошо сказали, по делу... Но писатели на сцене и люди в зале пришли как раз за русской мыслью, идеей! Жестокость жизни пыталась развеять идеи Лосева, но эту теорию монах и патриот не пересматривал. И я не стану уподобляться некоторым коллегам, которые отступают от понимания такой роли русской литературы в России, чего сегодня бюрократическая машина, «элита» больше всего и боится. Именно власть страшится объединения писателей, ей проще ссылаться на расколотость, «плюрализм» и точечно, спорадически помогать необсуждаемым «своим» через устаревшие структуры, которыми давно уже являются Роспечать или непонятный фонд Сергея Филатова. Дети "апреля", блин...
Ровно 10 лет назад в «Советской России» готовилась моя статья к 60-летию критика Владимира Бондаренко, но 14 февраля 2006 года, за два дня до юбилея друга, в редакции «Комсомольской правды» на 7-м этаже вспыхнул пожар, и вода при тушении затопила все ниже располагавшиеся редакции, график выхода номеров был сорван, заметки не вышли.
Оптимисты говорят,
Демонстрируя познанья:
«Рукописи не горят».
Все горит! Включая зданья…
За десять лет мало что изменилось, если глянуть на начало той статьи: «Мы живем в безвременье, в редкостную для России эпоху, когда у неё нет внятной государственной идеологии, объединяющей национальной идеи, официального или негласного морального кодекса. В общем, живем по Конституции, написанной для того, чтобы разрушить великий Советский Союз». Сколько всего стряслось за десятилетие! – Россия пережила экономический кризис, свалилась в новый, информационная война грозит перейти в пожар на границах, враги, не скрываясь, испепеляют сферу нашего влияния, уничтожают национальную культуру. Но русская литература, являясь совокупной национальной идеей, продолжает противостоять этой духовной вакханалии, а Владимир Бондаренко остаётся ведущим критиком на передовой. Поразительно, но никого равного или приближающегося к нему по верности трудному ремеслу, по дерзости, глубине анализа и предвидения – увы, не появилось. Он начал восхождение с громкой статьи «Очерки литературных нравов» («Москва», 1987, № 12). Набирающие силу «апрелевцы» (кто помнит это горбачёвское движение?) встретили её в штыки, а наиболее откровенно высказался Бенедикт Сарнов: в статье «Кому улыбался Блок?» («Огонёк», 1988, № 16) он назвал Бондаренко противником перестройки.
Да, их перестройке и стремлению занять все командные высоты в литературе и СМИ мы сопротивлялись. Когда я начал вести в 1988 году прямой эфир «Добрый вечер, Москва!», я тут же пригласил в студию Владимира Бондаренко. Потом ещё несколько подобных приглашений-бесед, и меня лишили эфира. Но потом была многолетняя битва на канале «Московия» и в программе «Русский Дом»… Такого эфира тоже не осталось… Крах и пустыня, но сдаваться нельзя!
По признанию Владимира Григорьевича, характер он унаследовал от отца. К его судьбе – доле украинского Макара Нагульнова, своенравного, убеждённого коммуниста, отсидевшего в лагере как политзаключённый – критик возвращается неоднократно в своих воспоминаниях, новеллах, интервью. Так, в беседе с Юрием Бондаревым он замечает в скобках: «Это самое важное у человека в жизни – любовь к родителям. Как символ мужества был всегда поведением своим, поступками отец. Он был для меня примером». Примером в чём? Прежде всего в стойкости, в стремлении отделять демагогию функционеров от идеалов, в понимании того, что есть интересы классов и прослоек, а есть судьба народа! Недаром критик вышел с открытым забралом громить так называемую либеральную интеллигенцию с её космополитизмом, антинациональной и антигосударственной деятельностью исподтишка при заметной поддержке власть предержащих... Книги «Крах интеллигенции» и «Россия – страна Слова» окончательно обозначили его позицию и явили летописца страны, постигнутой и воспетой лучшими писателями. Ни один историк литературы не может обойти такие книги как "Дети 37-го", "Серебряный век простонародья", "Последние поэты империи", "Поколение одиночек". Это не просто точные и локальные очерки судеб писателей – это выстраивание поколенческих цепочек, стройной концепции поступи отечественной словесности. Все ли с ней согласятся? Конечно, нет – и слава Богу! Значит, судьба критика удалась.
Таким же неутомимым и устремлённым он остаётся в идейных битвах современности, в редактировании газеты «День литературы», в поддержке более молодых соратников. Ведь литература по-прежнему остается в России, попавшей под шквальный огонь низкопробных электронных СМИ и масскульта, главным полем битвы идей, мировоззрений, перекрестком исторических и нравственных дорог с путевым камнем и витязем на распутье: «Если направо – деньги и слава; если налево – конь пропадет; если упрямо двинуться прямо – сам ты погибнешь... Значит, вперед!».
Да, таким и пребывает в последних своих книгах и злободневных публикациях мой друг, товарищ по поколению и литературным ристалищам Владимир Бондаренко – витязем, выбирающим путь прямо. Он упрямо ведет одну линию, поддерживает традицию и ясный взгляд Белинского («Нам с вами жить недолго, а России – века, может быть тысячелетия. Нам хочется поскорее, а ей – торопиться нечего») и зрелого Аполлона Григорьева («В нашей эпохе не было искренности перед собою; немногие из нас добились от себя усиленным трудом искренности, но Боже! Как болезненно она нам досталась…»). Эти слова почвенника я и вынес в заглавие. Оставляю за скобками коренные мировоззренческие понятия: народность, православие, державность, но сознательно выделяю эти: ощущение векового пути и каждодневный труд искренности пред читателем и собою – пред собою прежде всего! Это расценивается порой как прегрешения или закидоны Бондаренко, которого назвали Джеймс БОНДаренко те, кто упрекает его в западничестве или потакании либералам и сынам Израиля. Но ведь недаром критик А.Наринская просто бесновалась в «Коммерсанте» после выхода книги Бондаренко в ЖЗЛ «Иосиф Бродский. Русский поэт»: «Это безграмотная чушь, изобилующая перлами типа "Уистен Оден – не самый известный англоязычный поэт" или "Вечный жид – народный герой еврейской нации" и не очень ловкими попытками манипуляции вроде такой: «если бы это стихотворение (написанный Бродским в ссылке текст "Народ" со словами "Мой народ, возвышающий лучших сынов, Осуждающий сам проходимцев своих и лгунов", который многие считают попыткой угодить власти. – А.Н.) было посвящено еврейскому народу, оно бы уже вошло во все хрестоматии, но поэт посвятил его другому народу по велению своей созревшей до этого состояния души». А чего тут неверного? – русскому народу посвятил самое сильное стихотворение, а Одена и в редакции «Коммерсанта» мало кто процитирует! Сквозит страшное раздражение, а причины не называются. Можно я подскажу? Мне-то понятен главный побудительный мотив Бондаренко, о котором мы говорили ещё в давней литературной молодости. И тогда кипели литературно-политические споры с национальным оттенком. И вот как-то в редакции «Литературной России» после очередного спора мы единодушно с Володей решили, что будем по мере сил числить и отстаивать в русском стане, в патриотической поэзии Ахматову, Пастернака, Мандельштама, Ходасевича, (дальше по списку). Это касалось и дальнейших персон. Да, все они – от Тарковского до Слуцкого – прежде всего русские поэты по Языку и Судьбе! Потом ему часто пеняли – «заигрывает», «продался», «хочет и нашим, и вашим». Но почему же такое неприятие книги, особенно либералами-норинскими? Гимн пропел, но не в тот лагерь поставил? А вот с диким заявлением Валентины Полухиной «Бродский – это Пушкин ХХ века!» – они соглашались. Но ведь Пушкин – государственник, имперец, певец русского оружия и победы над Польшей, которую так любил Бродский? А тут все на дыбы – почему? Весомый итог многолетнего труда Бондаренко сделал самое главное: просто поставил Бродского в ряд русских поэтов, где можно никому не подчиняться, не обожествлять и не подражать. Читайте и определяйте сами его место и значение! А то ведь излюбленным мотивом наринских было – он гений, изгой, исключение – «такой поэт не должен был родиться в СССР». Но вот родился и по духу стал имперцем. Ну, и патриоты обрушились с критикой на книгу, утверждали: нет такого русского поэта – это чистая политика, обман и местечковые игры. Изрядная доля истины в последнем утверждении была, я тоже печатно высказал сомнения в гениальности Бродского как поэта. Мне его эссе больше нравятся.
Известно, что многие упрекают Бондаренко во всеядности, в готовности ради излюбленной идеи соединить в книге несоединимое. Он сам отвечает критиканам: «Мне скажут: что может быть общего у «ленинградского кружка», формировавшегося вокруг Иосифа Бродского и Евгения Рейна, и московских поэтов, отнесенных к «тихой лирике», – Станислава Куняева, Анатолия Передреева, Владимира Соколова? Отвечу: одна империя, один её грустный финал, одна принадлежность к классической русской литературе».
Именно этой высшей меркой – принадлежностью к классической поэзии – он меряет творчество современников – от Николая Тряпкина и Глеба Горбовского до Олега Чухонцева и Юрия Кузнецова. Последний писал:
Что хочу от сущего пространства?
Что стою среди его теснин?
Все равно на свете не остаться.
Я пришел и ухожу один….
Да, таланты приходят одинокими, но уходят (и это, конечно, Юрий Кузнецов прекрасно знал!), оставляя реальное наследие – книги. О, книга в Росси по-прежнему очень много значит. Пусть навязанным информационным полем и избирательным рынком подорвано к ней доверие, а цена её становится запредельной для труженика, но целая библиотека избранных трудов Бондаренко, сонм его печатных и устных выступлений запечатлели огромный советский и постсоветский период в отечественной литературе и жизни страны. Им, как говорил Белинский, торопиться некуда…
_____________________________________________________________
ЗАБУГОРНЫЕ И ДОМОРОЩЕННЫЕ
…Самым большим и отрадным впечатлением февраля, в котором мы отмечаем день памяти Пушкина, стал объединительный вечер газеты «День литературы» и его главного редактора, критика Владимира Бондаренко в переполненном зале ЦДЛ, который вели Захар Прилепин и Сергей Шаргунов. Я вышел на сцену и не поверил глазам: люди сидели на ступеньках, стояли вдоль стен и за открытыми дверями, как в лучшие для литературы годы! Символично, что вечер проходил в Международный день родного языка (International Mother Language Day), который был провозглашен Генеральной конференцией ЮНЕСКО в ноябре 1999 года. День материнского (дословно!) языка отмечается с 2000 года ежегодно как раз 21 февраля с целью содействия языковому и культурному разнообразию и многоязычию, защите притесняемых духовных ценностей. Дата для Дня была выбрана в знак памяти о событиях, произошедших в Дакке (ныне – столица Бангладеш) 21 февраля 1952 года, когда от пуль полицейских погибли студенты, вышедшие на демонстрацию в защиту родного языка бенгали, который они требовали признать одним из государственных языков страны. То есть ситуация один к одному повторилась с кровью и стойкостью в Новороссии. Если бы на ТВ работали образованные и патриотично настроенные люди, они бы использовали этот информационный повод, эту международную параллель, чтобы сделать сильные программы, ярко показать роль языка и литературы в битве идей, в самостоянии человека. Тогда и на вечер Бондаренко могли бы телекамеры послать. Но кому это нужно сегодня?
Ведь критик прямо сказал со сцены: «Российское государство, увы, предало свою национальную литературу. Я удивился, когда на общем литературном собрании в Москве услышал от президента, что книга – это всего лишь товар, который должен быть продаваемым. Я-то считаю, что коммерческая литература – это просто не литература, это как колбаса или сосиски, как трусики или косметика. Вот там рынок и расставляет всё по местам. Хорошая литература, и прежде всего поэзия, как правило, убыточна. Во все времена во всём мире национальные лидеры всячески поддерживали свою национальную литературу, ибо без литературы нет и идеологии, а без идей исчезает и сам народ, становится лишь массой, потребителями хлеба и зрелищ, исчезает и государство».
У нас ведь государственники у власти, правда, они же и рыночники тоже. Но какие? Сергей Бабурин в своем выступлении выразил недоумение, почему на юбилее Бондаренко нет ни одного представителя Министерства культуры или Роспечати? Где награда ему? А ещё после того, как Хазанову дали орден «За заслуги перед Отечеством» 1-й степени, и он стал полным кавалером высших орденов, Бабурин поинтересовался, кто же у нас в стране – эти полные кавалеры? Оказалось всего их 34 человека, 14 из них артисты, 12 человек из окружения высшей власти, 4 академика, кто-то ещё, но нет ни одного писателя или человека, связанного с промышленностью, с сельским хозяйством... Ведь это – позор и профанация! Что, кавалеров нам тоже «из-за бугра» назначают? Лидер КПРФ Геннадий Зюганов со сцены заявил прямо: «Счет идет на месяцы. США приговорили Россию к ликвидации, как субъекта мировой истории. Китай они обкладывают, а Россию – выдавливают. Только левоцентристский путь развития спасёт Россию. Следовать ему призывают самые разные из выступающих – Проханов и Куняев, Личутин и сам Бондаренко. Вся русская литература!».
Вернёмся к никогда не отмечаемому ТВ Всемирному дню писателя. Президент российского ПЕН-центра Андрей Битов, которого в глазах общественности резко отодвинула от руководства вице-президент Людмила Улицкая, писал, что он согласен называться кустарём-одиночкой. Я тоже согласен, но всё-таки напомню, что в словаре Ожегова после определения «Ремесленник, занимающийся кустарным трудом» сразу идёт: «Товарищество, артель кустарей». Наше товарищество разрушила буржуазная революция, но артель мы должны были сохранить – то есть ассоциацию творческих организаций с общей идеей служения многострадальному Отечеству, с государственной поддержкой, как в обожаемом многими Израиле, например, с законным сохранением наследованного имущества. Ну не бывает по-другому в России, как бы она ни называлась. А рынок оставим для процветающих и бессовестных либералов. Все магазины, например, завалены книгами Улицкой, их переводят на иностранные языки за бюджетные деньги, а она недавно в интервью немецкому еженедельнику «Шпигель» заявила: «Сейчас моя страна находится в состоянии войны с культурой, ценностями гуманизма, свободой личности и идеей прав человека». Ничего себе! – язык поворачивается…
Закончу заметки словами Фёдора Достоевского из статьи «Последние литературные явления»: «Когда дела нет, настоящего, серьезного дела, тогда деятели живут как кошки с собаками и начинают между собою разные дрязги за принципы и убеждения. Один упрекает другого, что тот не так верует, другой упрекает первого, что тот у себя под носом ничего не видит; третий кричит о книжках и об обертках книжек, четвертый ко всему, кроме себя, равнодушен, пятый успокоился на незыблемых мировых законах, подводит все и всех под мировой ватерпас и свистит, на всех глядя. И так далее, и так далее. Всего не перечтешь…». Продолжать этот счёт, увы, выпало нам, потому что снова нет общегосударственного дела и объединяющей национальной идеи. А доморощенные космополиты-рыночники только радуются, и знай себе, стригут купоны хоть «за бугром», хоть в растерзанной России….