Владимир СПЕКТОР 
Владимир СПЕКТОР
ГОРЕЧЬ ДОЖДЕЙ ОСЕННИХ
* * *
Как мне обнять то, что с детства любимо –
Улицу Даля, Советскую, мимо
Завода ползущий трамвай,
Мимо родного Луганска... Вставай!
На остановке – знакомые лица.
Время Луганска упрямое – длится
Среди разрухи, страданий и ран.
Это история, словно таран,
Лупит, на прочность судьбу проверяя…
Здравствуй, сосед! Что ж так долго трамвая
Нету и нету…
– Не жди, не придёт.
Год, считай, нету. Да, больше, чем год.
Значит, пешком, как нормальный влюблённый,
Вдоль Карла Маркса и вдоль Оборонной.
Вон – Дом со Шпилем, «Россия» и Пед,
И «Авангард», где «Зари» гаснет свет.
В мыслях иду, как летаю по краю,
И, обнимая в душе, понимаю –
Тает слезинкой дорога назад…
Где ты, Луганск-Ворошиловоград?
* * *
Возвращаются забытые слова,
Проявляются надежды и улыбки,
Осень, словно новая глава,
Где краснеют розы, как ошибки.
Хочется найти, поднять, сберечь,
Избежать сомнений ненапрасных,
И не искривить прямую речь,
И Луганск нарисовать как праздник.
* * *
Я жил на улице Франко,
И время называлось «Детство»,
С 20-й школой по соседству.
Всё остальное – далеко.
Взлетал Гагарин, пел Муслим,
«Заря» с Бразилией играла,
И, словно ручка из пенала,
Вползал на Ленинскую «ЗИМ».
В «Луганской правде» Бугорков
Писал про жатву и про битву.
Конек Пахомовой, как бритва,
Вскрывал резную суть годов.
Я был товарищ, друг и брат
Всем положительным героям
И лучшего не ведал строя.
Но был ли в этом виноват?
Хотя наивность и весна
Шагали майскою колонной,
Воспоминаньям свет зелёный
Дают другие времена.
Я жил на улице Франко
В Луганске – Ворошиловграде.
Я отразился в чьём-то взгляде
Пусть не поступком, но строкой.
А время кружит в вышине,
Перемешав дела и даты,
Как будто зная, что когда-то
Навек останется во мне.
* * *
Это город моих неудач и удач,
Моих горьких потерь и находок…
Этот город больной,
этот город – мой врач,
Он старик, и он мой одногодок.
Этот воздух,
который был раньше степным, –
По душе мне и с пылью Донбасса.
Ну, а дым заводской –
что ж Отечества дым
Сладок нам, как говаривал классик.
Здесь друзья и враги – не чужие, мои,
Да и я для них кое-что значу.
Здесь и память моя – на любви и крови,
Надо мной то хохочет, то плачет…
О Луганске своем говорю – и всегда,
Как о близком, родном человеке.
Есть на свете Париж.
Есть ещё города…
Но Луганск в моем сердце навеки.
* * *
Давление вновь растёт.
Всё это – антициклон.
Мне кажется – я пилот,
И город, в который влюблён,
Даёт мне зелёный свет,
И я поднимаюсь ввысь,
Где рядом – лишь тень побед,
А прямо по курсу – жизнь.
* * *
В городе фонтанов
жил рабочий люд.
Вроде, ничего не изменилось.
Только вот характер
стал у жизни крут.
И фонтаны плакать разучились.
В небе проплывают
те же облака.
Равнодушно смотрит в реку ива.
Кажется, вот-вот,
зажмуришься слегка, –
И опять, как в детстве, всё красиво.
Только всё, что было –
не вернуть назад.
Жизнь идёт, как поезд без стоп-крана.
Кто ты мне, –
товарищ, волк иль брат,
Город, что забыл свои фонтаны.
* * *
Удар за ударом. Спасибо, Луганск,
Ты учишь терпеть эту боль.
И я, не успевший устать от ласк,
Вживаюсь в судьбу, как в роль.
А жизнь так похожа на «чёрный пиар»,
А мир так насыщен войной…
И надо держать, держать удар
И сердцем, и клеткой грудной.
* * *
Всему свой срок. И снова листопад,
Донбасский воздух терпок и морозен.
Не так уж много лет назад
Неотвратимым был парад,
И улиц лик – орденоносен.
Всему свой срок. Кочевью и жнивью,
Закату и последнему восходу.
Всему свой срок. И правде, и вранью
И нам с тобой, живущим не в раю,
А здесь, среди дыханья несвободы.
* * *
Старый паровоз на пьедестале –
Времени застывшее реле.
Может Микоян, а, может, Сталин
Отражались в лобовом стекле.
Позади – шальные километры,
Впереди – незримые века.
И сквозь уносящиеся ветры,
Словно рокот: “Жив ещё пока”.
* * *
Увидь меня летящим,
но только не в аду.
Увидь меня летящим
в том городском саду,
Где нету карусели,
где только тьма и свет…
Увидь меня летящим
там, где полетов нет.
* * *
Дышу, как в последний раз,
Пока ещё свет не погас,
И листья взлетают упруго.
Иду вдоль Луганских снов,
Как знающий нечто Иов,
И выход ищу из круга.
Дышу, как в последний раз,
В предутренний, ласковый час,
Взлетая и падая снова.
И взлетная полоса,
В мои превратившись глаза,
Следит за мной несурово.
* * *
В частном доме с утра –
деревенский покой.
Лишь трамвай прозвенит вдалеке.
Это город родной
за рекой, под рукой
На вишневом стоит сквозняке.
Поднимаются цены, густеет трава.
Вновь берет нас в крутой оборот
Жизнь, которая даже в ошибках права.
Жизнь, как город.
И как огород.
* * *
Заводчане торгуют, торгуют…
Где найти им работу другую,
Ведь заводу они не нужны.
Это бизнес – основа державы.
Это бизнес – преддверие славы.
Или, может, преддверье войны?
Солнце греет, луна охлаждает,
Желтый лист в сентябре опадает,
Невзирая на курсы валют.
Дирижер своей палочкой машет,
И сквозь мысли о хлебе и каше,
Слышишь? – Ангелы что-то поют.
И без всякой надежды на чудо
Даже в дни, когда тяжко и худо,
Люди Родиной землю зовут.
* * *
Это город. И в нем не хватает тепла.
И не осень прохладу с собой принесла.
Не хватает тепла в руках и душе,
В ручке мало тепла и в карандаше.
Не хватает тепла во встречных глазах.
В них смятенье и холод. А, может быть, страх.
В этом городе нищим не подают.
Им по праздникам дарят веселый салют.
В темном небе так много слепящих огней,
Но не греют они суету площадей.
Не хватает тепла, хоть работает ТЭЦ
В этом городе теплых разбитых сердец.
* * *
Я землю Луганскую раем
Совсем не считаю.
Но в ней моим дедам спокойно лежать,
И я знаю,
Что эта земля и накормит меня и согреет,
Хоть небо не так уже ярко,
Как в детстве моем, голубеет.
И кровью, и потом полита от края до края
Земля, та, которую раем совсем не считаю…
* * *
Ветер траву, словно прачка, полощет
Там, где Донец и Зеленая Роща.
Где, как погоду, автобуса ждут
И где до речки всего пять минут,
Там, где не слышен промышленный дым,
Там, где Донбасс так походит на Крым…
* * *
Акация – акция света.
И детства. Она ведь – оттуда,
Где цвет – это запах и блюдо.
Где лето, как песня, не спето.
Акация пахнет надеждой.
Всё – в рост, только ночи – короче.
Цветёт она, будто пророчит,
Что всё ещё будет, как прежде.
* * *
Город европейский мой
С неевропейской культурой.
Со своей китайскою стеной
И конною скульптурой,
С пыльным небом
И промышленным ландшафтом.
Где к заводу примыкает шахта,
Где над церковью – немым укором крест.
Где на кладбище убогом не хватает мест.
Город мой, любимый и проклятый,
Мы с тобою друг пред другом виноваты.
Я виновен в том, что грязный ты и серый,
Ну а ты – что мы живем без веры,
Погружаясь, словно в Дантов ад,
В женский мат и в детский мат,
Совесть, как друзей своих теряя.
Город мой, под звон твоих трамваев,
Как когда-то под церковный звон,
Жизнь проходит, как тяжелый сон,
Жизнь проходит, словно лотерея,
И от неудач своих дурея,
Ищем мы виновных каждый час.
Город мой, прости сегодня нас…
* * *
Май. На площади Героев
Блеск погон и блеск наград.
Старики солдатским строем,
Словно юноши, стоят.
Тишина на белом свете.
Только в памяти – война…
А с балконов смотрят дети
И считают ордена.
ИЮЛЬ
Абрикосы плавятся от зноя.
Абрикосы нежный сок пускают.
Солнце абрикосою степною
Растекается над всем Донбассом,
тает.
А вдоль улицы, по-деревенски щедрой,
Абрикосовая россыпь золотая…
Кто в Донбассе знает только недра,
Тот, считай, совсем не знает края.
* * *
Цветущей изгороди аромат,
Манящий и родной…
Нет, это – не вишнёвый сад.
Но это – город мой.
Случайных встреч, удач, разлук –
Считать охоты нет,
Когда сквозь изгородь, как друг,
Струится белый свет
* * *
Марш футбольный – со всех сторон.
Ветер первенства – ветер весенний.
Растворяюсь в тебе, стадион,
Сорок тысяч во мне твоих мнений.
Пас, обводка и снова пас.
Вот удачи анфас и профиль.
Стадиона неистовый глас –
Эхо греческой философии.
Свист, как птица, летит в облака
Над победой и над пораженьем.
А в ушах – от свистка до свистка –
Ветер первенства, ветер весенний!
* * *
Детство пахнет цветами – майорами,
Что росли на соседнем дворе.
И вишневым вареньем, которое
Розовело в саду на костре.
Детство пахнет листвою осеннею,
Что под ветром взлетает, шурша…
Что ж так больно глазам? На мгновение
Запах детства узнала душа.
* * *
Знакомой дорогой иду я
вдоль мазанок белых.
Уже и листву подмели, и дома побелили.
И тянется след меж домами
от сажи и мела,
И мелом начертано вечным: “Сережа + Лиля”.
Знакомой дорогой иду я от детства, от дома.
А в небе осеннем кружится горластая стая.
Все меньше встречаю друзей,
и все больше знакомых.
Но дети, со мною идущие, – вырастают.
Знакомой дорогой иду я с отцом своим рядом
Сквозь скрип патефонной иглы,
сквозь мотив довоенный.
Мой дед танцевал здесь на свадьбе,
за этой оградой,
Вдоль этих деревьев шагал он
со смены, на смену.
Все кружит и кружит над нами
горластая стая.
Уже и листва на осенних кострах отгорела.
И кажется,
смысл этой жизни ясней понимаю,
Знакомой дорогой шагая вдоль мазанок белых.
* * *
Бурьян пророс из детства моего.
Я не узнал его.
Он посерел от пыли.
Качаясь скорбно на ветру,
Он шелестит. И шепчет мне:
“Мы были.
И ты играл со мной
В военную игру…”
“И с другом! –
Я кричу ему. –
И с другом!”
И смотрит дочка на бурьян
С испугом.
А он пророс из детства моего.
* * *
И бабка, что курила “Беломор”,
И та, что рядом с нею восседала,
Покинули, покинули наш двор.
И на скамейке пусто стало.
И только девочка трех лет
Зовет беспечно: “Баба Сима!..”.
Да белый свет. Да синий цвет,
Да желтый лист, летящий мимо.
* * *
Вечерний город в сквозном тумане,
И память улиц сквозит во мне.
Как осень прячу каштан в кармане,
Каштаны гаснут – привет весне.
Каштаны мёрзнут, я вместе с ними,
Во встречных окнах зажглись огни…
Бульвары кажутся мне цветными,
И, словно листья, кружатся дни.
* * *
От мыса «Надежда» до города «Счастье»
Билеты в продаже бывают нечасто.
Зато остановку с названьем «Печали»
На нашем маршруте не раз мы встречали.
Там суетно, зябко, тревожно, неловко.
Но, всё-таки, это своя остановка.
Идут поезда и туда, и оттуда.
В надежде на счастье, в надежде на чудо.
* * *
Что это? Горьких вишен
В этом году так много.
Что-то в моих деревьях
Сладость пошла на убыль.
Горечь дождей осенних
Въелась в судьбу, в дорогу.
И пропитала землю,
И перешла на губы…