Алексей ФИЛИМОНОВ – Викентий ЗИМНЕВ. НАБОКОВ И ВНЕВИЗМ. Беседа

 

Алексей ФИЛИМОНОВ – Викентий ЗИМНЕВ

НАБОКОВ И ВНЕВИЗМ

Беседа

                                                                      К одному исполинскому оку…

                                                                           Наконец-то сведён человек.

В.Набоков, «Око». 1939

 

А.Ф.: – Есть все основания считать Владимира Набокова предтечей вневизма, его провозвестником. На это указывает даже аббревиатура его инициалов: ВВН. Мне могут возразить, что сам Набоков ни к какому течению никогда бы не примкнул и вообще был «кустарём-одиночкой» («Дар»). Литературу он считал феноменом языка, а не идей, и к Платону относился крайне снисходительно. Но не всё так просто, как представляется на первый взгляд – о том, что набоковская метафизика насыщенна пытливым вопрошанием потустороннего мира и лучших умов человечества, свидетельствует книга Владимира Александрова «Набоков и потусторонность».

В.З.: – В романе «Дар» Набоков устами вымышленного философа Делаланда произносит слова, которые вполне могли бы стать девизом вне-направления: "Наиболее доступный для наших домоседных чувств образ будущего постижения окрестности, долженствующей раскрыться нам по распаде тела, это – освобождение духа из глазниц плоти и превращение наше в одно свободное сплошное око, зараз видящее все стороны света, или, иначе говоря: сверхчувственное прозрение мира при нашем внутреннем участии".

А. Ф.: – «Шестое чувство», о трудном рождении котором возвестил Н.Гумилёв, произрастает через вневистианство – сплав литературы, философии и духовного пиршества со всем миром, с предшественниками и современниками. Но не потом – здесь и сейчас, о чём писал Владимир Набоков!

В.З.: – Вместе с «будущим читателем», о нём мечтал Сирин, – который будет чувствовать «сквозняк из прошлого» и безошибочно определит качество материи произведения «эпохи фрачной и сюртучной». Набоков писал о «лазейках для души, просветах в тончайшей ткани мировой». Один сплошной Дух, единое Слово, Око вовне совсем не умаляет наших собственных прозрений и открытий. Он восставал против слишком общего, слишком доступного обещаемого дистиллированного пакибытия.

А.Ф.: – Снова из бессмертного «Дара»: «Вот бы и преподавал то таинственнейшее и изысканнейшее, что он, один из десяти тысяч, ста тысяч, быть может даже миллиона людей, мог преподавать: например – многопланность мышления: смотришь на человека и видишь его так хрустально ясно, словно сам только что выдул его, а вместе с тем нисколько ясности не мешая, замечаешь побочную мелочь – как похожа тень телефонной трубки на огромного, слегка подмятого муравья и (все это одновременно) загибается третья мысль – воспоминание о каком-нибудь солнечном вечере на русском полустанке, т.е. о чем-то не имеющем никакого разумного отношения к разговору, который ведёшь, обегая снаружи каждое своё слово, а снутри – каждое слово собеседника. Или: пронзительную жалость – к жестянке на пустыре, к затоптанной в грязь папиросной картинке из серии "национальные костюмы", к случайному бедному слову, которое повторяет добрый, слабый, любящий человек, получивший зря нагоняй, – ко всему сору жизни, который путём мгновенной алхимической перегонки, королевского опыта, становится чем-то драгоценным и вечным». Под «многопланностью мышления» или «космической синхронизацией» писатель подразумевал умение художника видеть предмет и в текущие мгновения, и в большом времени, в связи со всеми предметами и образами.

В.З.: – Иначе как Любовью к миру нельзя объяснить эту жертву отречения от собственного эго, которая происходит тихо и ежеминутно в сознании художника. «У тех ворот – кривая тень Багдада, а та звезда над Пулковом висит».  Ясновидение, яснослышание близких и далёких миров облагораживает сердце, сострадающее человеку и Вселенной.

А.Ф.: Как писал Набоков в эссе о Руперте Бруке: «Ни один поэт так часто, с такой мучительной и творческой зоркостью не вглядывался в сумрак потусторонности». «Потусторонность» Набокова символизируют не тьма, не провал немоты, а пушкинский магический кристалл. Сквозь подобие кристалла, линзу фотообъектива, фотограф запечатлевает на пляже семейную пару, а за ней, случайно, счастливого соглядатая, разглядевшего в этой сцене намного больше, чем бытовую сцену:

На пляже в полдень лиловатый,

в морском каникульном раю

снимал купальщик полосатый

свою счастливую семью.

 

И замирает мальчик голый,

и улыбается жена,

в горячий свет, в песок весёлый,

как в серебро, погружена.

 

И полосатым человеком

направлен в солнечный песок,

мигнул и щёлкнул черным веком

фотографический глазок.

 

Запечатлела эта плёнка

всё, что могла она поймать:

оцепеневшего ребёнка,

его сияющую мать,

 

и ведёрца, и две лопаты,

и в стороне песчаный скат.

И я, случайный соглядатай,

на заднем плане тоже снят.

 

Зимой в неведомом мне доме

покажут бабушке альбом,

и будет снимок в том альбоме,

и буду я на снимке том:

 

мой облик меж людьми чужими,

один мой августовский день,

моя не знаемая ими,

вотще украденная тень.

                                                 («Снимок»)

В.З.: – Так «сор жизни… путём мгновенной алхимической перегонки, королевского опыта, становится чем-то драгоценным и вечным».

А.Ф.: – Вневизм – алхимический процесс вечного обновления, происходящий через диалог. Это мне кажется близким миропониманию Владимира Набокова-Сирина.

Набоков – синий провозвестник

Вневистианским зеркалам,

Сим витражам, сиявшим в бездне,

И вдруг являющихся нам,

 

Той линзой мы приблизим встречи,

И сквозь прозрачность амальгам

Нам путь подробно человечий

Предстанет сразу здесь и там.

 

Как совместить узоры неба

И распадающийся сон

С кристаллом млечного Денеба?

Напрасно ль Сирин вознесён?

 

В лазейках для души, просветах

В тончайшей ткани мировой*

Он сочиняет до рассвета

Роман о вечности живой.

                                                    («Набоков – вневестник»)

 

_____________________________________________________

* Из стихотворения Набокова "Как я люблю тебя".