Марина ТУМАНОВА. У СТЕН ИНЫХ ПРОСТРАНСТВ. Из сборника "И снится дождь"

 

Марина ТУМАНОВА

У СТЕН ИНЫХ ПРОСТРАНСТВ

Из сборника "И снится дождь"

 

ПЕРВЫЙ ДОЖДЬ

                                                                 Дианушке

Был дождь. Тот самый первый, тот весенний –

Предощущенье крови не ошиблось,

Струями падая в открывшуюся землю,

Святого вдохновенья запах пил.

 

Оплакал, ослезил тоскующие ветви

В вязком тумане немоты, от глаз людских сокрытом,

В предсмертной дрожи их пред тайной приоткрытой

Он зарождающейся речи цвет дарил.

 

Чу! Всхлип и звук, и слог, точёный и резной,

Раскрылся над землёю детскою ладошкой,

Пятиконечный черпающий ковшик

Любви небесной и любви земной.

 

* * *

В одно невозможное майское утро

сонмы крошечных сказочных эльфов

мгновенно прервали кружение вальса,

и в ветре легчайшем

паутинками ножек

коснулись волнуемой глади ладоней

в перчатках светло-зеленой замши…

мелодия вальса каштанов

звучала, кружилась

прохладными струйками –

льдинками голоса эльфов,

вдоль улиц летела и, в окна

к ангелам в детских кроватках

поцелуи рассыпав,

осеняла сонные головки

перебором струн неловким…

и вот уже

майское утро у вашего дома

раздвинуло шторы свои,

и тот, кому тайны ночные ведомы, –

иди и смотри.

 

* * *

Если я пишу,

Значит, это кому-нибудь нужно…

И солнце закатывается в душу

И восходит, оплавив мозг нежно-алым,

Из темечка-семечка запоздалым

Подсолнухом.

И спит в нём тигрёнок. И это я.

 

Значит, это кому-нибудь нужно…

Вести звёздам счёт, сознавая, что нет им счёта,

Слезам Бога и потопленным в них парусам,

Где русалки-арахны плетут им новые снасти из тины волос

И шепчут новые сны изумрудного рая.

 

Значит, это кому-нибудь нужно…

Задыхаясь под бременем плоти

И мелких мирских забот,

Выйти в Новый Свет,

Бросить якорь и обосноваться,

Почувствовать себя Ноем,

А может, изгоем…

 

Значит, это кому-нибудь нужно…

Препарировать мне свою душу,

Отражаемый ею след,

Пока руки не связаны

И не дан времени обет…

 

* * *

Сердце моё – поляна лета, полная

Самой спелой и сладкой земляники;

Корни и листья из души растут,

Переполнившей пением кринку,

Пеною цвета небес облаков

Дух ринется с гор.

 

* * *

                                      Рыжику

Мой маленький рыжий друг,

Я знаю, что нет таких двух:

Добрых и нежных,

Забавных и милых,

Очаровательнейших

Котов.

 

Ты знаешь двор и улицу,

Как свои пять коготков,

Тебя не удержат

Широкие стены домов.

И сердце моё дрожит, как листок осиновый,

Провожая тебя на поединок

С жизнью бродячей улицы.

Пусть хранят все пути твои

Рыжие боги земли.

 

Солнечный кот, моя бусинка,

Росинка небесной мечты…

Вот сладко зеваешь ты,

Нёбо невинности сна раскрыв,

Цвета нежной ракушки утра:

Розовые волны и розовые ветра

Шлифовали поверхность –

Волнистую твердь

Со щедрою горстью жемчужин

За преградой тончайших губ.

 

И откуда ты взялся такой?

И в дом мой вхож, как в свой,

И будто бы всё здесь тебе знакомо

И здесь ты дома.

Но воздух, луна и ночь зовут тебя прочь…

 

А однажды

На форточку стал, всем собою

Навстречу лучам закатным

И птицам летящим, парящим, –

Настоящий сюжет для картины

Влюблённого в жизнь художника.

А утром пушистый хвост-вопрос

Встретит меня даже раньше взгляда

Умных прозрачно-зелёных глаз…

Взбегая, летишь на восьмой этаж…

И ветвятся в кресле эти гибкие лапы, танцуя словно,

Тянутся в сонном блаженстве к мечте совершенства,

Изящные сильные лапы с ворсинками тёплого золота,

С песчинками солнца у мягких подушечек шёлковых.

 

Я вспоминаю немыслимый случай,

Как они, эти лапы, по самому краю ступали,

Срываясь не раз, но не коснувшись даже

Книг моих, журналов, бумаг, блокнотов…

 

Есть от чего задуматься, рыжее чудо моё,

Над силой привязанностей,

Вырвать которые можно только с кровью,

Над их появлением внезапным,

Над цепью странных случайностей,

Божьих знаков…

Однако

Я взяла на себя эту обязанность Любви

А значит, тревоги и боли…

И, как говорят принцы и боги:

Мы в ответе за тех, кого приручили.

 

* * *

Стебли уперев в пятилепестковость лба,

Стихотворение моё о трёх головах

Вижу только во сне,

Слышу только во сне,

Ти-шше…

Прочь, небесные и земные твари,

Эту музыку уловить едва ли

Въявь возможно мне.

 

Сон плечо щекочет и прячется под подушку,

Полно меня разыгрывать,

Я всё ж уловила твоё дуновение, шалунишка,

Помни это, эхо моё тебе ответом –

Твоё с поэтом родство:

Моя любимая рифма? – смеёшься?

Значит, я своего добилась –

Придёшь ещё,

Крошка-эльф с серебристыми колокольчиками.

Подожду тебя, шаловливое эхо,

Найду твою пяточку,

И не спрячешься от меня.

 

* * *

Летний дождь – ливень из кос

Фей полночных морей,

Долетая до земель – дождь,

Моросящий, мелкий – хвощ,

Хвост ливней.

Липы стоят у оград,

Склонившись в полупоклоне,

Золота гроздья свисают, налившись в объёме,

И меняет цвет дождя золотая пыльца, стекая

В лужи-стаи,

Словно просеянный сквозь решето дней

Песок пустынь на дне морей,

Словно чудаковатый влюблённый Фей

Заварил мне чай в столь сумрачный день,

Дал отпить из своей ладошки,

И запах лип и запах пчёл

Несказанный с моих очей уловил, прочёл.

 

* * *

Насыщен след твоей древней и вечно юной стопы,

О Берег,

О бережно бережённый оберег моего дыхания.

Открою жёлтую тетрадь, Ваше высочество, Одуванчик,

Оду слагать Вам сердце велит,

А над Вами, седою главой наклонясь,

Шепчет молитвы Тополь, серебряный князь,

След оставляя пятнистой тенью – памятью слова бога живого.

Всё возле – толстый старый ворон,

Странной близостью ко мне прикован,

То пятится, то катится, надувшись важно,

Сорвутся с клюва трещины,

Точно с сухого корня древа векового, звуки:

 "Карр, карр, однажды, ты помнишь…".

Старый колдун и заговорщик! –

На то у него свои резоны.

Каменной девы соски над течением реки

Будто плывут –

Лапкам суровым одинокой чайки приют;

Острый глаз уж нацелен на хвостик плывущей рыбки

У охотницы моря с её роковой улыбкой.

А утки, просты и беспечны, попарно прелесть весны вкушают,

И круги на воде – ква-ква – предвкушают слова:

Это жизнь, это жизнь…

 

* * *

Иду по аллее парка, пустая и нищая,

Навстречу ребёнок, беспечный и радостный,

Снимает с грейпфрута кожу атласную.

Так странен, так чуден, так остр был аромат грёз плода южного

В октябрьском воздухе края ему чуждого.

Он разлился вдоль по осенним листьям лимонно-белым туманом

И запахом пряным заявил дерзновенно

О солнцах и лунах юга благословенного,

О апельсинных рощах и райских птицах,

О золотых звёздах, плывущих любви напиться,

О извилистых каменных улочках – родных сестрицах,

О цокатном языке каблучков женских и каблука мужского,

О плащах и шляпах, о шалях, о смоляных ресницах,

Что длиннее ночи, прочнее конского волоса,

О змеящихся локонах, чёрных, блестящих,

Ползущих в сердечные гнёзда,

О абрикосовой щёчке смуглой, нежнее шёлка,

Прикрытой веером шёлковым,

О горячих страстях, о цыганских мечтах,

О любви роковой до доски гробовой,

О рыдающей музыке огненных струн гитарных,

О танце – разыгранной карте жизни и смерти,

О чувствах прямых и цельных (так Ветер лишь…),

Верных до мозга костей,

Где так ценят жизнь и так запросто расстаются с ней.

 

Уфф! Очнулась от грёз… – королева, не нищая,

О мой маленький друг, пусть же будет тебе твоя пища

Ещё более сладка и живительна, нежели той,

Что довольно глотка аромата сладко-губительного.

 

* * *

Под сходом лавины страсти

Теряют управление даже крылья,

Рождённые для полёта.

Я имею в виду просто птицу,

А не кого-то или что-то ещё.

Я видела это своими глазами,

Как её трясло и бросало

Сметающим ливнем,

Как покрывалом летящим,

С набивным рисунком теней проходящих

Из разверзнутых хлябей небесных,

Словно саван, объявший невесту.

 

И зачарованно я стояла,

Смотрела на солнце, на покрывало,

Что в страсти рвалось, –

Я подчинялась

Тому, что сильнее меня

И что так красиво.

 

А может быть, это вызов,

Обоюдожелаемый вызов

Ещё не умершим

И помнящим, что же такое

Жизнь.

 

* * *

На небе только одна звезда,

Месяц раскинул ветви-рога,

Окна в высотных домах вдалеке

Блестят, словно рябь, на большой реке.

 

Она ушла в разнотравье дней

Волнуемой глади лугов, полей,

Из душной клетки – запертый птах,

Где душу отжали, развеяв прах.

 

Кузнечик дорогой, сколь много ты блажен,

И сколькими дарами природы одарен,

Стрекочешь свой мотив,

Не одолжась у стен.

Блажен высоких трав

Неотвратимый плен,

Блажен прыжок, высок –

С ладони на песок.

 

Блажен огонь костра

И тени подле вкруг,

И угли, и зола –

Вчерашний пепел мук.

 

ПОД ДОЖДЁМ

Хлёстко точит дождь,

Обесточит дождь камень.

 

Мной забытый, треклятый озноб

Своими руками бы…

 

Мой незваный, мой!!!

(О если б незваный!)

 

Точит дождь свой монолог –

Тебя так много: ты одинок

И свободен,

Тебе позавидовать мог бы гений…

 

Мне же лишь ухом – построений вольный словарь,

Мне же лишь глазом – серую даль…

Стоп! Стена и дверь с массивным замком,

Долей позже – отмирающих пальцев дрожь.

 

ДУША ОДНОГО СТИХОТВОРЕНИЯ

Плывут облака,

И небо слегка

Подёрнуто сизым дымом,

И вьётся строка,

Как струйка, легка,

Отпущенным пилигримом.

 

А даль глубока,

Ох, как глубока,

И как до боли красива…

И что-то ещё там пишет рука –

Не слышу,

Не различимо…

 

* * *

Когда умолкает ветер,

Наговорившись вдоволь с ветвями,

Деревья кроят себе платья

С белыми рукавами

Из муслина, шёлка и меха –

Сочетания тепла и смеха,

Искристого и прозрачного.

 

Они смеются над нами чуть-чуть,

Ну разве же вы не видите?

Временами они готовы взмахнуть,

Вобрав свои дарохранительницы,

Оставив нам голые формы.

И людям никак не взять в толк,

Что они крылаты,

Что они – прародители птиц

И что где-то там,

За пределами атмосферы,

Где бурлит океан метелей,

Эти льдисто-горючие птицы

Ищут сонные берега.

 

* * *

Мне снился дождь,

Проснулась от дождя в седьмом часу, –

Сообразив, что я не там проснулась.

Дождь был из мелких кружевных цветов –

Такими были его чудо-струны.

 

Машины плыли, разрезая волны цветов,

Кареты пролетали, летели кони выше облаков,

С их мощных, гибких тел цветы стекали.

И выбегала детвора, смеясь,

Ладонями цветы сгребая,

Подбрасывая вверх, друг друга осыпая

Цветущим фейерверком неба мая.

Цветы вплетались в волосы красавиц,

Вывязывались дамам в шляпы с длинными полями,

Отважных юношей венками-лаврами венчали,

Высвечивая, стариков в детей преображали.

Цветы ныряли в шерсть собак и кошек,

И морды-лица их цветами обрастали,

Они усердно их мели хвостами

И встряхивали мордами – цветы с усов свисали.

Цветы покрыли шапками деревья и кусты,

Покрыли и мосты и тротуары,

Цветы, наслаиваясь, плыли, словно корабли,

По водам рек, озёр, каналов.

Цветы струились с крыш домов, гирляндами спадая,

По стёклам окон, словно жалюзи, –

Так от восторга плакал дождь, сей город обряжая

В наряды странные прекрасные свои.

Но где же музыка?

Лишь шелест струй дождя.

Где птиц симфонии?

И тут я поняла,

Что в сердце каждого живого существа

Родятся птицы с нежными глазами,

И в поднебесье устремятся голосами.

И будет Слух!

Парящий жизни дух в цветах и птицах…

 

И лишь влюблённых не было нигде,

Извечных сумасбродов и виновников чудес,

Чуть приоткрывших городу завесу

В миры любви волшебный лес.

Они всегда в пути, у стен иных пространств,

В цветах их след простыл, и голоса умолкли,

Тише воды, ниже травы сплелись их души

И текут туда, где воздух нецелован.

 

* * *

Буду днём и надену ночь наизнанку –

Ночную рубашку:

Смолой звёзд истекая,

Руки сжав,

Прожигая лицо тьмы,

Задыхаются

Образы мои.

 

Пульс учащён,

Трепещут жилки,

Хочется жить

Быстрее,

Словно кошке,

Прыжками вершить отметины,

Когда ноги в воздухе немеют.

 

И всё-таки хочется жить,

И пистолет, нацелясь, в чьей-то руке дрожит

И отворачивается,

Уставясь в жижу строк моих образов,

Булькающих −

Под прицелом, –

Ставших землёй.

 

Не тратьте выстрела.

 

* * *

Травы, травы – молодо-зелено,

Белым пухом земля устелена,

Горечь пепла по ветру развеяна,

Одуванчиков головы срезаны,

Стебли – под корень.

 

Искромётно цвело, тянуло соки и запахи

Из кубка воображения,

Чуть пригубленного,

Отражением сообщающихся сосудов

В движении безмолвия,

Вскрывающим клубки вен жизни.

 

Чтобы и так пить и тянуть,

И даже любить.

 

Куда отлетела часть моих парашютиков?

 

А тем, а там, по зелёным полям,

Как покрывалом сна, покрыта,

Белым пухом земля

Будет…

 

* * *

                   От погибших в войнах

                              нам, живущим…

– Бинты из нашей кожи

в лодке, к берегу плывущей:

возьми, прохожий,

обмотай ты

вечности прострел.

 

* * *

Там, за чёрными крестами,

хатки, будто черепами

в землю вросшие – войной,

похоронкой круговой…

…………………………………..

Покойницу омыли, уложили

и тело окропили веточкой,

молитву краткую сложили

и тёмной восковою свечечкой

из сруба рук бревенчатых

земную душу отпустили.

Последним выдохом

над старою избой –

вольноотпущенница на покой –

не просится.

Свистящей пулею

пред ней проносится

судьба бескрайняя,

под ноги стелется

дорога дальняя –

до неба вешнего.

И здесь-от детушки её,

сиротушки,

а в небе муж её

на белом конюшке

да сын старшой её –

войною сгублены,

да пять рублей лежат

на вдовьи нужды-то.

А ясны звёздочки

да ночью тёмною

живым героям

пали на погоны…

……………………

Смахнула слёзку

рученькою чёрной,

и с нею сон смахнула

обречённый…

 

Глаза открыла, вздохнула,

села, рукава засучила

да за работу –

кормить желторотых

птенцов своих

тем, что Бог подал.

И да недодал.

 

* * *

Чёрная песнь мертвецов безгубо хрипит

– Крови-то сколько нужно вам, чтобы насытиться? –

Тысячи тысяч смыты волной

а-по-ка-лип-си-чес-кой

мозга чудовищ…

 

Но есть Щит Того, Кто их остановит.

 

* * *

Бог – Невыразимое, То,

Из … – не небеса и земля,

А все системы звёздные океанов вселенных.

Боже Единый – Принцип, Закон…

Но должен быть Кто-то, Любимый, Он.

 

Что мы и Кто мы?

Рефлекс Твоей мысли, Одной из бездны,

Но все ли мысли Твои бессмертны?

Могут ли захлебнуться новой волной?

Смогут ли люди стать выше самих себя

Или это иллюзия?

И бесконечные войны – удел землян?

И Ты – бесконечно – в крови, – Иисусе?!

Превозможем ли пору предательства детства,

Чтобы по праву Воинов, Львов получить в наследство

Рай на Земле, утвердить его

Или постыдно сгинуть в небытие?

Что в тех девяноста процентах мозга,

Скрытых от современного разума?

Крупицы высшего достоинства,

Неподвластные аника-воинству?

И будет ли время впереди,

Когда лишь ладонью проведи,

И сдвинешь горы, и сквозь ушко?..

Цена какова,

Не скажешь, Иов?

 

И проживаем мы тут робкий путь без цели,

Глядя бессмысленно назад.

Не о земных говорю – поклон Михаилу Юрьевичу –

А о Той, что небес превыше, – Божественной цели,

Которую сами, в сознании, поставить не захотели.

И должны ли питаться объедками

Властелины Земли, холопы?

Или Там, наконец, захлопают – Браво! –

Учуя поступь величавую

И осанку царей…