Вадим КУЛИНЧЕНКО 
Вадим КУЛИНЧЕНКО
ПУШКИН
Два очерка-исследования
Воронежские корни поэта
Александр Сергеевич Пушкин сам по себе глыба в истории Руси, но и предки его были не последними людьми. Глыба, описанная со всех сторон в целом и по кусочку в отдельности уже не оставляет рядовому журналисту что-то открыть новое в ней или на ней, а повторяться не хочется. И всё-таки рискну затронуть некоторые эпизоды жизни великого поэта, которые, на мой взгляд, если не забыты совсем, то, по крайней мере, им незаслуженно мало уделяется внимания во всём море писаний, описаний, художественной литературе всякого профиля и прочих изысканиях. И при изучении литературы о Пушкине невольно закрадывается мысль – это или умышленное умолчание, или в этом какая-то тайна….
Речь пойдёт о двух вопросах. Я вначале хотел коснуться одного, а именно маршрута возвращения Пушкина с Кавказских Минеральных вод в Москву осенью 1829 года через Воронеж – Елец – Тулу, но когда стал изучать литературу, то мне захотелось немного рассказать и о воронежских корнях поэта, в частности, ведь его бабушка и мать были родом из этих краёв. Сегодня, правда, на родство с поэтом могут в некоторой степени претендовать пять областей, а в те времена, о которых идёт речь, все они именовались Воронежским краем и после длительных административных преобразований теперь мы имеем на территории бывшего края области: Воронежскую, Липецкую, Белгородскую, Тамбовскую и Сумскую (Украина).
Сегодня, когда Александр Сергеевич – «Наше всё!», проводится работа по изысканию новых данных о короткой его жизни. Коснулась она и воронежских краеведов – в Воронеже установили памятник Пушкину на улице его имени. В населённых пунктах Воронежской области много улиц имени поэта, а памятников мало – тоже загадка времени. В городе Острогожске установили великолепный бюст Пушкина, но на бульваре Крамского, а не на улице его имени. В Липецке тоже не дремлют, ведь родовое имение бабушки Пушкина Марии Алексеевны Ганнибал (в девичестве Пушкиной) существует и поныне – село Капитанщино Добровольского района Липецкой области. Алексею Фёдоровичу Пушкину, отцу бабушки поэта, на территории нынешней Липецкой области принадлежало более 300 крестьянских дворов и почти 3 000 душ мужского и женского пола.
Молодость Марии Алексеевны прошла в родительском имении. Родственник их семьи – Алексей Михайлович Пушкин был губернатором Воронежского края. С ним, как с губернатором, отец Марии Алексеевны, будучи одним из воевод на воронежской земле, а именно города Сокольска Тамбовской провинции Воронежской губернии, поддерживал, несомненно, деловые отношения и родственную дружбу.
Позже, пойдя по стопам своего отца, воронежским губернатором станет Фёдор Алексеевич Пушкин. А его родной брат Михаил Алексеевич являлся опекуном имения малолетней Надежды Осиповны – матери Александра Сергеевича Пушкина.
Воронежская линия поэта прямо восходит от родной бабушки и матери поэта и, следовательно, сам Александр Сергеевич своими корнями принадлежит Воронежскому краю, так что памятник поэту в этих местах давно уместен. К слову надо заметить, что родословные дворян того времени, воронежских и московских, тесно переплетены, и нет ничего особенного в том, что Пушкин, родясь в Москве, имел по родословной отношение к Воронежскому краю.
Сам поэт в «Родословной Пушкиных и Ганнибалов» не много места уделяет своему деду Осипу Абрамовичу, а тем более своей матери. Но одно упоминание в этой работе даёт повод заинтересоваться воронежскими корнями поэта: «Дед мой служил во флоте и женился на Марии Алексеевне Пушкиной, дочери тамбовского воеводы, родного брата деду отца моего». Не отсюда ли идёт объединение двух родов – Пушкиных и Ганнибалов. Арап Петра Великого, выходец из Африки, во взрывную и смятенную Петровскую пору положил начало роду, названному Петром I – Ганнибалами. Не судьбою ли было предначертано, чтобы в 18 веке этот род как бы сделал прививку экзотичного и динамичного начала древнейшему роду Пушкиных. А в том, что Пушкин меньше уделял внимания деду и матери, кроется некая тайна, не разгаданная до сих пор.
О деде и прадеде Пушкин много знал из рассказов бабушки. Когда дед сватался к ней, он был молодцом: любезен, ловок, хорош собой. Дочь красотою пошла в него. За смуглый цвет лица, тёмные глаза и кудри её прозвали в свете «прекрасной креолкой». Вместе с красотою она унаследовала и взбалмошный характер Ганнибалов и «тяжёлую руку», которую не раз чувствовал на себе маленький Александр.
Хотя Мария Алексеевна претерпела от мужа множество обид, худого про него не рассказывала, в глазах внука не порочила. О том, что Осип Абрамович от живой жены женился на другой, за что в наказание самой императрицей послан был служить на Северное (Белое) море, Пушкин узнал стороной. Не эти ли рассказы послужили для Александра Сергеевича толчком для первого прозаического произведения, которому уже после его смерти редакторы дали название «Арап Петра Великого», героем которого стал предок Пушкина по материнской линии Абрам Петрович Ганнибал. Главная причина того, что роман не был продолжен и закончен без глубокого анализа, заключалась в невозможности освоения в 20-х годах 19 века всей совокупности источников. Но интерес к этой теме оставался всегда и не исключено, что при своём посещении Воронежа осенью 1829 года Пушкин на месте добирал материал….
В жизни каждого человека наиглавнейшую роль играет мать, бабушка, и не мог поэт, имея даже какие-то обиды на мать, не проявить к её жизни интереса, посвятить ей что-то из своих произведений. Возможно, он это оставлял на потом, но, видно, не судьба…, а ведь в его характере буйность и сумасбродство – не надо замалчивать этих черт его характера – от деда по матери, которого он характеризует так: «Африканский характер моего деда, пылкие страсти, соединённые с ужасным легкомыслием, вовлекали его в удивительные заблуждения».
Мать поэта Надежда Осиповна (1775-1836) тоже не отличалась покладистостью характера, была балованным детём, окружённым с малолетства угодливостью, потворством и лестью окружающих, что сообщало нраву «прекрасной креолки» тот оттенок вспыльчивости, упорства и капризного властолюбия, который замечали в ней позднее и принимали за твёрдость характера. Никогда не выходя из себя, не возвышая голоса, она умела дуться днями, месяцами и даже годами. Так, рассердясь на Александра, которому в детстве от неё доставалось больше, чем другим детям, она играла с ним в молчанку круглый год. Это он ещё переносил, а вот другие её приёмы «воспитания» запомнил навсегда: вот один из них: желая отлучить Пушкина в детстве от двух привычек – тереть свои ладони одна о другую и терять носовые платки, она для искоренения первой из них завязывала ему руки назад на целый день, моря голодом; для искоренения второй – она одевала его в курточку, на которой в виде аксельбанта был пришит носовой платок. «Аксельбанты» менялись в неделю два раза, при них его заставляли выходить к гостям. Не от таких ли воспитательных мер Пушкин не вспоминал о матери…, то ли дело бабушка.
И всё-таки, как ни отрицательны были некоторые черты характера матери поэта, она всё же не заслуживает тех утрированных описаний, которыми обрисован её образ Юрием Тыняновым в романе «Пушкин». «Её жизнь, впрочем, сосредотачивалась в спальне: там она сидела, не выходя по целым дням, нечёсанная и немытая, и грызла ногти, пока не было гостей… Гости уезжали, мать безобразно зевала и расстёгивала пояс, который всё время теснила». Бьёт посуду – в ссоре с мужем, хлещет розгами («пока не устала») сына, лупит прислугу. А уж Арину-то Родионовну так толкнула (плечом), что та охнула и прислонилась к косяку. Такого поведения дочери не могла допускать Мария Алексеевна, умевшая влиять на неё. Непонятно стремление Юрия Тынянова унизить мать поэта в своём романе…
Дом Пушкиных был весел и открыт для всех, а заведовала им больше всех старуха Ганнибал, так звали в свете Марию Алексеевну. Мать Надежды Осиповны – очень умная, дельная и рассудительная женщина, – она умела и дом вести как следует, и дочь держать на уровне, и больше всех заниматься детьми, принимая к ним мамзелей и учителей, да и сама учила внуков. Это с её лёгкой руки была приставлена к ним няня Арина Родионовна, которая в поэтических образах навечно введена в литературу Александром Сергеевичем.
Мария Алексеевна была женщина замечательная сколь по приключениям своей жизни, так по здравому смыслу и опытности. Она стала первой талантливой наставницей Пушкина в русском языке (первые свои стихи он писал на французском), о которой он впоследствии писал:
Люблю от бабушки московской,
Я толки слушать о родне,
О толстобрюхой старине…
Мария Алексеевна по матери происходила из рода Ржевских, тоже из Воронежского края, дорожила этим родством и любила вспоминать былые времена. Всё это она доносила до внуков, рассказывая им о прадедушке Ганнибале (Арапе Петра Великого), о своих мятежных предках Пушкиных, к роду которых она принадлежала по отцовской линии.
Женщина умная и глубоко образованная, она пробудила у будущего поэта всесторонний интерес к русской старине и родной природе. В словесности она превосходила многих гувернёров и для маленького Александра стала искуснейшей учительницей родного языка. Образная и красочная её русская речь приводила в восторг друзей-лицеистов, которым он читал её письма, их слог был поразителен. К сожалению, сегодня её писем к Пушкину-лицеисту нигде не найти.
Главный биограф Пушкина П.В. Анненков основную заслугу в том, что стихия народной речи, народной поэзии стала близкой Пушкину ещё в первые годы жизни, видит в няне Арине Родионовне Яковлевой: «Весь сказочный русский мир был ей известен … и передавала она его чрезвычайно оригинально». Но не надо забывать, что первый импульс любви ко всему русскому, к русской истории в частности, и русскому языку вообще, подарен был ему бабушкой Марией Алексеевной Ганнибал, оказавшей на него, по мнению сестры поэта, «замечательное» влияние. Не без её участия и была подобрана такая няня, оставленная при нём и в зрелом возрасте, как Арина Родионовна.
Пушкин очень любил бабушкину подмосковную усадьбу Захарово. Впечатления сельской жизни были разнообразны и ярки, запомнились надолго. Шумные детские игры сменялись часами уединения где-нибудь в роще или на берегу пруда. А по вечерам – нянины сказки «о мертвецах, о подвигах Бовы» или рассказы бабушки о прошлом, далёком и близком…
Ах! Умолчу ль о мамушке моей,
О прелести таинственных ночей,…
Под «мамушкой» в жизнь и литературу Пушкина вошли две замечательные русские женщины – бабушка и няня, давшие нам того Александра Сергеевича, которого мы знаем и сегодня. Всё начинается с детства! Ведь недаром впоследствии про любимую бабушку поэт говорил, что она в его детской колыбельке «меж пелен оставила свирель, которую сама заворожила».
Когда в 1811 году Пушкин ехал в Петербург для поступления в Лицей, он покидал отеческий кров без сожаления, если не считать его горести по разлуке с сестрой и бабушкой, которых он всегда любил.
И упоминание в своей автобиографии о том, что его бабушка Мария Алексеевна была дочерью тамбовского воеводы, это совсем не его ошибка. И если бы ему пришлось прожить дольше, он непременно бы оставил в литературе более значительный след о Воронежском крае, ведь своим появлением на свет он обязан был и этим местам!
------------------------------------------------------------------------------------------------
Донской маршрут Пушкина
Как прославленного брата,
Реки знают тихий Дон:
От Аракса и Эфрата
Я привёз тебе поклон».
А.С. Пушкин «Дон», 1831 г.
Ещё будучи в Арзруме Пушкин познакомился с Василием Дмитриевичем Сухоруковым, о котором он потом обмолвится в своих путевых записках «Путешествие в Арзрум»: «Вечера проводил я с умным и любезным Сухоруковым…».
Иван Фёдорович Паскевич, командующий армией в Закавказье, всякий раз раздражённо спрашивал:
– Где Пушкин?
– В палатке у Сухорукова.
– Что за чертовщина! – гневно ругался Паскевич. – Совсем от рук отбился. Ну связан с Раевским, воронежцем Вольховским, так они его давние друзья. А причём же тут Сухоруков?
Пушкин, едва познакомившись с Василием Сухоруковым «во фрунте», на передовой, открыл в нём массу интересного. Об этом человеке надо писать отдельно. Он занимался историей донского казачества и, видимо, под его влиянием Пушкин обратный путь в Москву с Кавказа решил проложить через Донские просторы. «…Сходство наших занятий сближало нас. Он говорил мне о своих литературных предположениях, о своих исторических изысканиях…».
– Ах, как это хорошо и ново для меня! – восторгался Александр Сергеевич, вслушиваясь в рассказы Сухорукова о подробностях быта и традициях казаков Дона, о поверьях, былях и легендах Придонья.
– Стоп, не торопитесь! – останавливал он Василия, когда тот исполнял ему походные или лирические песни казаков Верхнего Дона, и тут же их записывал. А неподалёку, здесь же у костров на бивуаке, слушал хор казаков.
Василий Дмитриевич догадывался о замыслах поэта:
– Готовитесь к художественному полотну?
– Целый Эльбрус задумал воздвигнуть! – отшучивался Пушкин. – Вижу его неприступную вершину в лучах солнца, аж дух захватывает…
И он, не таясь, поведал Сухорукову о задуманном романе о Петре Великом. Василий Дмитриевич вызвался помочь достоверными сведениями о крепких связях Петра с донским казачеством.
– Верно, Дон для Петра – становой хребет в преобразованиях по России, – соглашался Пушкин с мнением Сухорукова. – Меня более всего удивляет, как это молодой царь-государь сам сумел взяться, поднять своих сподвижников и разбить противников, вздыбить Русь и на степном раздолье на Дону, у Воронежа, построить Российского флота начало….
– Более того, – комментировал Василий, – Петру удалось на примере Воронежа подготовить целую плеяду будущих кораблестроителей России.
Многие сведения, почерпнутые у Сухорукова, впоследствии Пушкин использовал в подготовительных текстах к «Истории Петра». А самого Василия Дмитриевича наверняка прочил в ряды прообразов будущего романа.
Но главное, эти ночные бдения-разговоры зародили у Пушкина желание увидеть Дон своими глазами.
Покинув 8 сентября 1829 года Кавказские Минеральные воды, где он славно погулял со товарищи, Пушкин проложил свой маршрут на Москву вдоль Батюшки-Дона. Простившись с Кавказом, поэт приближался к донским безбрежным степям. Осень в Придонье стояла тихая и солнечная, а дорога домой всегда бывает короче. Почтовый тракт петлял по степным раздольям. Коляску мягко покачивало, кони мчались без понуканий, хорошо мечталось. Сердце жаждало творчества.
Роман о Петре I непременно надо написать так верно, с таким художественным великолепием, чтобы покорить весь мир. Уже неотступно накапливаются заготовки. Надо ещё побывать в Азове и Черкасске, переворошить воронежские архивы – ведь там работал сам Пётр, посмотреть бы заводы в Липецке, где ковалась «амуниция» для петровского флота, – а всё это по пути….
А пока с разных концов степи тянулись подводы – уборка на полях была в разгаре. И Пушкин всей своей натурой вбирал в себя сцены народного быта на полях, не чураясь общения с простыми казаками и казачками. Он первым донёс до них весть о скором окончании Кавказской войны, и сказ о том, что он, поэт Пушкин, первым принёс благостную весть, пошёл гулять по всему Придонью, и даже опередил его продвижение на Воронеж.
К переправе у городка Аксай коляска подкатила к вечеру. Александр резко выскочил из неё и подбежал к берегу. Вся ширь реки горела блёстками от закатного солнца и розовела у левого берега. Правый уже темнел тенью высокого холма и лепившихся по его склону казачьих куреней.
Пушкин бросил видавший многое свой запылённый цилиндр и, шагнув к самой кромке воды, смочил лицо его водою и с чувством сказал, как старому другу:
– Здравствуй, Дон!
Полной грудью вдохнул терпкий степной ветерок с речной свежестью и ещё раз повторил:
– Дон-батюшка, здравствуй!
Вот тогда и родились строки стихотворения:
Блеща средь полей широких,
Вон он льётся!.. Здравствуй, Дон!
От сынов твоих далёких
Я привёз тебе поклон.
Так в 1829 году родился цикл стихотворений, вызванных путешествием на Кавказ.
В Азове и Новочеркасске он задержался недолго. И снова побежали в осеннем мареве придонские равнины. У степного колодца, пока поили уставших коней, поэт достал «Почтовый дорожник» – этот строгий царский путеводитель по всем дорогам России. По нему ещё раз проверил самый короткий путь до Москвы, чтобы вышло подешевле и без задержки на ямщицких перегонах.
Такой тракт по-прежнему пролегал до известной Марковки, а далее прямиком на север к Воронежу, где, если всё пойдёт гладко, он рассчитывал побыть дня три – посетить родителей друзей, да и материалу собрать с натуры не мешало…
Ранним утром далеко за Марковкой Пушкина неожиданно повстречал дворянин-купец Ситников, тот самый, который в мае встречал-провожал его в сельцо Ситниково, стоявшее на бойком тракте Воронеж – Новочеркасск. Это был беззаветный почитатель поэта, книгочей, «завороженный его стихами», как говорил он сам. Позже по завещанию купца-молодца местные жители само Ситниково переименовали в село Пушкино – в честь памяти о поэте.
На этот раз встреча тоже была радостной и любопытной. Александр Сергеевич пересел в мягкий тарантас почитателя, и между ними завязался дружеский разговор: «Как вы узнали обо мне?» – удивился Пушкин.
– У нас же тракт – ямщики всё заранее знают. Сказывали мне: поэт ваш знакомый в Новочеркасске пребывает… По какому-то дурному случаю, или из-за какого-то Дурова. («Дуров – брат той Дуровой…» – Пушкин.) («Из Новочеркасска Пушкин мне писал, что Дуров оказался мошенником, выиграл у него пять тысяч рублей, которые Пушкин достал у наказного атамана Иловайского, и, заплативши Дурову, в Новочеркасске с ним разъехался и поскакал один в Москву» – М.Пущин, – В.К.).
– Так и говорили? – удивляется Александр Сергеевич.
– Да уж наши ямщики – народ дошлый, все подробности так обрисуют, что диву даёшься.
И рассмеялись, не вдаваясь в детали задержки Пушкина из-за проигрыша в карты Дурову, брату «кавалерист-девицы».
В самом селе Ситниково поэту оказали, как и в мае, радушное гостеприимство. Ситников рассказал, что его библиотека пополнилась новыми изданиями. Получены первые главы «Евгения Онегина», чему автор очень обрадовался. Старшая дочь купца вышла замуж и теперь живёт в Острогожске, где и учительствует. И дела торговые идут достойно.
После обеда всей семьёй уговорили Александра Сергеевича побывать на Дивных Горах у Дона, о которых ему рассказывали ещё весной. Уговорили.
Петербургскую коляску Пушкина отправили через Острогожск в Коротояк. Сами же на донских скакунах Ситникова через два-три часа были на Дивных Горах, и с их высоты осматривали захватывающие дали прекрасной донской поймы. Наверное, здесь и зародилось знаменитое пушкинское «У Лукоморья дуб зелёный…».
Настоятель Дивногорского монастыря показал все те места, где Пётр I во время похода на Азов в 1696 году со всем своим воронежским флотом отобедал у монастыря, а корабли палили из пушек, и царь-государь оставил монастырю свои подарки.
Расторопные дивногорские монахи снарядили чёлн, вырубленный по-старинному из морённого в Дону дуба, и отвезли в нём гостя в Коротояк по тем местам, где когда-то следовал флот Петра I.
К вечеру Воронеж, раскрашенный розовыми лучами закатного солнца, встречал Александра Пушкина. Вполне возможно, что он остановился у родителей друга В.Д. Вольховского с приветом от него из Арзрума. Порадовал стариков рассказами об их сыне-герое. Да вполне ещё мог дня два поработать в Воронежских архивах. Свидетельство тому – его запись в подготовительных текстах «Истории Петра».
В главе за 1704 год Пушкин подробно описывает, как царь из-за Волги перевёл к Азову калмыков, отдав им выгодные для кочевья земли. Донские казаки возмутились, стали отгонять у калмыков скот. Да ещё турецкий султан Ахмет III жаловался Петру I на то, что казаки отстраивают крепости: Троицкую, Каменный затон, Таганрог… Государь обещал разобраться и уладить все дела. Но самое любопытное в том, что после этих записей Пушкин поставил слова: «Из Воронежского архива». Слова набраны курсивом, подчёркнуты самим автором, как указание на особо важный источник.
Сегодня можно верить, что Пушкин изучал Воронежские архивы, сделал из них многие записи, вошедшие в «Историю Петра». Некоторые достоверные факты: «Сверх Воронежской Пётр устроил другую верфь в Брянске, на реке Десне, на коей строились галеры». В главе за 1705 год: «Государь с адмиралом Головниным и Апраксиным отправились в Воронеж. В день пасхи в Таврове спущен 80-ый пушечный корабль «Старый дуб»». Здесь же Пушкин запишет, что «Апраксину дано повеление к 1706 году к марту изготовить 36 военных кораблей, построить около работ корабельную крепость…, вымерить глубину Дона».
Где Александр Сергеевич изучал Воронежские архивы? Может в Петербурге? А были ли они там? Или в Воронеже? Это ещё одна непроторённая тропинка к исследованию связей поэта с Воронежским краем….
Есть в «Истории Петра» запись такого содержания: «Построить в Романовском уезде по реке Воронеж Липский железный завод, приписав в ведомство адмиралтейское (что скоро и исполнено, и государь на нём сам ковал якори)».
Раз эти заводы оказались почти на пути, то Пушкин непременно решил заехать из Воронежа в Липецк, где ковали ядра, якоря, другую крепь для Воронежской верфи. Туда было две дороги: тракт из Воронежа на север к Липецку, утрамбованный многочисленными гужевыми обозами с железной кладью, через село Отрадное и далее на город Усмань, другой – по правому берегу реки Воронеж. Оба они сходились к железным заводам.
Пушкину в Липецке можно было расспросить старожилов о том, как пребывал здесь царь-государь и ковал якоря. Поверья и рассказы были, да и сегодня есть, самые разные. Но какие бы он ни слышал, все они подчёркивали подвижничество Петра I, его радение во славу Отечества.
В Липецк его могла привлечь также давняя история его родословной: к ней он относился ревностно и внимательно. Близ Липецка, в селе Покровском, родилась и долго жила его любимая бабушка Мария Алексеевна, здесь прошло детство его матери Надежды Осиповны Ганнибал. Родословная поэта по матери непосредственно относится к Воронежскому краю.
Но не только родственные узы связывают поэта с Воронежским краем, были у него друзья и знакомые из этих мест. Сегодня нам известны более 3000 человек, с которыми он общался в своей непродолжительной жизни. Среди них немало достойных имён воронежцев. О Василии Сухорукове я уже упоминал. Другой – Александр Васильевич Никитенко, знакомый и, к тому же, цензор поэта, к которому Пушкин относился весьма уважительно. Александр Никитенко, уроженец села Ударовка Острогожского уезда Воронежской губернии, из крепостных мальчишек достиг профессорского звания в русской словесности. В студентах у Никитенко ходил и юный Чернышевский, который много говорил в превосходной степени об Александре Васильевиче. Впоследствии с помощью свои соратников Никитенко много сделал для научного подхода ко всему творчеству поэта.
Своим «крёстным отцом» считал Пушкина другой воронежец, певец земли Русской, Алексей Васильевич Кольцов. На одной из литературных «суббот» у Жуковского в начале 1836 года состоялась встреча Кольцова с Пушкиным. До конца своих дней не забыл этих минут Кольцов, с благоговением относившийся к автору «Евгения Онегина». Пушкин с большой похвалой отзывался об опытах оригинальной кольцовской музы. В пушкинском «Современнике» было опубликовано одно из лучших произведений воронежского поэта – «Урожай».
В этом небольшом материале я затронул те стороны жизни великого поэта, о которых мало заботятся официальные биографы Пушкина, даже последний из крупных его исследователей Юрий Михайлович Лотман. А почему? Этот вопрос требует научного осмысливания и введения Воронежского края в официальную биографию поэта, хотя бы и малой строкой.
График движения Пушкина по маршруту Арзрум – Москва:
Арзрум – Тифлис 19.07 – 1.08
Тифлис 1.08 – 6.08
Тифлис – Минводы 6.08 – 14.08
Минводы 14.08 – 8.09
Минводы – Москва 8.09 – 20.9.1829 года.
Расстояние от Минвод до Москвы составляет 1800 км. Тогда коляска проезжала за день 200-250 км, при наилучших обстоятельствах и больше. Берём в среднем 225 км в день, тогда это расстояние Пушкин покрывал за 8 суток. Отбросим ещё сутки на игру в карты, и двое суток он вполне мог побыть в Воронеже.