Александр БАЛТИН 
Александр БАЛТИН
О ЛИТЕРАТУРЕ И НЕ ТОЛЬКО…
Кривая правда Скалозуба
…потому, что телефон и холодильник (всего лишь, хотя это великие изобретения) изменили нас сильно, а «Дон Кихот», «Мёртвые души» и «Мастер и Маргарита» никак…
Утверждение Р. Музиля – Что остаётся от книг? Мы – изменённые – к сожаленью, всего лишь прекраснодушие, тщетная надежда автора, всю жизнь потратившего на сочинение огромного, великого романа.
То ничтожное место, какое занимает в сознание современного человека классическая литература, свидетельствует не о кривом, чрезмерно прагматичном воспитании, а о том, что книги не дают ответов на необходимые вопросы и никак не помогают жить.
Болтовня про вечность – мол, ждущую писателей – самоуспокоение неудачников.
Какая вечность? Помилуйте!
Мы о литературе Атлантиды не имеем никакого представленья, не говоря о том, что попросту не знаем, была ли она сама.
Так что в лучшем случае художественная литература не справилась со своим заданием – если предположить таковое: мы по-прежнему остаёмся корыстны, властолюбивы, эгоистичны, агрессивны, конфликтны, а в худшем: литература – это просто род развлечения, более высокого, конечно, чем футбол, водка и карты, но… всего лишь развлечения.
И не следует уделять ей такого уж внимания…
Так что ж – прав Скалозуб: Собрать все книги бы, да сжечь?
А пожалуй, и был бы прав, если бы не одно «но».
«Но» это заключается в следующем – если бы не «Дон Кихот», «Мёртвые души» и «Мастер и Маргарита», мы были бы ещё более космато-корыстными, грязно-эгоистичными, чёрно-самовлюблённо-самолюбивыми…
Так что не стоит недооценивать литературу, равно сбрасывать её со счетов: ведь будущее наступает всегда, и мы никогда не знаем, каким оно будет.
Злато провинциальной поэзии
В провинции – очевидно – воздух, огромный и светлый, ещё не настолько смрадом литературной спекуляции пропитан, ещё не вобрал в себя гнилостный дух торгашества, «аромат» крепкой смоляной субстанции литературных связей, – оттого поэты тамошние, коли ставки очень низки, продолжают верить в служение слову, не рассматривая оное, как волшебную палочку для получения свинцовых грантов и тяжело-денежных премий.
Провинциальные поэты чисты, как утренняя роса: но как же сложна эта чистота, её волшебная структура, если разобраться по сути! Провинциальные поэты живут мускульно-интеллектуальным напряжением, переведённым в образный строй; в блеск порою усложнённых образов и символов (утверждение: всё гениальное просто – чревато, ибо кто ответит, что действительно просто – Бах? Квантовая теория? Достоевский? Проста попса!). Чистота их чувств, не омрачённая (уж во всяком случае, менее омрачённая) адской грызнёй за премии (один московский главный редактор «сказать изволили»: мол, литература, как таковая, не важна, важен – премиальный процесс) и земную благодать комфорта, – ложится на бумагу так естественно, будто и бумага не нужна, достаточно распева на манер древних рапсодов.
Представление, что самое важное в царстве поэзии можно выплавить только из столичной руды, ошибочно и карикатурно: слишком близка метрополия к дорогому комфорту, сильно противоречащему поэтическому дерзанию.
Именно в провинции золотоносная руда богаче, и именно там поэтические слитки полновесны, и подлинным, а не сусальным золотом блещут они.
Не замечаемый столичными мастерами тусоваться, добывать гранты, совершать (не за свой счёт, разумеется) вояжированья по райским заграничным местам огромный пласт провинциальной поэзии дышит подлинностью и светом, в то время как метропольские, чрезмерно получающие при жизни тусовщики презрительно дёргают плечами: «Провинция! Дремучая кондовость! Что там может родиться?» – и вновь катятся на поэтическое биеннале в Венецию, в то время как истинно артистичные, пусть одетые и живущие чёрт знает как, провинциальные мастера продолжают созидать славу русской поэзии – пусть едва заметную сейчас, но что для поэзии время? – равнодушное к званиям и наградам сохраняет оно только подлинное злато, а златом этим на сегодняшний день богата только провинция.
Порочность тусовочного круга
…ибо наглость тусовочных персонажей не знает границ – как и жадность оных до жизненных благ…
Вот, к примеру, пост с фотографией в Фейсбуке – со скромненькой подписью «Писатели отдыхают»: парочка ничем не примечательных и вовсе не пользующихся никакой популярностью тусовочных поэтов в венецианском кафе.
На деньги налогоплательщиков, и слыхом не слыхивавших о таких писателях, они катаются по миру; алчною толпою заполняют собою журналы, без конца обвешивают друг друга премиями, которыми меняются, как дети значками, жируют на гранты…
Вовремя – во время распада Союза – подсуетились, сорганизовались, так сказать, – и вот теперь пожинают плоды.
Причём тут литература?
А не причём. Ибо персонажи тусовки не производят ничего художественно-ценного: филологические эксперименты, стёб, невнятное старческое бормотанье.
А те, кто способны производить полноценные и полновесные художественные произведения, загнаны в провинциальные тараканьи щели или вязнут в трясине интернета.
И дело тут не в венецианском кафе – хотя кому же не хочется побывать в Венеции! – а именно в наглости, в беспардонности людей, в порочности, в конце концов, самого этого тусовочного круга.
Не детские нравы детской литературы
Детская литература…
Нечто нежное, тёплое.
То первое, что пробуждает в человеке душу, заставляя смеяться и плакать, дарит первые высверки ничем не замутнённого счастья….
Детская литература.
Нравы, царящие в ней.
Сказочник, имея десятки, если не сотни прекрасных отзывов о своих сказках (в том же интернете, или от коллег, но – от коллег, не работающих издателями), сказочник, не входящий в тусовку, приходит в редакцию.
Он начинает говорить.
Редактор смотрит на него, как на нарушителя строгого режима, который он, редактор, охраняет – по мере сил.
Сказочник может говорить, что хочет, ответ будет один:
– Мы печатаем только своих.
И в оловянных редакторских глазах не мелькнёт даже тени интереса к пришедшему.
Ему всё равно – талантлив он или нет.
Он не хочет тратить время на чтение.
У него есть свои.
Кто определил, что эти свои – лучшие?
Никто, кроме их железных локтей и акульих челюстей.
Просто они – свои.
Других – уничтожить.
Хищные нравы, царят в детской литературе, ибо там вращаются немалые деньги.
Детство и деньги – как вам такое сочетаньице?
Отправляйся в интернет, добрый сказочник со своими волшебными сказками, – тебя никуда не пропустят, а то и сожрут, если попробуешь проявить настойчивость.
Ибо деньги – наше всё.
Не Пушкин.
Не дети.
А ты претендуешь на часть наших денег.
Умри, чужой!