Николай БЕСЕДИН. МАЯТНИК КАЧНУЛСЯ. Стихи

Николай БЕСЕДИН

МАЯТНИК КАЧНУЛСЯ

 

НОВОРОССИЯ

Славянская земля, сестра России,

О, Новороссия!

Даль застилает дым.

Свой новый путь ты кровью оросила

И освятила мужеством своим.

Какую ношу ты взяла на плечи,

Чтоб твой народ обрёл судьбу свою?

Горят дома, как жертвенные свечи,

И гнев куётся в праведном бою.

Со всех сторон тебе грозятся казнью

Те, кто скорей готов принять фашизм,

Чем то, что ты сказала без боязни –

Народовластие, социализм.

На улицу боятся выйти дети,

И нет воды, и голод нетерпим.

Но знамя красное горит в лучах рассвета

Над непокорным блок-постом твоим.

За каждый дом, за каждого ребёнка,

За каждого из жителей твоих,

За землю в разрушительных воронках

Воздай врагам за вероломство их.

Да, велика цена твоим победам,

И оттого все горше и больней,

О, Новороссия! Не сгинет кровь бесследно,

Взойдёт свободой над землей твоей.

 

* * *

Ах, Родина!

Когда бы знала ты

Как много душ ты вынула из тела.

Не ты, не ты, я знаю, так хотела,

Не ты сожгла последние мосты

Меж плотью и душой окаменелой.

Тебя ведут послушную рабу,

И ты поводырей не вопросила:

- Куда идём?

И путь не освятила.

Несёшь послушно на своём горбу

То, что тебе, блаженной, неподсилу.

Какая роковая немота

Твои уста сковала лютой стужей?

Ни сыновей, ни праведного мужа,

Ни помощи спасительной креста,

А ты всё молишь:

- Не было бы хуже.

 

Как холоден, постыл и одинок

Твой путь, как новый Via Dolorosa.

В обносках вековых, простоволоса,

Сама себя казнишь, казнит ли Бог?

Но нет ответа вечному вопросу.

Куда, в какую бездну заглянуть,

Чтобы увидеть то, что растеряла?

То ли в тебя, какой ты нынче стала,

То ли во тьму, куда идёт твой путь,

То ли в твоё небесное начало.

 

КОНСТАНТИНУ ЛЕОНТЬЕВУ

                         Виктору Лихоносову

С большака повернув на осенний проселок

Наш уазик в грязи то тонул, то всплывал.

В пять немерянных верст путь казался нам долог

В тот фамильный удел, где Леонтьев бывал.

Три крестьянских двора затерялись на взгорке

Средь едва различимых дубовых аллей,

Где дышала земля волглым воздухом горьким,

Позабывшая запах озимых полей.

Дуб-монарх в шесть обхватов стоял отрешённо

От людской суеты, от страданий и бед.

Был чуть выше травы угол барского дома –

Знаменитой усадьбы единственный след.

Я пытался понять, где леонтьевских мыслей

Здесь, в российской глуши, животворный исток,

Евразийской мечты, неприятия жизни,

Где богатства и похоть превыше, чем Бог.

Может быть в отрешённом величии дуба,

Или в этих полях, где сиротство сквозит,

Или в страждущей русской душе однолюба,

Что о ближних и дальних бессонно болит?

Да и есть ли ответы на самосожженье,

На служение миру любви и добра?

Только свет отдалённый развеет сомненье,

Что придёт благоденствие духа пора.

 

* * *

Мы лесные жители Земли.

Да, конечно, древние славяне –

Кривичи, радимичи, поляне

Во степях и долах жить могли.

Но зверьё и леших не боясь,

Наши пращуры кровей арийских

Укреплялись силой исполинской,

По лесам бескрайним хоронясь.

Там они ковали плуг и меч,

К ворогу готовые и к другу.

И стояли идолы по кругу,

Чтобы люд языческий беречь.

Наливались силой дух и плоть,

И «на вы» шли русичи, как лава,

Добывая новый край и славу.

И с икон смотрел на них Господь.

Всякое бывало за века.

И когда наглели басурманы,

Русь в лесах излечивала раны,

Миру недоступная пока.

Собирала под своё крыло

Потерявших дом птенцов родимых,

Бедами и скорбью опалимых,

Ратное возвысив ремесло.

Пересилив горести свои,

Снова крепла Русская Держава,

И сияла воинская слава,

Не принизив жертвенной любви.

… Вот опять бедой грозят враги.

Время единения настало,

Чтоб Россия силой прирастала

Средь лесов рязанских и тайги.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ В СЕВАСТОПОЛЬ

Возвращаются корабли,
Возвращаются в порт приписки,

Обойдя ли вокруг земли
Или курс завершая близкий.
Но всегда в этот радостный миг,
Всё знакомое примечая,
Ты услышишь приветливый крик,
Словно старых знакомых, чаек!
Пролетят с тобой наравне
И взовьются над баком круто,
Слово залпами белых огней
Салютует родная бухта.

 

* * *
      «Сила – первая добродетель нации».
                                             И.Солоневич
Пока ещё горит свеча,
Давайте говорить
О праве слова и меча,
О долге Русь хранить.
Горит свеча. Упрямый свет
Напоминает нам,
Что в Севастополе ответ
На киевский Майдан.
И что история жива
И в камне, и в сердцах.
В сталь обращаются слова
На русских кораблях.
Миротворящего луча
Всё тоньше, тоньше нить ...
Пока ещё горит свеча,
Давайте говорить.

 

* * *
Заклинаю я вас, заклинаю,
Не судите меня сгоряча.
Я и сам себя толком не знаю.
Так, в разрушенном храме – свеча.
Иногда в него люди заходят.
Удивляются: Надо ж! Стоит!
А сказали, что нет его вроде,
И сказали: навечно забыт.
Но во тьме леденящего страха
Бродят тени меж храмовых стен –
Настоятель и трое монахов –
В красных рясах чуть ниже колен.
Храм теплеет у них под руками.
И под сенью святого креста
Возвращаются камень за камнем
На свои вековые места.
К храму тянутся детские руки.
Пусть в них свечи еще не зажглись,
Но они уже злату не слуги,
В них другая рождается жизнь.
И когда-нибудь утром погожим
Там, где были разруха и срам,
Удивлённо увидит прохожий
Возрожденный сияющий храм.

 

ПРОБУЖДЕНИЕ
Ещё снега неотвратимы,
Ещё весеннее тепло
Едва заметным волглым дымом
Струится робко над селом.
И на еланях не пробилась
Нетерпеливая трава,
Ещё черна лесов бескрылость,
Предельна неба синева.
Но там, где горбят буераки
Свои опавшие бока,
Затрепетали, словно флаги,
Ростки упрямого цветка.
В лесу, в застылой глухомани,
Где снег по-зимнему высок,
Вдруг сладким запахом поманит
В берёзах забродивший сок.
И там, где роща раскололась
По старой санной колее,
Уже звенит синичий голос,
В весну поверивший вполне.
А я всё жду ещё приметы,
Мне мало первого тепла,
Чтобы поверить, будто лето
Заря над лесом разожгла.

 

* * *
Таких стихов уже не написать.
Я прочитал их вслух в пустынной комнате.
Был пятый час.
                           И начало светать.
Страницы были слипшиеся в томике.
Я отложил его, забыв тот свет,
Ту музыку, когда являлось слово.
Стучался ветер в окна.
                                 Чей-то след
Мне чудился на серых досках пола.
Какое-то предчувствие меня
Одолевало. Ветреные ночи
Всегда тревожны ожиданьем дня,
Виной неотмолимой сердце точат.
Назойливо, надменно шли часы,
Насмешник мой, садист неумолимый.
А я смотрел на чистые листы
И голос ждал, отчаяньем томимый.
Молчание, немая тишина,
Казалось, всё живое поглотила.
Я лёг в постель. Но не дождался сна,
И вспоминал, когда же это было?
Когда оборвалась живая нить
Меж страждущей душой и небесами?
Я думал: Как? Зачем теперь мне жить?
Какими успокоиться словами?
Полоска света первого луча
Молчание разрезала, как бритвой.
Раздался голос: Зажжена свеча.
Молись!
             – Прости. Я позабыл молитвы.

 

* * *

Мне этот мир понятен до печёнок,

Живущий в зле, раздетый догола,

Он пуст давно,

         а был ли в нём ребенок,

Слеза его, что душу обожгла?

О, сколько душ пожертвовано злату,

Химере власти, колдовской любви!

Какая же чудовищная плата

За Божий храм, стоящий на крови!

Но было Слово в горней высоте,

Голгофа, крест

                     и агнец на кресте.

 

16 ЯНВАРЯ

Сегодня я с учётом бренных лет

И мирового кризиса в наличных,

В дому зажгу свечи неяркий свет

И позову родных и закадычных.

Нальём в стаканы водки и вина,

Припомним всех и правых и неправых,

И вдруг воскреснет прежняя страна,

Великая Советская держава.

Не потому, что молодость всегда

Прекрасней, чем в любом обличье старость.

Нам целый мир принадлежал тогда,

И жизнь была под звёздным небом в радость.

Там были наши песни и костры,

Там электрички молодость качали.

Там были наши добрые дворы,

Где никого тогда не убивали.

Тогда мы не держали в голове,

Что завтра нам предложит дикий рынок.

И вечных пробок не было в Москве,

Ну разве только от пустых бутылок.

 

Да, мы из той страны, которой нет.

И потому наверно в наших душах

Горит, горит её небесный свет,

И не затмить его и не разрушить.

 

* * *

Весь день дымился снегом.

                                    Ночь пришла,

Не излечив в душе тревоги смутной.

Мне думалось: конечно недоступно

Понять природу доброты и зла.

Да и к чему?

                       Не все ли нам равно

Над нами звезды мертвы или живы,

Какие смерть предложит нам мотивы

И почему нас так пьянит вино?

Прими как есть, что послано судьбой.

А жизнь – она одна была от веку.

Отдай её за то, чтобы с тобой

Беда не приходила к человеку.

 

* * *

Пошёл вразнос мой организм.

Где отыскать мне силы

Посредством либеральных клизм

Очистить дух унылый?

Тогда я свет увижу вновь

Сквозь мрак капитализма

И христианская любовь

Вернёт мне смысл жизни.

Пойду, смиряясь, раздавать

Печальную державу

И морду слева подставлять,

Когда начистят справа.

 

* * *

Ночь осенняя темноглазая

Ветром тешится – не натешится.

То ли радость нежданную празднует,

То ли кается в чем-то грешница.

Разделил бы с ней своё счастьице

Коли выпало бы нечаянно,

Выпил мглу её, как причастие,

Помолился бы с ней покаянно.

Но от радости нету весточки,

Маята в душе, да не высказать.

Ветер треплет ольховые веточки,

Но давно на них нету ни листика.

Не тревожь меня, ночь осенняя,

Ни удачами и ни бедами.

Все, что было в душе, – посеяно,

А взойдёт ли когда – неведомо.

 

ДВА ПОЭТА

Они не говорили друг о друге,

Хотя и пили за одним столом.

Как спутники в одном небесном круге,

И всё-таки, наверно, не в одном.

И было мне томительно и жутко

Их различать в молитвенной тиши –

Поэзию холодного рассудка

С поэзией страдающей души.

 

* * *

            В память о творческом семинаре

            Ник.Ник. Сидоренко в литинституте

                                                            60-х годов

Из одного гнезда Ник. Ника

Мы вылетали – не птенцы,

Поэты Родины великой

И слова русского гонцы.

Смеялся мрачно Толя Брагин

Не над другими – над собой,

Литературные овраги

Не одолев в судьбе крутой.

Провинциальная мадонна,

Читала Фокина, стыдясь

И рифмы северные звоны,

И славы ветреную власть.

Смотрел на классиков отважно

Рубцов, мне говоря: – Не трусь!

И пил, не утоляя жажды,

Не столько водку, сколько Русь.

Ещё не зная вкуса слова,

Но торя свой особый путь,

Взрослела муза Ушакова

Того, что Дмитрием зовут.

И были Сухарев, Шавырин

И Джим – подводник и актёр,

В три года став известным в мире,

И не забытый до сих пор.

Тогда нас время обвенчало

Святым признанием сполна.

Тогда всего нам не хватало:

Любви, известности, вина…

И все ж мы знали: будут книги

Чужды позерства и прикрас.

Из-под седых бровей Ник. Ника

Судьба разглядывала нас.

 

* * *

Гаснет день над Угрой.

Всё настойчивей запах сирени.

В небе ласточки чертят круги

высоко, высоко.

Выходи на крыльцо.

Посидим на остывшей ступени.

Пусть душа отдохнёт

от всего, что от нас далеко.

Всё равно не понять

эту жизнь, это время летящее,

словно есть тот предел,

за которым закончится бег.

Всё равно не понять,

что же было у нас настоящее,

и зачем в этот мир сотворённый

пришел человек?

Сквозь ракитную зелень

виднеется солнце закатное,

погружается в сонный туман

городок за рекой.

И дома, и над церковью купол

как будто бы ватные,

И во всём этом странный

и грустный, предвечный покой.

Может выпало время

для тихого праздника лени

или это усталость

от прожитых миром веков...

Выходи на крыльцо.

Посидим на остывшей ступени,

пусть душа отдохнёт

от всего, что от нас далеко.

 

* * *

Деревня больна тишиной,
Ни стука, ни скрипа, ни голоса.

Нелепость заблудшего колоса

На поле, заросшем травой.

Колодца обрушенный сруб

Безмолвен, как древний могильник,

Паук, этот вечный прядильщик,

Вершит заколдованный круг.

Иду – и не слышу шагов,

Дышу – и не чую дыханье.

Меня поглощает молчанье

Умолкнувших здесь голосов.

Кот бросился прочь напролом,

Отвык от людей, бедолага.

Обрывки российского флага

Уныло висят над крыльцом.

Полы под ногами скрипят.

Кровать, шифоньер, занавеска...

Два снимка, как древние фрески,

С печальным укором глядят:

– Простите!

Безмолвны глаза,

Лишь сном золотым истекают.

Они нас, наверно, прощают,

Не зря так светлы небеса.

И мёртвые избы не зря

Среди тишины и бурьяна.

Не зря под окошком тюльпаны,

Как скорбные свечи горят.

И воздух пронизан грозой,

Которая где-то таится,

Не зря будет то, что случится

На русской земле горевой.

 

МАЯТНИК КАЧНУЛСЯ

Закон природы, сущности закон –

Из крайности придти в другую крайность.

Так маятник, роняя тихий звон,

Мгновениями меряет бескрайность.

От светлых, созидающих начал,

Где плат небес, как дар любви, синеет,

Мир падает в губительный провал.

Там разум спит, и души каменеют.

Зло ненасытно в промысле своём,

И человек подобен зверю в гневе.

Но дышит поле влажное зерном,

И женщина несет дитя во чреве.

Ещё рассвет спокоен зоревой,

Целуют листья руки садовода.

Но тишина беременна войной

Незримым слугам дьявола в угоду.

Покорны люди в горькой слепоте,

Горят дома и всюду вероломство.

И кажется, спасенья нет нигде

От смертной тени Дантова потомства.

… Судьба России, русская судьба.

О, сколько раз враги торжествовали,

Что в нас вскормили преданность раба,

Убили память и детей отняли.

Ни веры, ни любви, ни языка –

Все схвачено!

И русский дух прогнулся.

Державы нет отныне на века!

Не торжествуйте!

Маятник качнулся.