Анатолий ЛИВРИ. СВАДЬБА МИТРЫ. Стихи (вступительная статья Елены Коломийцевой)

 

ПОЭЗИЯ НЕ ДЛЯ ВСЕХ

 

Когда начинаешь читать стихи Анатолия Ливри, то сначала возникает ощущение чего-то неуловимо знакомого, но вместе с тем нового, неизвестного. То ли это происходит за счет вечных античных образов, то ли благодаря аллюзиям к русским поэтам и европейским философам и писателям… Однако по мере чтения понимаешь, что перед тобой самобытный, ни на кого не похожий автор-интеллектуал, впитавший всю мировую культуру – от античности до современного постмодерна. Поэтому и поэзия его – своеобразный диалог с мировой литературой, причем, в качестве собеседников Ливри выбирает самые знаковые фигуры: Гомер, Свифт, Пушкин, Ницше… Хотя есть у автора и безусловные «фавориты» – Древняя Греция и русский Серебряный век. Кажется, что Анатолий Ливри пытается поверить современность античным инструментарием, ввести ее в эллинскую систему координат.

Вместе с тем стихи автора живут в контексте постмодернистской реальности, причудливо переплетающей первоисточники. Поэтому иногда в почти есенинское «октябрь золотом струится между пальцев» вторгаются броские, сюрреалистичные образы  («Эйфеля ходули», «планетный сколиоз», «тень бахромы безумья») и оксюморонные тропы («смерторадостные данайцы», «исчадье дивное небес», «дифирамб прозы»), высокая книжная лексика («вакхантов рать», «и в ритм трепещет ей», «сбирающий каменья») сталкивается с просторечной («попутал бес», «пупырчатой березе», «свихнувшийся мальчонка-музагет», «и сиганув сквозь рай»), в полотно поэзии Ливри органично вплетаются русские березовые рощи и южная мандрагора, французский плющ и японский тополь, скандинавский молот соседствует с ветхозаветным Вельзевулом, горгона с Вальгаллой, прекрасная чухонка и Калевала с вакханкой и Асклепиадом, свифтовские еху с ницшеанским «халкионическим предтечей Бога смеха».

Подобно раннему французскому сюрреализму, зародившемуся в атмосфере послевоенного разочарования и принявшему форму всеобъемлющего протеста против устоявшихся ценностей, творчество Ливри, бунтарское по своему духу, тоже восстает против реальности, против знаковой системы и знаковости окружающей культуры. Особая эстетика коллажа иногда позволяет автору ставить рядом логически несвязуемые между собой образы. Поэтому постичь поэзию Анатолия Ливри способен только интеллектуально искушенный читатель.

                                                                Елена Коломийцева

 

 

Анатолий ЛИВРИ

СВАДЬБА МИТРЫ

 

ЕВРОПА  

                       «Гимн в честь чумы! прекрасно! bravo! bravo!»

                                                        А.С. Пушкин

Ну, расцветай! ребячьим «Да!» – улыбкой Божества, что смерть познало, и возвращение, и снова гибель, и опять рожденье во славе да слезах отцовской страсти к человеку, грядущему, лишённому инстинктов стадных и завистью сведённых челюстей, – цвети, Европа, на лихих осколках святых чудес! И каждый кельт, германец, славянин – потомок Провидения – пусть возлюбит наш древний Пантеон и ярость слияния со Странным Странником, пришедшим с гор арийских назад, на свой исконный континент, дабы разжечь тут бойню – кладезь мира. 

                                                                  Стокгольм, 15 октября 2015

 

ВОГЕЗЫ

Тут дышит недрами планета

Сквозь тесный лаз брюшных разломов,

И терпкий дух германских гномов

Тушует охрою рассветы.

 

Сюда останки монстров в сланце

Влекли чистейшие народы:

Князь-случай шулерской колоды!

Единство этноса и танца!

 

Здесь штамбы мифов Ариаварты

Пустили корни на холмах,

Чтоб Вотан, вечный вертопрах,

За Митру опрокинул кварту.

 

Я вновь пляшу, танатоходец,

Струной натянут материк,

Оступишься – Европу вмиг

С Земли слизнёт лихой народец.  

                             Гран-Бальон, 4 января 2016

 

СВАДЬБА МИТРЫ

Я ночь, лишённая восходом Люцифера!

Курган морских царей облизан всласть зарёй,

Теряющей слюну на анемонов рой

Причастьем бисерным моей арийской веры.

 

На небе, ждущем свах, остался оттиск сферы:

Брегет-луна, пробив семь синих раз,

Решил вздремнуть, и властно, без прикрас,

Нагрянул Митра в солнечной триере,

 

Табаня вёслами по кровлям восковым,

Да вызывая Локи-забияку на драку

За германскую красу. Её румянцу подчинившись знаку,

Вагон еврейских дев суля шурьям в калым.

 

Тьму древней Уппсалы впитав под псалм метели,

Слоёный, как язычества язык,

Позвольте уж оставить здесь владык

Для жаркой стокгольмской постели.

                    Великие курганы Уппсалы – Стокгольм, 1 марта 2016

 

БАЗЕЛЬ: СЕМИНАР ПО ГОМЕРУ

Вокруг меня расселись тени,

И толк затеяв о тенях,

Стенавших о тенистых днях

Тенетов воли, врут от лени.

                               Базель, 30 апреля 2016

 

ДУЭЛЬ

Я вплёл лилею голубую

В дырявый ворот кендоги,

И сквозь решётку, ну ни зги

Не разобрать. Шлем будто сбруя,

 

И брызги пота жгут глаза

Под зычный треск сухих ударов

О меч и плечи: гимн кошмаров,

Где блеет лев, шипит коза!

 

Я тайный зверь святой Европы,

С ней одиночество вдвоём

Ценнейший дар, хоть бьёт синкопой

В забрала сумрачный проём

 

Вся Азия – мой чёрный человек,

И мой двойник, безликий вестник смерти.

До первой крови! – скалит век-абрек

Резцы, как жемчуга, и ждёт убийства чести!

                                              Стокгольм, 30 мая 2016

 

СПЕЦНАЗ В ГРУЗИИ

Мне миф Колхиды с колдовской колядкой

Летучей мышью прянет в волоса:

Во тьму врастает строй повадкой шаткой,

До крови падка, зреет полоса.

 

Вы, в космы рун завёрнутые души

С дорийскою невыстонностью сна,

В безмолвье вашем, вся драконьей крови гуще,

Пестросапожная пифийствует весна!

 

Я камень вознесу, как пуповину

Оракул, кину в чудные ряды,

Чтоб хаос лязгнул бронзою – невинным

Зачатием танцующей звезды.

                                          Оберриден, 13 августа 2009

 

НА ГОРЕ ЕЛЕОНСКОЙ

Я застыл на исходе эры,

Попирая чужие высоты,

Скрытен, злобен, достоин веры

И надежды с любовной икотой,

 

Разрывающей ей потроха.

Образумлен волной океанской,

Горд тюрьмой, где заклал петуха

Гиппократу с небрежностью панской –

 

И не дрогнула с бритвой рука.

Распираемый кровью Христовой,

Здесь Баруху спляшу трепака,

Багряницею счастливый новой.

                                      Париж, 1 декабря 2006

 

ЕЩЁ ВЫШЕ

Как будто Дионис мне глухо

Лихой свой секрет нашептал.

С лихвою прозрел, и – «Старуха!» –

Я в ухо-толпу прокричал.

 

Она же мигнула мне в мочке

Рубином еврейских царей,

Поставя тузовую точку

В азартной игре рыбарей.

 

То ухо пасхальною дланью

Пред смертью приставить мне дай,

Доверив горы волхованью

Единства телесного рай.

                                     Париж, 23 апреля 2007

 

МОЯ СКУПОСТЬ

                               «Кто знает читателя,

                               тот ничего не делает для читателя»

О, Жадность! Накидай в ченстонову копилку

С моих дукатов спиленное злато

Оценщиком талантов, что предвзято

Клеймит «безумцем» гения, – тем жилку

 

Червонно-детородную Земли

Навеки истощая. Кволый ковач!

Из Божьих вен ихор разводит щёлочь.

Щёлчок затвора, душный окрик: «Пли!».

 

И рада чернь, и веселятся йеху

Бодливо-обезличенной толпой:

Топ потных неучей да их учёный вой,

Взаимность вялых лап, что ставят веху

 

Над трупом убиенного творца.

Так будь же скуп на дар!

Не радуй подлеца-читателя, и жар

Свой вынимай пореже из ларца.