Владимир БОНДАРЕНКО. РОССИЯ И ЗАПАД. Извечная тема

 

Владимир БОНДАРЕНКО

РОССИЯ И ЗАПАД

 

Заместитель министра обороны США по вопросам России, Украины и Евразии Майкл Карпентер сообщил, что России понадобится не больше 60 часов для того, чтобы разгромить войска НАТО. Он только не добавил, а зачем это надо России?

Как сообщило недавно немецкое издание Bild, по мнению американского аналитического центра Atlantic Council: “Россия может захватить Польшу всего за одну ночь”. И опять же, а зачем нам нужна Польша? Забудем про мораль и справедливость, просто прагматически, что мы будем делать в чужой для нас стране? Что у нас своей территории не хватает? Честно говоря, и в царское время сделали большую глупость, захватив Польшу. Во-первых, заселили Россию чужими для нас евреями. Пусть бы там поляки с немцами сами с ними разбирались. Во-вторых, настроили против нас на веки вечные самих поляков. Да и Сталин сдуру тоже на польские земли полез, дабы отдать их украинцам, вот и мучаемся теперь. Не было бы у Украины львовщины и западенцев, не было бы и этого антирусского бунта.

Миф о российской угрозе живет на Западе уже веками. Европа и развивалась всегда в противостоянии с Россией. Мечтала о крестовом походе на Россию. Меня поражает, что даже исламских бородачей, уже реально захватывающих всю Европу, европейцы боятся меньше, чем ни на что не претендующую Россию. Это же европейцы со смутного времени нападали на Россию: то поляки, то шведы, то Наполеон, то Гитлер. Это же комплекс агрессора: бояться того, на кого нападал.

Получается, что азиаты и африканцы, мусульмане и буддисты европейцам ближе, чем вроде бы родственный европейский белый христианский народ – славяне.

Впрочем, русская литература лучше всяких политиков и философов чувствовала эту вражду к нам чужой Европы. От “Слова о полку Игореве” до стихов Державина и Карамзина, Тредиаковского и Одоевского. Прочитал недавно великолепную “Антологию русской поэзии”, составленную известным филологом Тарасом Бурмистровым “Россия и Запад”. Очень нужна такая книга сегодня всем школьникам и студентам, да и журналистам тоже. Отталкиваясь от неё, я и составил некий конспект, своё газетное обозрение на эту тему.

Вспомним великого Михаила Ломоносова:

Российский род, коль ты ужасен

В полях против своих врагов,

Толь дом твой в недрах безопасен. 

Ты вне гроза, ты внутрь покров.

Полки сражая, вне воюешь;

Но внутрь без крови торжествуешь.

Ты буря там, здесь тишина.

 

Ну а начиная с пушкинских времен можно составить прекрасную антологию: Россия и враждебный нам Запад. В ней практически все без исключения великие поэты России. Даже мягкий и сентиментальный Карамзин не мог не вступиться за честь России:

Туда, где знамя брани веет,

Туда, где гром войны гремит,

Где воздух стонет, солнце меркнет,

Земля дымится и дрожит;

Где жизнь бледнеет и трепещет;

Где злобы, клятвы, ада дщерь,

Где смерть с улыбкой пожирает

Тьмы жертв и кровь их жадно пьет,

Туда спеши, о сын России!

 

Интересно, как наши нынешние вроде бы культурные либералы не замечают это вечное противостояние в поэзии и культуре России и Запада?

Российским либералам вечно не нравилось гениальное стихотворение “Клеветникам России” Александра Пушкина, а Лермонтов уж весь, от “Бородино” до “Валерик”, откровенно русский имперский поэт, которого наши либералы терпеть не могут, и всячески замалчивают. О Тютчеве и говорить нечего. Откровенное противопоставление Западу.

Через ливонские я проезжал поля,

Вокруг меня всё было так уныло...

Бесцветный грунт небес, песчаная Земля –

Всё на душу раздумье наводило...

Я вспомнил о былом печальной сей земли –

Кровавую и мрачную ту пору,

Когда сыны её, простёртые в пыли,

Лобзали рыцарскую шпору...

И, глядя на тебя, пустынная река,

И на тебя, прибрежная дуброва,

«Вы, – мыслил я, – пришли издалека,

Вы, сверстники сего былого...».

Так! вам одним лишь удалось

Дойти до нас с брегов другого света.

 

Я уже не говорю о стихах всех почвенников и славянофилов, от Хомякова до Аксакова. Начиная с двадцатого века в заглавной роли антизападного Пушкина выступил великий Александр Блок со своими “Скифами”. А вослед пошли и Северянин, и Маяковский, и Есенин. Даже Анна Ахматова написала проникновенные стихи о русском народе. Надо признать, что Редьярд Кипинг был прав, когда писал:

Запад есть запад,

Восток есть восток,

Не встретиться им никогда.

Лишь у подножья

Престола Божья

В день страшного суда.

 

Русская цивилизация – центрообразующая. Ведь как констатировал тот же Редьярд Киплинг, «Только в России духовности исток!».

Евгений Вертлиб написал:

«Где-то с XVI века Россия «евразийствует»: переинтегрирует материально-духовное пространство, с учётом «культурной автономии». Евразиец Петр Бицилли в 1922 году писал: «концепции истории Старого Света, как истории дуэли Запада и Востока, может быть противопоставлена концепция взаимодействия центра и окраин, как не менее постоянного исторического факта». Символу миссии России – «щиту» он не противопоставляет другой её символ «путь», а дополняет один другим. Россия – наследница империи Чингисхана (переработанной в Иране, Китае, Индии туранско-монгольской стихии) и своей праматери Византии. «Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное» – писал философ Николай Бердяев. Она творчески осуществляет синтез восточных и западных культур. Ей сам Бог велел стать межцивилизационным мостом и консолидатором равноправных и суверенных миров. Должно воссиять Мономахово «государство правды» – соответствие действий социально-политической «вертикали власти» духовным представлениям народа о справедливости, спасении, добре. Государство и Церковь выполняют общекорневую миссию: вместе с народом осуществляют преображение мира. Митрополит Илларион предсказывает русским великое духовное будущее, применяя к ним евангельскую истину «последние станут первыми», имея в виду, что русские последними среди европейских народов приняли христианство, но им суждено превзойти все остальные народы в истовости и чистоте веры…».

И это было заложено уже изначально природным и духовным противостоянием. Мы, русские, легче найдем общий язык с мусульманами, с теми же татарами, башкирами, и с буддистами, они оказались нам ближе, чем те же прибалты или поляки, или даже болгары, вечно нас предающие.

2 августа 1831 года Пушкин создал свою знаменитую оду "Клеветникам России", ставшую символом отношений России и Запада. Это стихотворение, вместе с добавленной к нему немного позднее "Бородинской годовщиной" – основа в самом вековом споре, имевшим, может быть, важнейшее значение для национального самосознания России. В пушкинском стихотворении вопрос об исторической судьбе России поставлен с ослепительной резкостью и прямотой.

Александр Пушкин писал кн. Голицыну, сделавшему перевод стихотворения на французский язык: "Тысячу раз благодарю вас, милый князь, за ваш несравненный перевод моего стихотворения, направленного против недругов нашей страны. <… > Отчего вы не перевели эту пьесу в своё время – я бы послал её во Францию, чтобы щёлкнуть по носу всех этих крикунов из Палаты Депутатов". Пушкин воспринимает воинствующие выступления французских депутатов в Палате как прямой призыв к вооруженному нашествию Запада на Россию, и в памяти его возникает призрак 1812 года. Пушкин и начинает свою оду с прямого обращения к этим "крикунам из Палаты Депутатов":

О чём шумите вы, народные витии?

Зачем анафемой грозите вы России?

Что возмутило вас? волнения Литвы?

Оставьте: это спор славян между собою,

Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,

Вопрос, которого не разрешите вы.

 

Поэт и впрямь думал: "Для нас мятеж Польши есть дело семейственное, старинная, наследственная распря, мы не можем судить её по впечатлениям европейским, каков бы ни был впрочем наш образ мыслей". Пушкин искренне считал польский вопрос внутренним делом России, в которое Европа не может и не должна вмешиваться:

Оставьте нас: вы не читали

Сии кровавые скрижали;

Вам непонятна, вам чужда

Сия семейная вражда;

Для вас безмолвны Кремль и Прага.

Бессмысленно прельщает вас

Борьбы отчаянной отвага

И ненавидите вы нас...

За что ж? ответствуйте: за то ли,

Что на развалинах пылающей Москвы

Мы не признали наглой воли

Того, под кем дрожали вы?

…За то ль, что в бездну повалили

Мы тяготеющий над царствами кумир

И нашей кровью искупили

Европы вольность, честь и мир?

 

"Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна", – писал Пушкин. Поэт как бы напоминает Западу о том, что именно Россия сокрушила Наполеона. Видна закономерность в том, что на Западе время от времени появляются завоеватели, которые объединяют Запад полностью или частично, после чего вторгаются в Россию. Её подметил ещё Ломоносов; в своей Оде 1748 года он пишет о Карле XII, разбитом под Полтавой:

Здесь Днепр хранит мои границы,

Где готф гордящийся упал

С торжественныя колесницы,

При коей в узах он держал

Сарматов и саксонов пленных,

Вселенну в мыслях вознесенных

Единой обращал рукой.

Но пал, и звук его достигнул

Во все страны, и страхом двигнул

С дунайской Вислу быстриной.

 

(Спустя чуть ли не триста лет этого же Карла вспомнит и Иосиф Бродский.)

Мучительно предчувствуя новое фатальное нашествие Запада на Россию, но и с вызовом предсказывая его обречённость, Пушкин восклицает:

Вы грозны на словах – попробуйте на деле!

Иль старый богатырь, покойный на постеле,

Не в силах завинтить свой измаильский штык?

Иль русского царя уже бессильно слово?

Иль нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?

Иль мало нас? или от Перми до Тавриды,

От финских хладных скал до пламенной Колхиды,

От потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет русская земля?

 

Пушкин обращает к Западу довольно воинственную речь, схожую с жутковатыми словами Блока "виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет в тяжелых, нежных наших лапах?":

Куда отдвинем строй твердынь?

За Буг, до Ворсклы, до Лимана?

За кем останется Волынь?

За кем наследие Богдана?

 

Лермонтов пишет "по случаю новой политической тревоги на Западе" (возникшей опять в связи с событиями в Польше) свою оду в том же роде, которая начинается со слов:

Опять, народные витии,

За дело падшее Литвы

На славу гордую России,

Опять, шумя, восстали вы.

Уж вас казнил могучим словом

Поэт, восставший в блеске новом

От продолжительного сна,

И порицания покровом

Одел он ваши имена.

 

Но всех удивил считавшийся абсолютным западником философ Чаадаев, который писал Пушкину: "Я только что прочел ваши два стихотворения. Друг мой, никогда ещё вы не доставляли мне столько удовольствия. Вот вы, наконец, и национальный поэт; наконец вы угадали свое призвание". Важнейшие слова, только проникнувшись русским духом, русской историей, русской судьбой, можно стать национальным русским поэтом. "Стихотворение к врагам России особенно замечательно; это я говорю вам. В нём больше мыслей, чем было высказано и осуществлено в течение целого века в этой стране… Не все здесь одного со мною мнения, вы, конечно, не сомневаетесь в этом, но пусть говорят, что хотят – а мы пойдём вперёд; когда найдена одна частица подталкивающей нас силы, то второй раз её наверное найдёшь целиком. Мне хочется сказать себе: вот наконец явился наш Данте".

Этот отзыв Чаадаева – величайший триумф Пушкина, говорит Вацлав Ледницкий. Чаадаев, основоположник русского западничества, рукоплещет Пушкину по поводу написания им откровенно антипольских и антизападных стихотворений: "Пришёл Александр Пушкин. О Вяземском он сказал, что он человек ожесточённый, aigri, который не любит Россию, потому что она ему не по вкусу". По некоторым предположениям, именно Вяземский был адресатом незавершенного пушкинского послания:

Ты просвещением свой разум осветил,

Ты правды чистый лик увидел,

И нежно чуждые народы возлюбил,

И мудро свой возненавидел.

Когда безмолвная Варшава поднялась,

И бунтом опьянела,

И смертная борьба началась,

При клике "Польска не згинела!",

Ты руки потирал от наших неудач,

С лукавым смехом слушал вести,

Когда бежали кони вскачь,

И гибло знамя нашей чести.

 

Хочу отметить, что все эти гениальные стихи, посвящённые России и отвергающие чужой Запад, написаны не верноподданническими стихотворцами, а вполне независимыми, а то и оппозиционными по отношению к власти поэтами, от Пушкина до Блока, от Лермонтова до Бродского. Даже упрекаемый ныне либералами за свою приверженность к русской государственности Тютчев писал по отношению к конкретным царедворцам самые жесткие строки. Известна его гневная и желчная эпиграмма-эпитафия Николаю I:

Не Богу ты служил и не России,

Служил лишь суете своей,

И все дела твои, и добрые и злые,

Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые:

Ты был не царь, а лицедей.

 

Поэт прекрасно видел нарастающую русофобию Европы, и писал о ней:

Теперь тебе не до стихов,

О слово русское, родное!

Созрела жатва, жнец готов,

Настало время неземное...

Ложь воплотилася в булат;

Каким-то Божьим попущеньем

Не целый мир, но целый ад

Тебе грозит ниспроверженьем...

Все богохульные умы,

Все богомерзкие народы

Со дна воздвиглись царства тьмы

Во имя света и свободы!

Тебе они готовят плен,

Тебе пророчат посрамленье,

Ты – лучших, будущих времен

Глагол, и жизнь, и просвещенье!

 

Поэт ехидно высмеял все ту же Турцию, которую, как и сегодня, веками натравливали наши западные соседи на Россию, стремясь её руками таскать русские каштаны из огня. Тютчев написал самое ядовитое стихотворение по этому поводу:

Флаги веют на Босфоре,

Пушки празднично гремят,

Небо ясно, блещет море,

И ликует Цареград.

И недаром он ликует:

На волшебных берегах

Ныне весело пирует

Благодушный падишах.

Угощает он на славу

Милых западных друзей

И свою бы всю державу

Заложил для них, ей-ей.

Из премудрого далёка

Франкистанской их земли

Погулять на счёт пророка

Все они сюда пришли.

Пушек гром и мусикия!

Здесь Европы всей привал,

Здесь все силы мировые

Свой справляют карнавал.

 

И не от тютчевских ли предвидений и мечтаний о русской географии произошли все позднейшие русские имперские стихи:

            РУССКАЯ  ГЕОГРАФИЯ

Москва, и град Петров, и Константинов град

Вот царства русского заветные столицы...

Но где предел ему? и где его границы

На север, на восток, на юг и на закат?

Грядущим временам судьбы их обличат...

Семь внутренних морей и семь великих рек...

От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,

От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная...

Вот царство русское... и не прейдет вовек,

Как то провидел Дух и Даниил предрек.

 

Спустя сто лет уже молодой советский поэт Павел Коган, отталкиваясь от тютчевских заветов, писал свои пламенные имперские стихи:

И пусть я покажусь им узким

И их всесветность оскорблю,

Я – патриот. Я воздух русский,

Я землю русскую люблю,

Я верю, что нигде на свете

Второй такой не отыскать,

Чтоб так пахнуло на рассвете,

Чтоб дымный ветер на песках...

И где ещё найдёшь такие

Берёзы, как в моём краю!

Я б сдох как пёс от ностальгии

В любом кокосовом раю.

Но мы ещё дойдём до Ганга,

Но мы ещё умрём в боях,

Чтоб от Японии до Англии

Сияла Родина моя.

 

Что у царского поэта Фёдора Тютчева, что у советского патриота Павла Когана, видна всё та же тяга к вселенскому пониманию России, к всемирности и всечеловечности, к мистическому постижению истории, к тому же Гангу и Индийскому океану, который не случайно был упомянут Жириновским, неплохо знающим русскую поэзию. Этого и не понимали веками наши западные оппоненты.

Примыкал к славянофилам и антизападникам известный поэт Языков. Одно из таких его антизападных стихотворений, под характерным названием "К ненашим", так зло обличало западников, что вызвало резкую критику в просвещённом обществе. В другом подобном стихотворении Языкова на ту же тему, обращённом к Чаадаеву, читаем:

Вполне чужда тебе Россия,

Твоя родимая страна!

Её предания святые

Ты ненавидишь все сполна.

Ты их отрекся малодушно.

Ты лобызаешь туфлю пап,

Почтенных предков сын ослушный,

Всего чужого гордый раб!

Своё ты всё презрел и выдал,

Но ты ещё не сокрушён;

И ты стоишь, плешивый идол

Строптивых душ и слабых жён!

 

Другой славянофил Хомяков в 1835 году пишет очень характерное стихотворение на эту тему:

О, грустно, грустно мне! Ложится тьма густая

На дальнем Западе, стране святых чудес.

Светила прежние бледнеют, догорая,

И звёзды лучшие срываются с небес.

…

Но горе! век прошёл, и мертвенным покровом

Задёрнут Запад весь. Там будет сон глубок...

Услышь же глас судьбы, воспрянь в сияньи новом,

Проснися, дремлющий Восток!

 

Достоевский не был поэтом, но и он неожиданно в стихах воплотил все ту же тему противостояния России и Запада. Достоевский вспоминает о свергнутом монгольском иге, после которого переходит сразу к польскому восстанию 1830-1831 годов. По примеру Пушкина он обращается к западным витиям:

Писали вы, что начал ссору русской,

Что как-то мы ведём себя не так,

Что честью мы не дорожим французской,

Что стыдно вам за ваш союзный флаг,

Что жаль вам очень Порты златорогой,

Что хочется завоеваний нам,

Что то да сё... Ответ вам дали строгой,

Как школьникам, крикливым шалунам.

Не нравится – на то пеняйте сами!

Не шапку же ломать нам перед вами!

 

Далее Достоевский переходит к политическим пророчествам:

Не вам судьбы России разбирать!

Неясны вам её предназначенья!

Восток – её! К ней руки простирать

Не устают мильоны поколений.

И, властвуя над Азией глубокой,

Она всему младую жизнь даёт,

И возрожденье древнего Востока

(Так Бог велел!) Россией настаёт.

 

 Гениально Фёдор Достоевский предсказал и предательство России всеми малыми славянскими народами, поскакавшими за европейскими пряниками:

«... по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому, – не будет у России, и никогда ещё не было таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!..   

Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия проглотила бы их тотчас же, "имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени".            

Может быть, целое столетие, или ещё более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на неё и интриговать против неё…

Особенно приятно будет для освобождённых славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия – страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации…             

России надо серьёзно приготовиться к тому, что все эти освобождённые славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своём славянском значении и в своём особом славянском призвании в среде человечества.            

Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьёзной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя её в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит – Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе…».

И этот русский магнит будет существовать во все времена, независимо от того, кто находится у власти или на троне. Даже явный оппозиционер царской власти Некрасов в день прибытия англо-французской эскадры ездил к морю осматривать вражеские корабли. Вернувшись с "very interesting exhibition", он написал стихотворение, снабженное эпиграфом из пушкинских "Клеветников России" ("Вы грозны на словах – попробуйте на деле!") и настолько тютчевское по духу и стилю, что даже ошибочно приписывалось самому Тютчеву:

Великих зрелищ, мировых судеб

Поставлены мы зрителями ныне:

Исконные, кровавые враги,

Соединясь, идут против России:

Пожар войны полмира обхватил,

И заревом зловещим осветились

Деяния держав миролюбивых...

Обращены в позорище вражды.

…

К нам двинулись громады кораблей,

Хвастливо предрекая нашу гибель,

И наконец приблизились – стоят

Пред укреплённой русскою твердыней...

И ныне в урне роковой лежат

Два жребия... и наступает время,

Когда Решитель мира и войны

Исторгнет их всесильною рукой

И свету потрясённому покажет.

 

Это стихотворение считается одним из лучших у Некрасова, и, уж во всяком случае, одно из немногих "культурных" его произведений.

Почти столетием позже, в 1942 году, когда Россия терпела ещё более жестокое поражение от Запада, Анна Ахматова писала о том же:

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мёртвыми лечь,

Не горько остаться без крова,

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесём,

И внукам дадим, и от плена спасём

   Навеки!

 

В 1890 году Соловьёв пишет великолепное стихотворение "Ex oriente lux" ("С Востока свет"), в котором громогласно вопрошает Россию, кем она хочет быть, "Востоком Ксеркса иль Христа", восточной деспотией или христианской державой:

"С Востока свет, с Востока силы!"

И, к вседержительству готов,

Ирана царь под Фермопилы

Нагнал стада своих рабов.

Но не напрасно Прометея

Небесный дар Элладе дан.

Толпы рабов бегут, бледнея

Пред горстью доблестных граждан.

И кто ж до Инда и до Ганга

Стезею славною прошёл?

То македонская фаланга,

То Рима царственный орёл.

….

И слово вещее – не ложно,

И свет с Востока засиял,

И то, что было невозможно,

Он возвестил и обещал.

И разливаяся широко,

Исполнен знамений и сил,

Тот свет, исшедший из Востока,

С Востоком Запад примирил…

О Русь! в предвиденье высоком

Ты мыслью гордой занята;

Каким же хочешь быть Востоком:

Востоком Ксеркса иль Христа?

 

В ХХ веке свой смелый вызов всему западному миру, продолжая Пушкина, сделал русский гений Александр Блок, прежде всего в своих “Скифах”. Блок ставит эпиграфом к своему стихотворению начальные строки из "Панмонголизма" Владимира Соловьёва, но с первых же слов заявляет:

Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,

С раскосыми и жадными очами!

Вот – срок настал. Крылами бьет беда,

И каждый день обиды множит,

И день придёт – не будет и следа

От ваших Пестумов, быть может!

О, старый мир! Пока ты не погиб,

Пока томишься мукой сладкой,

Остановись, премудрый, как Эдип,

Пред Сфинксом с древнею загадкой!

Россия – Сфинкс. Ликуя и скорбя,

И обливаясь чёрной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя

И с ненавистью, и с любовью!..

 

При этом строки из "Скифов" звучат как апофеоз русской "всемирной отзывчивости":

Мы любим всё – и жар холодных числ,

И дар Божественных видений,

Нам внятно всё – и острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений...

Мы помним всё – парижских улиц ад,

И веницьянские прохлады,

Лимонных рощ далёкий аромат,

И Кельна дымные громады...

 

"Европа – но ведь это страшная и святая вещь, Европа!" – писал Достоевский лет за сорок до "Скифов". "О, знаете ли вы, господа, как дорога нам, мечтателям-славянофилам, по-вашему, ненавистникам Европы, – эта самая Европа, эта "страна святых чудес"! Знаете ли вы, как дороги нам эти "чудеса" и как любим и чтим, более чем братски любим и чтим, мы великие племена, населяющие её, и всё великое и прекрасное, совершённое ими. Знаете ли, до каких слёз и сжатий сердца мучают и волнуют нас судьбы этой дорогой и родной нам страны, как пугают нас эти мрачные тучи, всё более и более заволакивающие её небосклон?".

Блок тоже долго опасался за судьбу Европы, пока не почувствовал, что духовное и умственное оскудение Запада зашло уже слишком далеко, особенно по сравнению с той стихийностью, которая прорвалась в русской революции:

Мы любим плоть – и вкус её, и цвет,

И душный, смертный плоти запах...

Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет

В тяжелых, нежных наших лапах?

Идите все, идите на Урал!

Мы очищаем место бою

Стальных машин, где дышит интеграл,

С монгольской дикою ордою!

 

Заканчиваются "Скифы" торжественным и патетическим призывом к миру, также очень традиционным в русской поэзии:

В последний раз – опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира,

В последний раз на светлый братский пир

Сзывает варварская лира!

 

Гордо отказалась от Запада и Анна Ахматова. Поэтесса пишет своё знаменитое стихотворение "Мне голос был..." (оно датировано осенью 1917 года, но написано, по-видимому, несколько позже, во время немецкого наступления на столицу):

Когда в тоске самоубийства

Народ гостей немецких ждал

И дух высокий византийства

От русской Церкви отлетал,

Когда приневская столица,

Забыв величие своё,

Как опьяневшая блудница,

Не знала, кто берёт её,

Мне голос был. Он звал утешно.

Он говорил: "Иди сюда,

Оставь свой край глухой и грешный.

Оставь Россию навсегда.

Я кровь от рук твоих отмою,

Из сердца выну чёрный стыд,

Я новым именем покрою

Боль поражений и обид".

Но равнодушно и спокойно

Руками я замкнула слух,

Чтоб этой речью недостойной

Не осквернился скорбный дух.

 

Даже считавшийся европейским поэт Осип Мандельштам и тот понимал, что есть великая Россия, и – есть чужая ей Европа, он упрекал поляков в предательстве интересов славянства.

Поляки! Я не вижу смысла

В безумном подвиге стрелков!

Иль ворон заклюёт орлов?

Иль потечёт обратно Висла?

Или снега не будут больше

Зимою покрывать ковыль?

Или о Габсбургов костыль

Пристало опираться Польше?

И ты, славянская комета,

В своём блужданьи вековом,

Рассыпалась чужим огнём,

Сообщница чужого света!

  

Мандельштам упрекает поляков в том, что они готовы опираться на немецкий Габсбургов костыль так же, как почти через сто лет Иосиф Бродский упрекает украинцев, в том, что они, отказываясь от России, уходят в услужение гансам и ляхам. Мне кажется, в наше время, в конце двадцатого – начале двадцать первого века, явно это наше противостояние России всему Западу выразил Иосиф Бродский в стихотворении “На независимость Украины”. Украина гордо заявила, что они – Европа, и с Россией не хотят иметь ничего общего. Вот и получайте:

Скажем им, звонкой матерью паузы метя, строго,

скатертью вам, хохлы, и рушником дорога.

Ступайте от нас в жупане, не говоря в мундире,

по адресу на три буквы на все четыре               

стороны. Пусть теперь в мазанке хором Гансы

с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.

Как в петлю лезть, так сообща, сук выбирая в чаще,

а курицу из борща грызть в одиночку слаще?             

Прощевайте, хохлы! Пожили вместе, хватит.

Плюнуть, что ли, в Днипро: может, он вспять покатит,

брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый

отвернутыми углами и вековой обидой.

 

В самом начале Иосиф Бродский «обращается» к «дорогому» воинственному шведскому королю Карлу XII, на сторону которого в ходе похода на Россию переметнулись украинские казаки Ивана Мазепы, которого, однако, в 1708 году в бою под Полтавой разгромил Петр I. Эта дата символизирует для русских силу и героизм их армии, а также украинское предательство. На Украине же тогдашний президент Ющенко в 2008 году – в 300-летний юбилей этого сражения и через двенадцать лет после смерти поэта – праздновал юбилей украинско-шведского альянса.

Естественно, антизападную позицию в этом вековом поэтическом споре занимали и занимают все великие русские поэты ХХ и ХХI века, от Владимира Маяковского до Юрия Кузнецова, от Сергея Есенина до Станислава Куняева, от Александра Твардовского до Бориса Пастернака… На русофобских позициях остаются лишь некоторые поэты  среднего уровня. Можно быть поэтом любой национальности, любой религии, любой идеологии, но в силу величия таланта поэт переступает через любую форматную ограниченность и, отодвигая политические разногласия в стремление стать национальным поэтом, воспевает Россию и русский народ, в противовес всем иным чуждым культурам. Того же Бродского упрекали его либеральные соратники, Константин Азадовский, Анатолий Найман и другие, зачем ему стихотворение “Народ”, и тем более “На независимость Украины”, но поэт понимал важность этих державных строк в своём творчестве.

Ныне на Западе разгул русофобии такой, что даже либералам нашим не по себе становится. К примеру, мой однокурсник по Литинституту, а ныне священник, традиционно придерживающийся либеральных взглядов, отец Владимир Вигилянский возмутился передёргиванием проблемы “Россия и Запад” в западных СМИ. Он иронизирует: “СТРАШНО БОИМСЯ ПУТИНА. Поэтому едем завтра с женой на очередной Международный конгресс «Русская словесность в мировом культурном контексте», который организовывает Фонд Достоевского. Полностью согласен с британской Guardian («Россияне читают классику из страха перед Путиным»), на прошлой неделе просветившей меня относительно моей любви к А.С. Пушкину, Ф.М. Достоевскому и Л.Н. Толстому. Оказывается, я «не склонен рисковать и предпочитаю полагаться на одобренное властями мнение», а также я, вместе «со всей российской публикой», «тяготею к искусству, которое не противоречит политической линии страны». Именно благодаря страху перед Путиным, считает Guardian, я не могу заменить эту «консервативную» троицу такими «толкающими к размышлениям» современными авторами, как Борис Акунин, Виктор Пелевин, Людмила Улицкая, Владимир Сорокин… Впервые задумался ещё об одном упрёке британской газеты – почему среди классиков XIX века нет ни одной женщины? Всему виновата российская система образования, которая «гипнотизирует» школьников называть лучшим русским писателем Александра Пушкина. С другой стороны, Guardian упустила тот факт, что у Пушкина были предки эфиопы, что по либеральным законам толерантности ставит его вне конкуренции. Жаль только, что не был геем. А вот Фёдор Достоевский явно не дотягивает до рекомендованных Guardian современных писательских фаворитов, чьи произведения отличаются «напряжениями мысли», «запутанными переплетениями сюжетных линий», «густыми зарослями средств художественной выразительности», «жёстокой, завуалированной сатирой»…

Но если серьезно, то информационная война и русофобия приобретает явно психиатрические оттенки…”.

Удивительно, но сегодня, после Юрия Кузнецова и Иосифа Бродского, в нашей поэзии, несмотря на острое политическое противостояние, не появляется новых острых гражданских стихов на эту тему. Или кишка тонка, или больших талантов нынче нема?