ПУБЛИЦИСТИКА / Пётр КРАСНОВ. ТОЛСТЫЕ И МОНАРХИЗМ. Из речи на Яснополянских ежегодных Толстовских чтениях
Пётр КРАСНОВ

Пётр КРАСНОВ. ТОЛСТЫЕ И МОНАРХИЗМ. Из речи на Яснополянских ежегодных Толстовских чтениях

12.09.2016
898
1

                                                                                    

Пётр КРАСНОВ

ТОЛСТЫЕ И МОНАРХИЗМ

Из речи на Яснополянских ежегодных Толстовских чтениях

 

Мне показалось интересным проследить эту, условно говоря, «тенденцию», связанную с литературными и общественными деяниями троих наиболее известных Толстых – Алексея Константиновича, Льва Николаевича и Алексея Николаевича – с одной стороны и судьбой русского монархизма с другой.

Хорошо известно, с какой жестокостью утверждал себя абсолютизм в большинстве стран европейской, да и мировой парадигмы исторического развития. Русь-Россия здесь не исключение, и центральная в этом роль Иоанна Грозного до сих пор вызывает ожесточённые – уже в плане теоретическом – споры. Алексей Константинович тут твёрдо держался карамзинской версии – «вот самовластья кара!..» – которая, в общем-то, была принята и С.М. Соловьёвым, и В.О. Ключевским и стала, по сути, некоей основой отношения всей русской либеральной интеллигенции к царизму вообще и, в конце концов, определила его, самодержавия, трагический финал.

Но забывают – кто намеренно, а кто и не придавая этому значения, – об одном: письменная история царствования Грозного три с лишним века писалась только идейно-политическими противниками царя-самодержца – боярами, вотчинниками, дворянами как образованным классом вообще, весьма эгоистично заинтересованными в своей если не «свободе от государства», то в ослаблении нелёгкого государственного тягла, обязательств, которые оно накладывает на владельцев целых, по-нынешнему говоря, регионов страны, не давая разгуляться там их всевластью, а то и самодурству. Потому-то до сих пор не причислен к сонму отцов-основателей российской государственности Иван Четвёртый, насмерть боровшийся с феодальной раздробленностью, местничеством и системой кормлений, за централизацию страны, далеко расширивший её пределы и своими крайне необходимыми реформами заложивший основы могущества уже не Руси, а России. Ему даже не нашлось места в величественном памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде...

И за свою страшно тяжёлую борьбу с врагами и внешними, и внутренними, своего рода сепаратизмом того времени, угрожавшим распадом, на него «писателями истории» – вотчинниками и их потомками – столько «навешано собак», откровенной лжи, мстительных преувеличений и мифов, сколько удостоились за тысячелетнее наше бытие разве что Сталин и Берия, здесь «историков»-потомков из партноменклатуры тоже с избытком хватает... Эта типичная в мировой истории «месть номенклатуры» может сладострастно приписать государственнику-врагу всё что угодно – от собственноручного убийства сына Грозным (никем не доказанного) до, скажем, простенькой такой ситуации: владелец известного скудного гардероба Джугашвили, ужиная на Ближней даче с соратниками и недовольный сервировкой стола, накручивает на палец угол скатерти и сбрасывает всё на пол – повелев, разумеется, всё сервировать по новой... Или как Берия охотился «на баб-с» на бывшей (и нынешней) Тверской. Но это-то ещё рядом, оспорить не так трудно; а попробуй теперь разоблачи инсинуации трёхсотлетние...

Но всё-таки разоблачают многое, используя чисто научные методы и достоверные документы старины, отсеивая ложь. И что весьма показательно, народное предание противостоит «номенклатурному» и полностью «за» Грозного, понимая суровую необходимость его главных деяний. А не так ли, кстати, сейчас и с Верховным?

Но вернёмся к монархической идее как таковой, которая теперь, в последние четверть века, обрела немало сторонников – впрочем, сдаётся, больше в теоретической или даже религиозно показной части, связанной с канонизацией последнего императора. В славословиях и камланиях ему недостатка не наблюдается, и это не столько настораживает (реального будущего за этим не видно), сколько изумляет: для славословящих значат ли хоть что-нибудь эти самые уроки истории?..

Лев Николаевич более чем достаточно сказал и написал о немалых недостатках, пороках и уродствах современного ему самодержавия – судя о нём, как первоинтеллигент, прежде всего с совестных, нравственных позиций. Но и социальные, правовые, экономические несправедливости и бесчинства возмущали его дух не меньше, ибо чем было освобождение 1861 года крестьян без земли, подчеркну, как не проявлением злостного, по-другому не скажешь, эгоизма дворянства, чиновничества и высшей знати? Что стало, кстати, причиной нового острого кризиса в отношениях народа и власти, стремительно разраставшегося уже при Александре Третьем, лучшем из всех, может, хозяине земли Русской. Череда массовых голодов в стране, якобы «кормившей Европу», перекинулась в ХХ век – семь их насчиталось в его начале, и дело дошло до того, что резко возросло число негодных к службе по физическим данным рекрутов-новобранцев (по данным генерала А.Д. Нечволодова)...  Лев Николаевич, мотаясь по округе и всячески пытаясь помочь голодающим, видел ужасающую нищету и безысходность вместе с бесправием крестьянства, почитайте его дневники...

Всё это не могло не привести его к известному крайне отрицательному отношению к «гаранту» существующего положения – царю, причём к любому, и сцены в «Хаджи-Мурате» (не говоря уже о поздней публицистике) лишь довершают его суждения о сущности царизма, что стали, по сути, идеологическим брендом едва ли не всей либеральной и революционной интеллигенции. И последнее царствование сполна и даже с каким-то дурным преизбытком подтвердило все пороки этого впавшего в глубокий кризис государственного управления, схожего под конец с маразмом. Роль «гаранта», вместе с его сословно окостеневшим, застрявшим в ХIХ веке окружением, оказалась здесь решающей.

Главный наказ отца, не воевавшего ни с кем из внешних неприятелей, был о том же: не участвовать ни в каких войнах, не затрагивающих целостность Империи. Сын же нарушил его, втащив страну в две совершенно ненужных, категорически противопоказанных ей войны, бездарно и с великими потерями проигранных, вызвавших две революции и, в конце концов, поставивших под вопрос само независимое существование России.

А началось всё прямо с восшествия на престол, с чудовищной давки на Ходынке, где погибло 1379 и покалечено более 900 подданных, – с которой новоиспечённое его императорское величество отправился на бал во французское посольство, а генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович получил от царя рескрипт с благодарностью за «образцовую подготовку и проведение торжеств»...

Самая главная задача, как её видел Александр Третий, состояла в «сосредоточении России», в обустройстве для жизни её великих, ещё и в пятой доле толком не освоенных, не обжитых пространств. Но небезызвестная алчная и авантюрная «клика Безобразова» втянула его безвольного сына в захватническую войну с Японией, желая ни много ни мало полностью аннексировать Манчжурию и Корею – как будто мало нам немерянной Сибири и Дальнего Востока... Кульминацией этой полностью провальной войны стала гибель более 50 тысяч русских солдат, матросов и офицеров, сдача Порт-Артура, Цусимы. И это ведь надо было додуматься – послать вокруг света сборную, из старья с новьём, тихоходную и с устаревшим вооружением эскадру Рождественского на заведомый разгром её новейшей японской армадой... Затем последовал позорный мир с потерей половины Сахалина, преступное «Кровавое воскресенье» и, как неизбежный результат, революция...

Не лучше обстояли дела и в финансово-экономической сфере страны. Введённый в 1897 году прямым агентом западных банкиров, а по совместительству министром финансов России Витте так называемый «золотой рубль» (с демонетизацией, выводом из оборота серебра) сразу увеличил государственный долг в полтора раза и вверг страну в невылазную финансовую кабалу, полную зависимость от западных кредитов – с соизволения, конечно, ничего не разумеющего и не слушавшего возражений царя-батюшки. В сущности, это та же финансовая ловушка, что и нынешний «Вашингтонский консенсус», в который наши правители влезли по уши и пока безвылазно – причём, надо заметить, тоже добровольно... Всё это привело тогда к массовому разорению крестьян, отечественной промышленности, засилью иностранного капитала, концессионному захвату природных богатств, к вынужденной политике «всё на вывоз» и прочим бедам. Кого интересуют подробности и факты этой подлой диверсии – отсылаю к книге Александра Дмитриевича Нечволодова «От разорения к достатку» и к другим его трудам в интернете.

Спасая страну от революционных безумств, Столыпин попытался провести ряд крайне необходимых реформ, в том числе аграрную, но встретил неприязнь и упорное сопротивление и царя, и его столь же бездумного, в сословном эгоизме погрязшего и во многом уже архаичного окружения. Трагическая судьба этого реформатора известна: на одиннадцатом покушении и, судя по всему, с намеренной промашки охранки он был убит.

Лев Николаевич не застал финала этой геополитической трагедии, – обрушения Империи, – который при более пристальном рассмотрении смахивает скорее на трагифарс. Вообще, участие России в Первой мировой вызывает не то что вопросы, а полнейшее недоумение: из-за чего воевали, из каких таких интересов?!. Военный передел рынков сбыта и колоний, из-за чего сцепились Антанта с Германией и Австро-Венгрией? Но таковых у России, имеющей свой огромный внутренний рынок, не было... Защита Сербии? Но посмотрите на карту: как можно было войной помочь Сербии? Разве что в три-четыре недели разбить наголову отлично отлаженную военную машину немцев и австрийцев. Но шансов на это не было никаких, по многочисленным данным Русская армия была совершенно не готова к войне, имея лишь большую и скверно вооружённую солдатскую массу, что и сполна подтвердилось в ходе военных действий. А затяжная война положение Сербии лишь ухудшала; да и само провоцирование некоторыми её политиками конфликта с Австро-Венгрией (убийство эрцгерцога) явно инспирировалось со стороны Антанты, чтобы втянуть в него русских...

Чего хватало у царской правительственной знати, так это имперского апломба и самодовольства – при критической нехватке как денежных средств, так и всякого рода и вида вооружений, патронов, снарядов и прочего, необходимого на войне, даже и хлеба: продразвёрстку придумали отнюдь не красные, а именно царские, попытались провести её в 1916 году, но не справились, как и со всем другим, что требовал Молох войны; солдаты в глине окопов за неимением сапог лапти плели, голодали и в еде, и в боеприпасах...

Главной же причиной краха Империи была полная потеря стратегического мышления у царя и всей военно-политической верхушки страны. Как можно было стать военным союзником Британии, вчерашней союзницы Японии и своего злейшего врага на протяжении нескольких веков, а с нею и Франции, памятной нам по 1812 и 1855 годам? Союз России и Германии – вот страшный сон англосаксов, атлантизма вообще даже при нашем военном нейтралитете (что вполне актуально, кстати, и сейчас). Но при полной возможности установить этот весьма естественный союз с кузеном Вилли-Вильгельмом (договорившись на приемлемых условиях и по сербскому вопросу, на которые Германия с Австро-Венгрией несомненно бы пошли, чтобы не воевать на два фронта) и не лезть в эту совершенно противопоказанную нам и не дающую никаких выгод войну, а вернее бойню, царь и его окружение поступили ровным счётом наоборот...  То, что это было в буквальном смысле «окружением», напичканым британской и французской агентурой влияния, сейчас хорошо известно, и не умственным способностям Николая Романова было этому противостоять.

Есть, правда, ещё одна идея-фикс царизма, сколь величавая, столь и сумасбродная: Константинополь, Святая София, проливы... Когда через год войны, про Сербию уже и забыв, и народу, и даже генералитету стало ясно, что воюем ни за что, по сути, только чтобы угодить союзникам, поднялись серьёзные голоса за сепаратный мир с Германией, даже и мужик Распутин это понимал. И чтобы удержать Россию в этой бойне, причём как главную и совершенно дармовую силу, да ещё наиболее страдавшую по страшным военным и территориальным потерям, союзнички пообещали в случае общей победы осуществить эти мечтания русских кабинетных прожектёров. Тайно от всего мира посулили, даже от союзницы Италии, только что втянутой в войну, невразумительно и с оговорками всякими и условиями.

Вообще, повторюсь, история того, как втаскивали царское правительство в войну, весьма-таки смахивает на фарс, с недоумками и двурушниками петербургскими союзнички не церемонились. Автор лучшей, на мой взгляд, наиболее полной и объективной книги о том английский историк В.В. Готлиб («Тайная дипломатия во время Первой мировой войны». Москва, 1960г.), весьма кропотливо разбираясь в хитросплетениях той политики, однажды в досаде за Россию не выдерживает серьёзного тона, роняет: «... это было очень похоже на то, как заманивают осла, подвешивая морковку перед его носом...».

То, что ни в каком, даже самом лучшем исходе войны Россия этого обещанного не получила бы, с излишком ясно из обнародованной давно переписки союзничков, из мемуаров многих. Но даже если и представить это, то что бы делало царское правительство с полученным полуторамиллионным, крайне враждебным мусульманским Стамбулом – оккупированной столицей пусть упразднённой, но ещё фактически  существующей Османской империи? Это стало бы «политическим геморроем» для России на ближайшие полвека и вряд ли с хорошими последствиями... А Британия с Францией уже через полгода, глядишь, заголосили бы о попранных правах турецкого народа и начали бы поставлять младотуркам оружие и кредиты на освободительную войну... Или кто-то ещё сомневается, что могло быть иначе? И тут же блокировали бы и пресловутые проливы, совсем слаб оставался Черноморский флот, чтобы удержать их.

Да и что эти проливы – из бутылки Чёрного в бутылку Средиземного, где пробки Гибралтара и Суэца в руках британцев? А вскоре России, уже Советской, запечатали все выходы в мировой океан, началась интервенция всех – и врагов, и бывших союзников, и даже нейтралов...

Как воевала повязанная сословными узами, с устаревшими военными инструментариями Русская армия, известно каждому, пожелавшему знать, научной и художественной литературы на эту тему написано с избытком. Но никакой массовый героизм воинов русских не мог преодолеть бездарности командования алексеевых и самсоновых, повторявших штабные «подвиги» куропаткиных и стесселей в Японскую, не мог перемочь распада и разврата ворюги-тыла, не мог отменить полнейшей бессмысленности этой бойни «за-ради батюшки-царя», пославшего вдобавок – немыслимое дело! – 50 тысяч своих «солдатушек-детушек» под чужое командование во Францию и Грецию в качестве «пушечного мяса», которого союзничкам никак не жаль было гнать на убой... А когда во всех других воюющих армиях ввели стальные каски, по статистике защищавшие голову от трёх четвертей ранений, и предложили уже готовые к производству русские образцы их ему на утверждение, этот невразумительный человечек ответил отказом: они, сказал, нарушают бравый вид солдатушек...

Вообще же, не найти в мировой истории аналога  т а к о г о  – за пределами всякой логики и здравого смысла – беспрецедентного «союзничества», участия в чужой, по сути, войне: воюя только и исключительно за интересы союзников, своих практически не имея, Россия (вместо того, чтобы отдавать им старые, довоенные внешние займы) залезала в новый огромный долг перед союзниками же, покупая за их кредиты у них же многие виды вооружения и прочего военного имущества. То есть вынужденная отдавать потом сам долг, ростовщические проценты на него, да ещё принося огромный барыш союзническим производителям...

Граф А.А. Игнатьев, в качестве военного атташе всю войну занимавшийся такими закупками у союзников, во всех подробностях описал этот маразм царской, закабалённой мировыми ростовщиками верхушки в своей книге «Пятьдесят лет в строю». И не вынес этого гнусного предательства интересов своей Родины, перешёл на сторону советской власти, сохранив на своём счету и передав ей часть тех кредитов.

Но Россия платила за эту чужую войну, за предательство прогнившего до дна царского бомонда не только своими «кровными», но и великой кровью: в мировой бойне погибло миллион шестьсот семьдесят тысяч русских воинов и около одного миллиона гражданских, ранено 3,8 и попало в плен 3,3 миллиона человек, понеся вдобавок большие территориальные потери. Для сравнения, Франция потеряла убитыми 1,3 миллиона, а Британия 700 тысяч. То есть более половины человеческих жертв этой дикой войны понесла Бог знает за что именно наша страна – по соизволению человека, которому сейчас ретиво бьют поклоны всякие энтузиасты монархизма.

И как вообще судить о нём, ставшим, по сути, персонифицированной катастрофой для страны и народа, наказанием Божьим? Как учесть в таком деле все случайности рождения и престолонаследия? Этот несчастный маленький человек, предмет семейного препирательства между женой и матерью за влияние на него, изначально не был готов и не испытывал желания быть императором всея Руси – и, не найдя разумения в себе и  решительности даже на здравый отказ, стал им... Довёл до ненависти к себе или равнодушия всю активную часть народа, без малейшей попытки сопротивления бросил державу на произвол судьбы – и его, никчемного, тотчас все покинули, ни в чём ему давно не веря, не надеясь, даже и Церковь в числе первых отреклась, не говоря уж о чиновничестве; и ни одной, заметьте, реальной попытки  освобождения царя не зафиксировано, ни на одном знамени Гражданской войны его имени не было – войны, жертвы которой опосредованно тоже ведь на его совести...

«Красному графу» Алексею Николаевичу, как и графу Игнатьеву, определить своё отношение к царизму было проще – «стоя на плечах» предшественников и на себе испытав весь кровавый срам финального царствования, в котором не хватало именно смыслового содержания, тех самых национальных интересов, целеустремлённого развития, направленного на благо государства, а там, глядишь, и народа – раньше для народа, без государственного благоустроения, не получится...

Что случилось, однако, то случилось. Устроители Февральской 1917 года революции являлись, в сущности, пресловутой «пятой колонной» союзников, как и большая часть царского окружения. Алчные до власти, но не умеющие и не желающие распорядиться ею в настоящих национальных интересах страны, они вконец усугубили её катастрофическое положение, объявив «войну до победного конца». Британский кузен и союзничек Георг V отказался дать убежище семье свергнутого родственника, хотя всяким революционерам из России в этом отказа никогда не было. Очень жаль детей Романовых, доктора Боткина и троих слуг. Из 150-тысячного офицерского корпуса Империи, по некоторым данным, около половины служили в Красной Армии и 35-40 тысяч в Белой Гвардии. Уже 15 августа 1918 года госдепартамент США заявил о прекращении существования России как государства и высадил на Русском Севере и во Владивостоке свои войска, как это сделали и британцы, французы, немцы, японцы, турки и прочие, прочие.  Нет сомнения в том, что без этой многосторонней и многофакторной интервенции гражданская война закончилась бы гораздо раньше, с меньшими потерями и разрушениями. Большевики всё же сумели спасти Россию от развала и запланированного – бессрочного, судя по всему, –  расчленения на оккупационные зоны интервентов. Предполагать, сколько «стран СНГ» возникло бы уже тогда на просторах бывшей Империи, не берусь... Планы политического Запада в отношении нас со времён Александра Невского мало в чём изменились.

Но как вернуть к элементарному здравому смыслу, к способности объективно осмысливать прошлое нынешних нео-монархистов, весьма рьяных почитателей, всевозможных «ревнителей» последнего царя, средь которых немало и политиканских конъюнктурщиков, дельцов, и просто мошенников? Этого не знает никто.

 

Комментарии

Комментарий #3010 20.09.2016 в 15:55

Спасибо. Действительно, загадка, почему сейчас подымается в России старая, проигравшая и уже прогнившая идея? Наверно потому что отсутствует идея настоящего времени. На самом деле Идея есть, но её боятся.