Андрей КОЗЫРЕВ. В КРАЮ НЕПУГАННЫХ ПОЭТОВ. Стихи

 

Андрей  КОЗЫРЕВ

В  КРАЮ  НЕПУГАННЫХ  ПОЭТОВ

 

В  КРАЮ  НЕПУГАННЫХ  ПОЭТОВ

В краю непуганых поэтов,

В краю неспугнутых богов

Слова бесчисленных сонетов

Звучат с бесчисленных Голгоф,

И – вопреки законам света,

Не зная смысла своего,

Идут, идут на смерть поэты

И не боятся ничего.

 

Всё просто, как слова из песни.

Сиди, терпи, строчи, твори,

Родись-живи-умри-воскресни

На счёт солдатский: ать-два-три.

Живи, пока хватает хлеба,

Пока, стремясь протечь в века,

Стучится в нёбо, словно в небо,

Одна колючая строка…

 

Поэт распят. В петле Иуда.

Пилата мучит боль в башке.

А мы надеемся на чудо –

Вот-вот, сейчас, невдалеке…

Воскреснув, мы идём по водам,

Как по своим черновикам,

Во славу весям и народам,

На смех богам, на страх векам.

 

Поэты – злы. Стихи – полезны.

Стихи – нужны, поэты – нет.

И пляшем мы от бездны к бездне

Среди созвездий и планет,

И ищем песни, что не спеты,

Средь вороха черновиков

В краю непуганых поэтов,

В краю неумерших богов.

 

НЕ  ТОЛЬКО  О  ПИДЖАКЕ

Кто я такой? – Поэт. Брехун. Чудак.

Меня таким придумали – не вы ли?

Ромашками давно зарос пиджак.

И валенки грязны от звёздной пыли.

 

У времени прибой есть и отбой.

Я установлен, как закон, в природе, –

Не бегая за модой, быть собой,

Ведь солнце, не меняясь, вечно в моде.

 

Пусть дни текут, как чёрная волна!

А у меня – на берегу заката –

Среди волос запуталась луна,

А губы пахнут космосом и мятой.

 

Бог поцелуем мне обуглил лоб,

И мне плевать, что обо мне болтают:

Какой неряха, чудик, остолоп, –

Пиджак цветёт, и валенки сияют!

 

ВАЛЕРИИ  РУДИ

Мне грустно, Валерия Руди, что лето свершилось,

Что сны отоснились, что сказкам приходит конец.

Отсияла своё сирень и увяла жимолость,

Не отперт волшебный – приснившийся нам – ларец.

 

Крепнут яблоки, алые, спелые, – августа рыжебрового дети.

Как жаль, что мы своё яблоко, райское, не уберегли…

Как повеет в окошко вечером разбойный ветер,

Как начнет своё вечное разлюли люли…

 

Он тебя тёплыми ладонями чуть коснётся,

Он припадёт к твоему правому, пульсирующему виску –

И в твоих волосах захохочет детское солнце,

Как мальчик, бегущий к морю по обжигающему песку!

 

А ты знаешь, жизнь – она крепче чая с малиной,

В ней не только уют и игра… Знаешь, вдруг пробегает дрожь –

И на сердце так разбойно, свежо, соловьино,

Что верится, плачется, а отчего – не поймёшь…

 

А помнишь, помнишь – мы рядышком в театре садились,

И пробегало по телу тайное, плачущее тепло,

И глаза незаметно, как воры в ночи, сходились,

И пальцы вздрагивали, как птичье встрепенувшееся крыло…

 

Не сбылось! Не стало общим – нашим – небо, Валерия Руди!

Расточились, зря пропали из ларца сказочные дары.

Розовые кони ржут, пенят медные, в яблоках, груди,

И под кожей, напрягаясь, перекатываются шары…

 

Нас вместе несли по свету эти розовоокие кони,

Вместе нам пели сказочные, золотогрудые соловьи…

Мне грустно, что другому в крепкие, гордые ладони

Отдала ты детские руки свои!

 

Другому ты доверяешь свои обиды, победы и беды,

Другой заселяет, как дом уютный, твои мечты…

Какие дороги меряют твои узкие кеды,

Кому принадлежит то небо, на которое смотришь ты?

 

Теперь по нашим дорогам, асфальт копытами пробуя,

Цокают скушные будни, точно в старом каком кино.

А небо, оно – у каждого своё, особое,

А у нас оно было общее – только давно, давно…

 

После – всё было у нас, только неба – одного на двоих – не хватало.

Да! Разве счастье бывает – взаправдашнее, всерьёз?

И для кого же ты, юная, расплескала

Рыжее золото улыбающихся волос?

 

Белое платье, зелёные босоножки, волосы улыбаются,

В глазах светляки пляшут, закат рассеивает пыльцу,

И солнце прозрачным орлиным пухом над землёй рассыпается,

И зелень листвы августовской, и небо тебе к лицу…

 

Не хватило тогда мне силы, и мужества, и тепла…

Не бывает в жизни такого, чтоб от счастья любовь бегала!

Было всё. Было солнце, и небо, и сны. И любовь – была.

Только нас с тобою, Валерия Руди, на свете, похоже, – не было.

 

Я  ЛЮБЛЮ ЭТОТ  САД

Наивная песенка на старый мотив

Я люблю этот дом,

Я люблю этот сад,

Где под синим дождём

Георгины стоят.

 

Я люблю этот сад,

Я люблю этот дом,

Где цветеньем объят

Куст под самым окном.

 

Пусть в миру пролетят

Тыща лет или две –

Я люблю этот сад

У меня в голове.

 

В нём не гаснет закат

И не вянут цветы.

Я люблю этот сад

Под названием «Ты».

 

И, когда я уйду

За земной окоём,

В этом дивном саду

Мы с тобою пройдём.

 

Мы пройдём по судьбе,

Невесомы, чисты –

Ты во мне, я в тебе,

И в обоих – цветы.

 

И в цветенье огня

Потону я один,

И пройдёт сквозь меня

Тёплый дождь георгин.

 

РУССКАЯ  НОЧЬ

Лежу на дне огромной, чёрной ночи –

Осадок на горелом дне котла.

Что делать, если, хочешь иль не хочешь,

Но жизнь сквозь дыры в небе утекла?

Мир – он такой: наивный, но коварный.

Лежу. Смотрю в высокое окно,

Где над Россией треплется бездарно

Пробитое небесное сукно.

 

Щербатая луна хохочет снова.

Она дрожит уже который час,

Как голова Емельки Пугачёва,

Вися в руке хмельного палача.

Эх, русский бунт!.. Скрипит с надрывом дверца,

И я с оглядкой выхожу во двор,

За пазухой храня хмельное сердце,

Как некогда Раскольников – топор.

 

Быть может, время – это вид насмешки

Над человеком, впаянным в Ничто?

История падёт орлом и решкой,

А мы опять поставим не на то.

…А город ночью вдруг набухнет тьмою,

Прильнёт к окну и выдавит стекло –

И унесёт меня своей волною

Туда, где доброты добрее зло.

 

Но, как бы пропасть века ни зияла,

Мне о любви надсадной не забыть,

И вылезает из-под одеяла

Та пустота, где ты могла бы быть.

И, глядя с неба в нас, ты ищешь знака,

Что мы – живём… Болит, как шрам, душа.

И Омка, как приблудная собака,

Прижалась мордой к боку Иртыша.

 

НОЧЬ  НА  БЕРЕГУ

Ночной Иртыш. Глухая тишь.

Ночь пахнет зноем и землёй.

Ты всё мне, может быть, простишь

За слёзы под Твоей луной.

 

Ты, может быть, отпустишь мне

Земную часть моей вины

За то, что я сгорал в огне –

В прозрачном пламени луны.

 

От ног моих и до небес

Река вольготно разлеглась,

Как лунных грёз противовес,

Сквозь нашу жизнь, сквозь нашу грязь.

 

Лучится аромат луны.

Лучи на волнах золотят

Сквозь нашу грязь, сквозь наши сны

Дорогу в рай, дорогу в ад.

 

Лохматый пёс лакает свет.

Его язык течёт в простор.

Цыганский говорок планет

Звучит земле наперекор.

 

Бездомный дух, бродячий пёс,

Бьёт по ногам моим хвостом,

Мне в руки тычет мокрый нос –

Скиталец в космосе пустом.

 

Пророчески блестит бутыль.

Пророчески дымит костёр.

Сквозь некосмическую пыль

Несётся запах-метеор.

 

Но звон трамвая в стороне,

Звучащий ровно в ровной мгле,

Едва напоминает мне,

Что мы, однако, на земле,

 

Что скоро что-то над землёй

Наполнит светом окоем,

Что Ты очертишь контур свой

Меж тьмой и мной, добром и злом, –

 

Ты, зажигающий звезду

Над небом, видным сквозь пейзаж,

Сквозь весь извечный морок наш,

По вере, делу и труду,

По нашей вере в чистоту

Нам всем воздашь,

Сполна воздашь.

 

СИБИРСКИЙ  ЧАСОСЛОВ

Кладбищенские комары пьяны

От нашей крови, от хмельного лета.

Кровь с кисловатым привкусом вины –

Наследный признак тощего поэта,

Стоящего в кругу семи ветров

На кладбище, в бессильной, нищей грусти...

Здесь, позабыв забвенье, наизусть я

Листаю свой сибирский часослов.

 

Трещит кузнечик в голубой траве.

Так вот она, мелодия бессмертья!

Тончайший контур тучки в синеве,

Тончайший запах резеды на свете,

Лопух, растущий из родных могил,

Растоптанных, ободранных и милых…

А я… Что я?.. Я всё, что мог, забыл,

Но этого, увы, забыть не в силах.

 

Пахотин… Рыбин… Фёдоров… Родня

Ушла за грань, где звон столетий робок.

Здесь смерть чужая пробует меня

И пальцами берёт за подбородок.

Здесь литерами новых языков

Стоят кресты, надгробья, монументы,

Пришедшая родня, звон комаров,

Венки, цветы и траурные ленты.

 

Я изучаю стёртый алфавит,

Перебираю в памяти надгробья…

Устав от всех проглоченных обид,

Земля на небо смотрит исподлобья.

Простых надгробий каменный петит

Молчит, не утрудив наш ум нагрузкой,

И каменный непрочный манускрипт

Ждёт, кто его переведёт на русский.

 

Святая стёртость побледневших лиц,

Смиренье глаз и букв, ушедших в камень,

Велит душе пред ней склониться ниц,

Признать урок, преподанный веками.

Так! следовало жить, любить, страдать,

Слагать стихи торжественно и чётко,

Чтоб за пределом мира услыхать

Не то, что ты записывал в тетрадь, –

Не блажь стихов, – немую благодать,

Звон комара,

                       кузнечика трещотку.

 

ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ В КОСМОСЕ

                                      Открылась бездна, звезд полна,

                                      Звездам числа нет, бездне – дна.

                                                                          Ломоносов

Когда в постели ты уснёшь надолго,

Когда проснёшься в запредельной мгле,

Тогда поймёшь, как весело и колко

Идти босым по собственной золе;

 

Как весело – снять тело, как рубаху,

И в бездне бездн, в огне огней – без страха –

Забыв на миг, что ты ещё живой,

Гулять по небесам вниз головой!

 

Как муха, на прозрачных тонких крыльях,

С мильоном глаз, идти ногами вверх,

По небосводу, нищим и всесильным,

И слышать смехошум и небосмех!

 

Как облака воркуют и курлычут!

Как зелен ветер! Как пушист рассвет!

Всё относительно, и нет различий

Меж вышиной и низом для планет.

 

Нет верха, низа – в космосе всё зыбко…

Глядите в небо, мёртвый и живой, –

Там рыжий клоун с царскою улыбкой

Идёт по небесам вниз головой!

 

В его руках смеётся луч-гитара,

И в свете нескончаемого дня

По всем углам вселенского базара –

Лучей весёлый щебет, воркотня!

 

Базар вселенский – всё в нём вверх ногами,

В нём шум и хохот, блеск и звон монет,

В нём дарят и меняются дарами,

В нём сквозь людей течёт небесный свет!

 

В нём солнечные зайчики, как дети,

Из ветра лепят замки без забот,

С лучом-гитарой клоун сквозь столетья

По небесам вниз головой идёт!

 

Быть здесь, сейчас – и в небе, и повсюду,

Забыв про притяжения закон, –

Такое цирковое чудо-блюдо,

Такой мистический аттракцион!

 

ДЕРЖАВИНУ.  ЖИЗНЬ  ОМСКАЯ

Я жил на Омке, – не на Званке, –

Когда из тьмы веков ко мне

Явилась Муза – голодранка,

И замаячила в окне.

Она зашла ко мне погреться,

Залезла в душу и в карман,

И объяснила суть прогресса,

И водки налила в стакан.

 

Вы, Машка, Хлоя и Фелица,

Меня не смейте ревновать!

Для шуток с этою девицей

Нужна тетрадь, а не кровать.

Я с вами цацкаться не стану,

Ведь на земле известно всем:

Пиитам русским по Корану

Иметь дозволено гарем.

Мне всё дозволено и свято,

Святое место часто смято.

Жись без греха – что без стиха:

Мелка, соплива и тиха.

Так наплюём на наше горе

И запируем на просторе!

 

Глагол времён… Всё это басни.

Есть вещи слаще и прекрасней:

Вот на столе лежит арбуз

И выставил зелёный ус.

Вот разлеглась, ещё невинна,

Изнеженная осетрина.

Блины с икрой, как генералы,

Лежат горою после бала,

И разлитой по кружкам квас,

Являя нрав, шипит на нас…

 

Согласно истине столетней,

Литература – дочка сплетни.

И я с утра до самой ночи

В окно на двор уставлю очи,

Чтоб подсмотреть там стайку тем

Для од, элегий и поэм.

 

Какой народец населяет

Те животрепетны края,

Где в Иппокрену претекает

Моя иртышская струя!

Какие здесь мосты, дороги,

Какие старые чертоги,

И каждому здесь старику

Власть оставляет по пеньку.

Какая пыль! Какие были!

Какие дивы нас любили!

Какие стервы нас бросали!

Какие звёзды нам сияли!

В каких болотах мы тонули –

И вот теперь сидим вот здесь,

На Омке, в крепости, в июле,

И будоражим лестью спесь.

А Муза, девка крепостная,

Роман нам крутит, превирая

Сухую правду в сладку ложь,

И хренушки её поймёшь.

 

Российских од архиерей,

Приди ко мне и помудрей.

Тебе я расскажу о мире,

Бряцая на журнальной лире.

Журнал твой разум озадачит:

Какая в мире канитель!

А что там Вашингтон чудачит?

Пошто артачится Брюссель?

Варшава лезет вон из кожи,

Чтоб сажей нам замазать рожи,

И где-то бродит гад Игил –

Ошеломительный дебил.

 

А что у нас? Покой, затишье,

Песок да тополиный пух.

Ворует вор. Писатель – пишет.

Реклама – тешит взор и слух.

Гад – гадит. Машет пикой витязь.

На всяк вопрос – один ответ:

Вы молодцы. Вы здесь держитесь.

Страна в порядке. Денег нет.

 

Восстань, воззри, пиит свободный,

На синь народныя волны!

Пойми язык простонародный,

Поверь ему бессмертны сны!

Постигни правду нашей веры,

Пойми всю суть заподлицо,

В лицо Истории-мегеры

Влепи российское словцо!

 

Я всё ж чего-нибудь да стою,

Недаром пел, недаром жил.

И да залягу я рудою

Меж каменных Господних жил!

Окаменеет близь и дальность,

Разбьётся звёздная хрустальность

В тот страшный час, последний час,

Что уравняет с прахом нас,

Но и в кремнёвой вспышке света,

Что в судный день издаст планета,

Мелькнёт часть моего огня –

И Бог воспомнит про меня…

 

Прости меня, мой собеседник:

Чудачеств пушкинских наследник,

Я разбираться не привык

В том, что вещает мой язык…

Слова резвятся, как амуры,

Пред ликом девственной натуры,

Трезвы, ясны, вполне в уме,

А я уже ни бе, ни ме.

Но, и не смысля ни бельмеса,

Я всех зову на путь прогресса,

И пусть трепещет тот прогресс,

Что нас не взденет до небес!

Держава росская богата,

Трепещет в небе грозный флаг,

И всё не так у нас, ребята,

И слава Богу, что не так!