Геннадий СТУПИН 
Геннадий СТУПИН (1941-2012)
ЧЕРТОПОЛОХ
От автора
Старый поэт – оксиморон, бессмыслица. Или не старый, или не поэт. В старости, с угасанием сил, желаний, любви, поэт перестаёт быть поэтом. Как всякий человек он переходит в отрицательное поле жизни и мира, взаимно отчуждается с ними. Жизнь теряет смысл. Человек недоумевает, растерян, обижается, злится, становится диким, вздорным, превращается в вещество – умирает. Конечно, есть "поэты", пишущие до смерти, по привычке, по инерции – лицедействуя, повторяя себя молодого, то есть халтуря. Нет ничего более смешного и жалкого, чем молодящийся старик. Естественнее, достойнее искренний, откровенный старик, опустошённый, бессильный и потому злой или смиренный, в зависимости от характера. Недаром же поэты умирают рано, или кончают с собой. Настоящий поэт создаёт поэзию органически, всем организмом, как частью Вселенной, Космоса. Он по определению автологичен и в содержании, и в стиле. Само действие писания стихов есть акт сознания и чувствования себя в жизни и мире, акт преодоления хаоса, грязи, мрака, смерти – несмотря на предмет, тему. Хотя рутинная инерция стихотворства, редактирования и чтения диктует непременное "разрешение", "выход", хотя бы внешний катарсис. В советское время даже политбюро принимало решение о бодрости и светлости в литературе и искусстве. Это потребительское представление о поэзии и отношении ней. Как многим женщинам хочется, чтобы было "красиво" и "про любовь". Поэт же и перед лицом смерти остаётся верен себе, из последних сил пишет "о себе" и "для себя", то есть прямо, всем существом сознавая и – отрицательно – преодолевая новое, отрицательное состояние – мыслью, душой, словом.
Август 2007 года
* * *
Призрачно, призрачно, призрачно всё.
В солнечном свете – глубокий оттенок
Мрака. И пахнет могилой от тени
Дома – наполнено жизнью жильё...
* * *
О, наконец, замри же всё вокруг!
Ни звука, ни малейшего движенья!
Дай мысли наконец закончить круг
И выход ей найти и продолженье.
Но за стеной то стук, то смех, то плач,
А за окном то дождь, то снег, то ветер...
И мысль опять теряется, хоть плачь!
Нет воли для неё на этом свете!
И как слепая лошадь на кругу,
В который раз в свой старый след ступаю…
Сначала всё... Нет, больше не могу!
Шумит, мешает думать жизнь слепая!
И страшное сомнение берёт:
Не одолеть, хоть кровь из сердца брызни,
Не вырваться ни взад и ни вперёд –
Нет в жизни мысли дальше этой жизни.
Ну что же, победила ты, кружись!
А я сдаюсь, устал я до упада.
Шуми, шуми, бессмысленная жизнь!
Коль смысл в тебе, то мне его не надо.
* * *
Спутница моя, печаль.
Потому что невозможно
Жить как должно – непреложно
До конца. А жизни жаль.
Роковая круговерть
Своенравно мною правит.
Отказаться бы я вправе,
Да принять пришлось бы смерть.
Для чего мне знать дано
То, как в жизни не бывает?
Это знанье убивает.
И убило бы давно.
Если был бы я сильней
И жесточе, нетерпимей
В жизни неисповедимой,
И расстались бы мы с ней.
Только жизни этой – жаль...
И живу я невозможно,
И со мною непреложно
Спутница моя – печаль.
ЧЕРТОПОЛОХ
Бессмысленно гляжу на белый свет –
Ему во мне ответа больше нет.
И он, ненастен, солнцем ли горит,
Мне больше ничего не говорит.
Всю жизнь мы говорили, след, не след,
Пьяны бездонностью пространств и лет.
И вот на дне вино моё горчит,
И в свете мрак сквозит, многоочист.
И свет не свет, и я глазами плох –
Смеркается, пустырь, чертополох.
Колюч и сух, в запёкшейся крови –
На жизни, на страданьях, на любви.
Молчание. И смертной скуки вздох...
А дальше полный несусветный вздор.
* * *
Ты победила меня, жизнь.
И я сдаюсь и умираю.
Но перед смертью умоляю:
Ты меня в поле положи.
И незаметно усыпи
Морозом. И не похоронам –
Отдай меня волкам, воронам,
Чтоб не нашёл никто в степи.
Чтоб я, как в жизни был ничей,
А только Божий и природный,
Так и по смерти был свободный,
Даже от памяти твоей.
* * *
Не осталось ничего святого
За душой и просто ничего.
В мир ушло всё, в музыку и слово.
Пусто, где душа была, черно.
Не осталось ничего и в теле.
В труд ушло, в любовь ушло, в вино.
Доживаю век свой еле-еле,
Сердце рвётся и в глазах темно.
Ничего мне люди не вернули,
Ничего мне мир не возвратил.
И гуляю голый, гули-ули,
И гугню весёленький мотив.
И смешу мальчишек и пугаю,
Старая пустая голова.
Эх ты, жизнь-жестянка дорогая...
И глотаю горькие слова.
В белый свет, что неизменно ясен,
Недвижим, вперяюсь день-деньской:
Потому он кажется прекрасен,
Что вполне бессмыслен и бесстрастен,
И бесчувствен к участи людской.
* * *
Галок причитания и вопли
Над глубоким белым сном земли...
Все мои мечтанья, силы, воли
Снега остудили, замели.
Превращаюсь в ком ненужной плоти,
В вещество без смысла и души.
И гляжу, от жизни на отлёте:
Разве только дети хороши.
И остались, попусту тревожа,
Ото всей любви и красоты
Девичьи и женские межножья,
Ягодицы, ляжки, животы...
Мир, моею силой не обожен,
Груб и скучен, как могила, ты.
* * *
Всей этой жизни смертельный обман:
Всей красоты этой прелесть и мреть,
Грёз, упований, Любовей дурман, –
Миг. А за ним – бесконечная смерть.
Что из того, что в других перейдут
Наши ли гены, таланты ли в деле?
Лишь продолжение в замысле тут.
Без направления и без цели.
Столько себе в утешенье притом
Сами придумываем, затеваем...
О, человечества в мире планктон,
Вечностью ежемгновенно смываем!
То-то, природы разумная часть,
Так же, как звери, мы смерть принимаем,
Смирно. Когда наступает наш час,
Неукоснителен и невменяем.
Смолкните, все болтуны и вруны!
Вы, богослов ли, философ, историк.
Лишь умирая, поймёте и вы:
Жизнь есть обман.
Хотя смерти он стоит.
* * *
Допиваю последние капли.
Стало уксусом жизни вино.
Моё время и силы иссякли.
На душе и на свете темно.
И креста на могиле не ставьте,
Где гнильё будут черви сосать.
Как сказал откровенный Астафьев:
Мне вам нечего больше сказать.
Мрачновато, конечно, но честно.
Даже некуда дальше честней.
Но от слов этих вольно – не тесно
В остающейся жизни моей.
Окончательно так и спокойно.
Ибо – истинно. Всё так и есть:
Человек умирает, поскольку
Был да вышел до капельки весь.
Как становится чёрной дырою,
Отгорев и остынув, звезда.
Хотя свет её некой дугою
Сотни лет всё идёт к нам сюда,
Пусть источника нет. Всё другое
Человеческая ерунда.
* * *
И вот земля перетянула небо
Во мне, и тихо опустился я
Между растений и зверей, и немо
Живу на дне земного бытия.
И вижу близко всё как есть, подробно,
Без горнего сияния любви:
И всё так просто, скучно и утробно,
В слезах, в поту, и в сперме, и в крови.
И это всё старенье, умиранье
И выпаденье на закате дней
Из Космоса, и разочарованье
И в человечестве, и в жизни всей.
* * *
Сияют выси голубые
И кипенные облака,
Горят берёзы золотые,
Летят, как замерли, века.
И мысли и слова пустые,
И музыка и ритм стиха –
Всё канет в солнечной пустыне,
На донце моего зрачка.
Пропали годы жизни бренной,
И значит, смерти больше нет –
Один лишь свет во всей вселенной,
Один лишь бесконечный свет.
Летит, ликуя и звеня,
И вижу я: в нём нет меня.
* * *
Упругая, точёная, литая
Плоть жизни, наслаждения и смерти.
Парчовая, пурпурно-золотая
Петля любовной гиблой круговерти.
Я рвался сам в её тугие смерчи,
В исход, исток ли, удержу не зная.
И вижу, отчуждён, ослабнув, смеркши:
Она кровяно-потно-земляная.
Другие рвутся в тесные объятья
И безоглядно рвут сердца и жилы
В смертельном наслаждении зачатья...
А я природы замысел исполнил.
А жизнь для смерти, или смерть для жизни
И что есть что – увы, так и не понял.
* * *
Я ухожу. И мир всё дальше.
Всё тише и темней, пустей.
Но жалко не себя мне даже –
Жаль остающихся людей.
Им тоже уходить придётся,
Таким красивым, молодым...
Невидно время пронесётся,
Как тонкий ядовитый дым.
Сотрёт любви, труды, надежды
И даже память – всё сотрёт.
Пусть малодушный и невежда
Нам о загробной жизни врёт.
На мир взираю с неприязнью:
Он равнодушен и жесток.
Он всё живое смертной казнью
Казнит, побаловав чуток.
Краса, любови, наслажденья –
Всё только прелесть и дурман,
Всё лишь для жизни продолженья,
Куда? – Темно. Туман. Туман.
* * *
...И в отчуждённом свете,
У жизни на краю
Приготовляюсь к смерти,
К исчезновению.
Хоть ничего не вижу
Сквозь яви решето,
Но чувствую: всё ближе
Безликое ничто.
Такая бездна света
И вечности вода,
Что не понять, как это –
Нигде и никогда.
А в прахе ли, в могиле –
Там буду уж не я –
Подверженная гнили
Пустая плоть моя.
Так что гадать напрасно
О том, что – ничего.
Когда предельно ясно:
Я стану – вещество.
А дух, душа и разум,
Любовь и боль всех лет –
Всё это канет разом
В пространство, воздух, свет.
Которые – повсюду.
Не былка, не звезда –
А я – невидим – буду
Во всём, везде, всегда.