Татьяна РЕБРОВА. И СКИФСКИМИ ПОДВЕСКАМИ АЛЕЯ. Стихи

 

Татьяна  РЕБРОВА

И  СКИФСКИМИ  ПОДВЕСКАМИ АЛЕЯ

 

ПОРТФОЛИО

(эпиграф)

Какою нравлюсь я тебе,

Какой твоей лишь снюсь судьбе?

На щёчке мушка сквозь вуаль

Иль с форсом ямочка и шаль?

Какою нравлюсь я тебе,

Какой твоей лишь снюсь судьбе?

 

По пояс водопад льняной

Иль взбитый пеной кружевной

Шиньон с жемчужиной-луной?

Какою нравлюсь я тебе,

Какой твоей лишь снюсь судьбе?

 

Шнуровка, шлейф, шифоны в пол

Иль колокольчиком подол –

Коленок яблочный прикол?

Какою нравлюсь я тебе,

Какой твоей лишь снюсь судьбе?

 

Принцесса Грёза босиком

В трёх сосенках над озерком

Я заблужусь – будь маяком.

Наш мир, как в горле слёзный ком

Иль модный бренд – бред не о ком,

Лох – сирота под каблуком?

Какою нравлюсь я тебе,

Какой твоей лишь снюсь судьбе?

 

* * *

Придумала?!

Взгляд – взрыв! И взгляд – любовь.

Придумала?!

Я кольтом вскину бровь.

А как же тот, первоначальный,

Божий? –

Спит чернокожий

Космос, в профиль схожий

С поэтом русским – родственная кровь.

 

* * *

Пространство, время и звезда,

Как винт из шестерён Вселенной.

 

Была коленопреклонённой,

Молящейся, любимой. Да!

 

Но с пылью пошлости со слова

Пыльцу таинственности сдуть

Боясь, как и отнять повидло

У сироты,

Я – Божье Быдло,

Не в храм, а в низшее сословье

Из вечности держу свой путь.

 

* * *

Всю себя, как злато в ноги

Старшему, швырну тебе.

Крёз в слезах, по вечерам

Свечкой полыхну в судьбе

Мира, словно рваный храм.

 

Что же в нём вы тасовали,

Чьими Ликами ва-банк

Шли, товарищ, сударь, панк,

Царь и псарь – элита швали?!

 

СЕКРЕТНЫЙ ПАССАЖИР

Как угли отгоревшего костра,

Века не обожгут,

                      и мародёры

Истории срывают лабрадоры –

Бессонные, с мистической окраской

Каменья ночи с мёртвой Амен Ра.

Ей и живой дарили их с опаской.

 

Чужую всем, в чьи земли продадут

Братве по духу, скареды, торговцы,

Альфонсы, плебс – и замертво падут

У пирамид, как жертвенные овцы.

 

О, бедная принцесса Амен Ра!

Мы каждая о собственном Египте.

И наши слёзы цвета серебра

Бесценной мишурой на манускрипте.

 

И скрипнет иероглиф, как кровать.

Ну хоть все морионы с шеи ссыпьте

Себе в кошли, не вам расшифровать,

 

Зачем нарядной ночью,

                        словно пряник,

Я детский сон жую, и заурядный

В своём великолепии на дно

Идёт со мной – иного не дано –

Сработанный мужчинами «Титаник».

 

* * *

С чего бы, как болотный огонёк,

Ваш поцелуй? Чуть плечико-то к мушке

Привыкло, оп! Уже серёжка в ушке,

Гостинец на ладошке, перстенёк

На пальчике и ах! тату на шейке.

С лихим вопросом, видно, гостенёк,

Пожаловали к ворожейке.

 

* * *

Тихий свете – то душа берёзкина

Всё струится из села Федоскино –

Вдруг поманит, промелькнув, узор.

И простор затянет,

                        как воронка,

И меня, и лес, и воронёнка…

Гибельный для недруга простор.

 

Весь его,

       как нервы,

                  пронизали

Мороки мои, мои печали,

Радости мои, моя беда. –

Тронь меня на городском вокзале,

Ну а вздрогнет ведьма у пруда.

 

* * *

Кощей Бессмертный – время, времена…

Но Ангел скажет, скажет! Не забудет,

Что времени-то больше и не будет.

Презренье женское и Божья месть.

Читайте сказки. Там всё это есть.

И сам Иван, к тому же, откровенен.

 

Какая по щеке твоей Луна

Скатилась в мир. Для мира это честь.

Кощей Бессмертный пошл, влюблён, обыкновенен.

 

* * *

Фантом фиалки в позабытом томе…

Любить, а целовать при этом, кроме

Камеи некого.

О, звёзды! Вы плутовки.

Заманивая плещетесь в судьбе,

Как золотые рыбки, воскресите

Хоть этих двух, но лишь по их мольбе,

Без умыслов чужих, без подтасовки

Во имя высших благ, не в параллельных

Мирах – они и так живут в отдельных

Обителях.

О, эти дыры в сите

Пространства, где Господь столь молодой

И столь неопытный, коль с нами-то сравните.

 

ДЕЛО ЧЕСТИ

Ну ни разу я свою судьбу

Завистью к чужой не оскорбила.

Как Александрийскому Столпу

Присягала ей,

                   а что грубила,

Так при всём при этом не рубила

Головы повинной,

                         и в толпу

Не швыряла лилии с песцовой

Мантии её…

Ах, мой дружок!

Подданной была я образцовой.

А переворотец-то дворцовый

Всё ж за мной,

             как карточный должок.

 

* * *

И всё-таки я знаю,

Кто допишет

Во сне строку: «Ну тоже мне, бином

Ньютона. Спи!» И… Колыбель колышет

В двадцатом веке. Вот оно! В одном

И том же Космосе все времена, как в горстке

Жемчужины. – И с бантиком на шёрстке

Мой манной кашей вымазанный гном,

И манною небесной строчка в вёрстке.

 

* * *

Вы, голубоглазые мои,

Не ревнуйте, разрешите вновь

Мне поднять с туманнейшей земли

Гроздью виноградною любовь.

 

Разорить позвольте погреба

Древние с вином коллекционным

Невостребованной страсти. Я – раба

Ваша милости прошу с поклоном

В ноги, исцелованные мной.

Нежность одуряющую помните?

Ну позвольте, чтобы мне, дрянной,

Вожделенной, злой, взметнули в комнате

 

С кружевами нервными, неровными

Юбки,

         чей присборенный подол

Ахнет! И осыплется на пол

Вашими записками любовными.

 

* * *

Разве не видно,

              как в пене оборок,

Выплеснутых из юродивых створок,

Что называются трельяж,

Робко ворую из детства грильяж?

 

Всхлипну среди мандариновых корок

С фантиками в кулачке,

                                   антураж

Я не испортила бы – барокко

Буклей на фото семейных и мокко,

Пар над которым чудит, как мираж.

Ангел Хранитель – мой верный страж

Просит за глупую Господа Бога

Лично, а не богословский вираж

По интернету,

                       и цвета Ван Гога

Сферы небесные, их арбитраж.

 

* * *

Ангел мой Хранитель!

Я зимою,

Чуть звезде зажечься, хлев помою,

И соломой застелю янтарной

Струганые ясли, и с базарной

Розою лазоревую шаль

На твою холщёвую одёжку

Так накину,

              чтобы стало жаль

В Космосе Галактику – спираль

ДНК, и паперть, и ладошку

Детскую, и то, что понарошку

И на час волхвы в её Грааль

Медь с отливом красным льём, как в плошку.

Ангел мой!

Прими мою печаль.

 

ЧЁРНЫЕ ДЫРЫ

И в одну мою минуту

Многогодовую смуту

С чуть затепленной берёзкой

За крестьянскою повозкой

Босые, в тряпье холщёвом

Прошагали храмы в сирых

Сумерках.

О чёрных дырах

Что же я скажу ещё вам?

 

Раньше б звали роковою:

Мол, провинция и тон

Здесь дурной, и полковою

Музыкою гарнизон

Колдовал бы, и меня

Бросил бы потом военный

В нищете обыкновенной,

Обобрав средь бела дня.

 

Жаль без исповеди жулик

Под частушки пуль-свистулек

Ляжет средь Бородина,

Где в угаре моветона

Будет рвать с Багратиона

Революция Акулек

Золотые ордена.

 

* * *

Кто он, кто я – не всё равно ли?

Вот встану вдруг и прошумлю

Царёвым кружевом, а коли

Мы отсвет Слова – тьфу пистоли –

И нам лететь в легендах голи

Орлом двуглавым – форты, дроли –

По неразменному рублю.

 

* * *

О, звёзды!

Вы нам родственны по плоти.

Как партитуру перед Паваротти,

Вы перед нами держите листок

С перипетиями судьбы, её заданьем.

Так значит, и по духу, и сознаньем

Нам родственен божественный ваш ток.

 

РУССКАЯ ТОСКА

Свет месяца,

           что в небе стыл,

И тот в оркестре сфер,

                      но смирный

На вид мужик и не простил

Благой безличности всемирной.

Он тосковал.

                    Он все мешки

Перетряхнул, он чуть не плакал

И к щепке три сухих кишки,

Вдруг прикрепив, на них забрякал.

 

И демоническая сила

Стихийной мировой тоски

Уж месяц под косой носила

И обжигала им виски.

Он думал, будет легче, если

Не музыка, а инструмент,

Не ветер бездны, а момент

И мой конкретный образ в кресле.

 

Да толку, что обжёг он пальцы,

Срывая два иль три цветка

Не с папоротников купальских,

А с черни моего платка.

Всё было вроде без утайки –

Он видел всё, что видеть мог.

И всё же чем-то вроде пайки

Простор валяется у ног.

И он дурит на балалайке,

Когда не чинит свой сапог.

 

* * *

Не плачь! Ты дурак, не болван.

Твой мир не театр, но кустарный,

Базарный, как пряничный конь, балаган.

Ты знаешь, я видела, как

Смеялся сам Бог лучезарный.

 

А то, что прожгли твой колпак

Лоскутный да ярко-радужный

Бубенчики звёзд?! Это, милый, судьба

И золотом платит – ишь, венчик у лба…

О, Господи Боже, взаправдашный!

 

* * *

И вскинуты навстречу Небу дули

Безлюбой черни,

                  но разят в упор

И этот срам серебряные пули

Дождей по огородам ли, в саду ли –

То Ангелы,

                узнав про хвойный бор,

В котором вместо шишек пот из пор,

Про тощий хлеб и трещины канав

Без водомерок всё-таки узнав

Через молебны батюшек из бедных,

 

За взводом взвод идут, как на Рейхстаг,

Но только и «Катюши» их и стяг

Одно лишь Небо в облаках победных.

 

* * *

Если б мне повезло и была б

Лишь одна я и виновата

В том, что сил и ума палата,

Коронована и богата,

А народишко нищ и слаб,

 

Я б швырнула себя в пищу змию,

В переплавку – лоботомию,

Чтобы сразу кончить с ячейкой

Одинокой, пока не сеть,

В чьём плену эре Рыб висеть,

Что собьёт Водолея с лейкой –

С водопадами звёзд шандал…

 

Если б стыд мой не нагадал

Лет бездомья душе,

                         что снилась,

Мне стишков бы Господь не дал,

Я б над ними не потрудилась.

 

ДУРОЧКА

Первоначальный-то взрыв раз, два!

Взять и загнать в исходную точку.

Да и начать бы первую ночку,

Как начинают ночь Рождества, –

С первой звезды, что серьгою в мочку

Вдета, и люди целуют в щёчку

Божию Мать по законам родства.

 

РУСЬ ИЗНАЧАЛЬНАЯ

Ты в женщину под полушалком

Заштопанным вглядись,

                                          она

Так робко тянется к фиалкам,

Что я до плача смущена.

 

Ты ей воздвигни дом,

                            чтоб сыну,

Когда разлюблен тот и нищ,

Она б кивнула на рябину

И на родник у корневищ.

 

Что на развалинах уместно

Как вздумается толковать,

То в доме заново и честно

Нам надо перегоревать.

 

Под скрип вселенских шестерёнок,

Вращающих созвездья,

                                        ты

Воздвигни дом, где б спал ребёнок,

Что ваши повторит черты.

 

Вот камень,

              трепетный от фресок,

С которых на исходе дня

Уводит воин в перелесок

Поить крестьянского коня.