Григорий БЛЕХМАН. ДУШИ ТУГАЯ ТЕТИВА… О сборнике стихотворений Эдуарда Петренко «И неустанное стремленье в высоту»

 

Григорий БЛЕХМАН

ДУШИ ТУГАЯ ТЕТИВА…

О сборнике стихотворений Эдуарда Петренко «И неустанное стремленье в высоту»

 

О том, что «стихотворение – это рентген души поэта», убеждаешься постоянно, поскольку по таким «рентгеновским снимкам», и судишь об авторе. Даже отдельное стихотворение может многое сказать о его личности.

Для меня, например, поэт Эдуард Петренко немыслим без восьмистишия:

Души тугая тетива

Звенит призывно до утра.

Слова и рифмы, слившись в ряд,

Певучим строем в бой спешат.

И так рождаются стихи

Дуэтом мысли и строки.

И в этом творческом бою

Я мудрость жизни познаю.

 

Здесь есть очень важное откровение: у этого поэта «рождаются стихи дуэтом мысли и строки». А когда они так рождаются, то ни в одной строке нет места лукавству, а потому и доверие к каждому слову –  полное.

В стихотворении, которое Эдуард Петренко назвал «Поэзия», он поведал о сокровенном своей «творческой лаборатории»:

Случайный отблеск, мимолётный звук,

И шар земной как на ладони,

Всю ночь опять гнетёт бессонье.

А мысли стянуты пружиной,

И нем язык, и кажется – не выжить,

Падение во мгле без сил – и вдруг!

На миг от боли отрешенье,

И будто бы во сне прозренье –

Разорван этот адский круг!

И вдохновеньем обострённый слух,

И стон души, летящий в поднебесье,

И завершённость слов, как в песне…

 

Мне кажется, что такие состояния, как «тугая тетива», «мысли стянуты пружиной»… характерны для этого автора – пишет ли он в жанре прозы, публицистики или поэзии, о которой идёт речь. Поскольку мне – читателю его произведений – это передаётся. Может, передаётся ещё и потому, что мы не только сверстники, а даже ровесники – оба рождены в год нашей Великой Победы, о чём он тоже пишет, оглядываясь на свою жизнь и анализируя её:

Я мир узнал, не зная той войны,

Родившейся в далёком сорок пятом,

Я стал ровесником победной той весны

И внуком непришедшего солдата.

Я стал наследником обугленных руин,

Сожжённых нив, расстрелянных селений,

Я, как святыню, эту жизнь хранил,

Спасённую тогда в огне сражений.

И песней колыбельной мне была

В окопах закалённая «Катюша»,

В ней наша сила русичей жила

И вольный дух, что враг не смог разрушить.

И с детства ненавидя ту войну,

И часто онемев от боли,

За всех бойцов я чувствовал вину,

В бессмертие ушедших поневоле.

Я мир узнал, не ведая войны,

Родившись в незабвенном сорок пятом,

Я – кровь и плоть победной той весны,

И был, страна, всегда твоим солдатом…

 

И, когда человек может ТАК чувствовать свою вину «за всех бойцов… в бессмертие ушедших поневоле», он, действительно, «кровь и плоть победной той весны», а не просто ровесник Великой Победы.

Оттого и больно ему за сегодняшнее наше состояние, которому нет оправданий:

Да, так трудно далась Победа,

Отчего ж по прошествии лет

Ощущаешь, что кто-то предал

Нашей правды священной свет?

Может нам ликованье лишь снится

Если красный победный стяг –

Лишь огрызок музейной тряпицы,

А не сильной державы флаг?

Ведь под тем, кумачовым, когда-то

Шли в кровавый смертельный бой,

И под ним погибали солдаты,

Нам свободу неся и покой.

А теперь под цветным триколором

Слышим отзвуки тех же бед.

И опять чей-то злобный сговор

Оставляет мертвящий след.

Вновь Россия стоит на распутье,

Ищет в топком болоте брод.

Разорвали страну в лоскутья,

Превратив в нищету народ…

 

И будто продолжением этих строчек идёт полное боли стихотворение о том, что происходит нынче на малой Родине поэта – в Донбассе, поскольку всё, что происходит там, является звеном общей цепи, берущей начало в преступном распаде Советского Союза:

В Донбассе нынче в силе чёрный цвет

И детский взгляд от страха неподвижный.

Идёт война, и огненный рассвет

Сжигает ежедневно чьи-то жизни.

И цвет угля сегодня здесь не мил,

На траурных венках его приметы,

На лицах вдов, затихших у могил,

В сырых подвалах без тепла и света.

А над руинами опять жирует власть

И делит депутатские мандаты,

Не эта ли безудержная страсть

Опять сжигает города и хаты?

Царит в Донбассе нынче чёрный цвет

Как крик души и сгусток чьей-то боли,

И вновь встаёт обугленный рассвет

Над выжженным пшеничным полем…

 

Конечно же, у поэта сильных чувств Эдуарда Петренко его «тугая тетива» проявляется во всём, – о чём бы он ни писал. А поэтический спектр Эдуарда чрезвычайно широк, и  пишет он не только о горьком, но и самом нежном. И тоже очень упруго.

Привожу его стихотворение о любви – самом сильном и трепетном на земле чувстве:

Проникну в глубину твоей души,

И, онемев, замру от восхищенья,

И захмелею, как в лесной тиши,

На грани отрешённого прозренья.

Подспудно вновь рождаются слова,

Шлифуясь в ярких отблесках рассвета,

А глаз твоих лучистых синева,

Опять встревожив, не даёт ответа.

И, кажется, что мир живёт без зла,

И настежь доброте открыты двери.

И так хочу, сгорев в себе дотла,

Всей этой теплотой тебя измерить…

 

Недаром же говорят, что высший дар человека – это дар любви. И тот, кто им обладает, не может не вызывать созвучия. Особенно, когда любовь проходит через страдания и сострадания:

Он не успел нажать на тормоза,

И сбитая собака на дороге,

Застыв, смотрела мне в глаза

И судорога ей сводила ноги.

И уходила жизнь в предсмертной муке,

И взгляд твердел, как жидкое стекло,

И лечь хотелось рядом с этой сукой,

Отдав ей до конца своё тепло…

 

И всё-таки, когда человек рождён с мироощущением поэта, он непременно  в какой-то момент скажет, может быть, о самом главном, о чём, как нынче любят говорить, мечтает «метафизически»:

Я не верю ни в чёрта, ни в Бога,

И, отвергнув порядок престижный,

Я уйду на большую дорогу,

В лабиринт, что зовётся жизнью.

Уподоблюсь хмельному ветру

И застыну морозной вязью,

Плотью всей, будто чистым спектром,

Я проникну в причинные связи.

Обернусь вдруг стихией морскою,

И прильну к твоим диким коленям,

А потом белопенной волною

Убегу из коварного плена…

 

Конечно, здесь «не верю ни в чёрта, ни в Бога» – поэтическая гипербола, потому что для Эдуарда Петренко святыни есть. И одна из них – Слово.  А значит, сказанное в Евангелие от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог», является внутренним правилом всего пространства его души.  Наверное, даже способом жить.

Думаю, именно поэтому строки его произведений и дышат «чистым спектром», цельной натуры поэта с «неустанным стремленьем в высоту».