Валентин КУРБАТОВ 
Валентин КУРБАТОВ
СЛОВО ИЛИ СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА...
Эссе
Поневоле улыбнешься и опечалишься. Вдруг позвонили в один вечер, независимо друг от друга старый поэт из Москвы (такой глубокий в своей ясности, что читатель, страшась этой глубины, предпочитает загораживаться более шумными и мелкими, как вода на перекате, именами) и старый актёр и поэт из Петербурга, имеющий власть привести Музу со сцены в храм. Обоим за восемьдесят.
И вот отчего улыбка. Один пожаловался, что по рассеянности позволил себе в журнальной публикации неловкий оборот, который может обидеть хорошего человека и просил внести необходимую правку, когда журнал уже был не только свёрстан, а и тираж отпечатан. Редакция отказала, хотя поэт был готов для защиты души доброго человека заново оплатить тираж. Гневу поэта не было предела. А другой в том же журнале, в другом номере, был возмущеён своеволием редакции, переставившей порядок стихов подборки, и требовал вернуть свой контекст и тоже готов был оплатить расходы при перевёрстке, и тоже не находил места от гнева. При этом оба говорили, что читатель, конечно, ничего бы не заметил. Но они-то, они! Перед собой и Богом!
И вот отчего печаль. Редакция, ссылаясь на техническое причины, отказывает поэтам, несмотря на то, что они готовы пустить на защиту слова свои последние сбережения, и тем доказывает, что не верит во власть слова, в его единственность. И посреди «демократического общества» так же неуважительна к художнику, как в годы «деспотии». И это при том, что нынешние технологии мгновенны и не надо вкладывать в верстку по буковке и ворчать на Толстого или Достоевского, что они раз за разом приносят в типографию правки, могущие свести наборщика с ума.
Художник оказался сегодня более бесправен, чем прежде, и слово утратило авторитет. Даже вернее будет сказать, что ему обдуманно «утратили» его (как бы дико ни выглядел этот оборот). Слово разжаловали в рядовые, да и, кажется, провели сквозь строй пренебрежений, после чего, особенно побывав в глумливый объятиях интернета, оно уже не может вернуть себе равенства со Словом, которое было вначале.
Журналистика стала кокетлива и бесстыдна в обращении с Истиной и человеком и порой кажется, что существует для одних броских заголовков (нарочно заглянул в один из номеров МК: «Ужасный чек, ужасные сердца», «Все начинается с завязки от кальсон», «Бомба ко дню рождения», «Сексуальная контрреволюция»). А литература сделалась моментальна, как фотография «в цифре» – всё вроде цветное и «как живое», но ты уже не можешь пересказать друзьям, задыхаясь от восхищения и торопясь сделать их соучастниками чтения, чтобы вы были вместе. Книги пошли иронически перекликаться друг с другом уже не в библиотечном шкафу, а на полках супермаркетов – кого купят раньше.
А платит за это общество, теряющее духовное единство и незаметно переставшее быть народом, обратившись в толпу самодостаточных одиночеств, в числительное при переписи населения. Плата слишком велика, чтобы однажды не стать опасной.
И для меня «восстание» старых поэтов прекрасно, как сопротивление слова, не желающего оставлять родства с небом и не устающего напоминать о единстве и о том, что «всё во мне и я во всём».
Значит, слово ещё светит во тьме и тьма ещё не окончательно объяла его.
Псков
Да, на очень тонких уровнях вы пытаетесь здесь поговорить с нами. Спасибо, что доверяете Читателю, Валентин Яковлевич. Вы во многом - эталон "мер и весов" литературных, какими они должны быть в идеале.