Владимир СПЕКТОР. ГДЕ ЖЕ ТЫ, ПРОВОДНИК… Стихи

 

Владимир СПЕКТОР

ГДЕ ЖЕ ТЫ, ПРОВОДНИК…

 

* * *

С прошедшим временем вагоны

Стоят, готовые к разгрузке.

Летает ангел полусонный

Возле ворот, незримо узких.

 

Возле ворот вагонам тесно,

И время прошлое клубится...

Всё было честно и нечестно,

Сквозь правду проступают лица.

 

Всё было медленно к несчастью,

Со скрипом открывались двери.

Власть времени и время власти,

Учили верить и не верить,

 

И привыкать к потерям тоже –

Друзей, что трудно и не трудно.

До одурения, до дрожи,

Себя теряя безрассудно,

 

Терпеть, и праздничные даты

Хранить, как бабочку в ладони,

Чтобы когда-нибудь, когда-то

Найти их в грузовом вагоне.

 

Найти всё то, что потерялось,

Неосязаемою тенью...

А что осталось? Просто малость –

Любовь и ангельское пенье.

 

* * *

Едем, едем… Этот кружит,

Тот петляет по спирали.

И следит – не сесть бы в лужу,

Чтобы вдруг не обогнали.

А дорога-то – щербата.

Проезжаем чьи-то даты,

Чьи-то хаты, казематы…

В небе скачет конь крылатый.

А дорога – не цветами,

Вся усыпана камнями,

Изборождена следами,

И пропитана веками

И годами, и часами…

И слезами вся дорога,

Как святой водой, умыта.

Скользко. Смотрят все под ноги.

Сеют звёзды через сито.

В спешке звёзд не замечают.

Звёзды падают на землю.

А дорога мчится дальше.

А из звёзд растут деревья.

 

* * *

Проходящий маршрут,

Этот поезд нелитерный – мой.

К чаю тут подают

Пряник, мерзкий, как кнут,

Да и чай тут с тяжелой водой.

Тут проносятся вспять

И сжигаются, словно мосты,

Мои лучшие дни,

Мои лучшие сны.

И одна лишь отрада – ты.

И не выйти, не встать,

И маршрут изменить не дано,

А в соседнем купе

Дуют водку весь день

И вовсю матерятся в окно.

Где же ты, проводник,

Пропадает вагон,

Мы несёмся во тьму, во тьму…

То ли рельсовый стык,

То ли ветер сквозь стон,

То ли эхо в ответ – не пойму.

Не пойму, не пойму,

Не могу я понять,

Хоть и поезд нелитерный – мой,

Но за чайной водой,

Вперемешку с бедой,

Услыхал я: мы едем домой.

Кто-то едет домой,

Кто-то едет со мной,

Но скажите куда, куда?

Но лишь тень за спиной,

Да мотив за стеной:

Навсегда, навсегда, навсегда…

 

* * *

Воинственная тень Саула

     никак не может примириться,

Что тень Давида неизменно

       витает рядом, сквозь века

Пытаясь доказать упрямо,

       что кровь на лицах и страницах

Необязательная плата

                   за злую память старика.

 

И я, не верящий пространству,

           но знающий тоску по дому,

Смотрю, как пляшут эти тени,

                   и даже слышу хор теней.

И, ощущая страх и горечь,

          вдруг понимаю, как знакомо

Саула вечное томленье.

                      Оно и в небе, и во мне...

 

* * *

Ничего не изменилось,

Только время растворилось

И теперь течет во мне.

Только кровь моя сгустилась,

Только крылья заострились

Меж лопаток на спине,

И лечу я, как во сне.

Как цыганка нагадала:

Всё, что будет, – будет мало.

Быть мне нищим и святым.

Где-то в сумраке вокзала

Мне дорогу указала.

Оглянулся – только дым.

Где огонь был – всё дымится.

Крыльев нет. Но есть страница,

Вся в слезах. Или мечтах.

На странице чьи-то лица.

Небо, дым,

                а в небе птицы,

Лица с песней на устах.

Ветер времени играет.

Ветер кровь мою смущает

Наяву или во сне.

Мальчик с узкими плечами,

Парень с хмурыми очами –

Я не в вас. Но вы во мне.

Мы с лопатой на ремне

Маршируем на ученье,

Все слышнее наше пенье.

Мы шагаем и поём.

О красавице – дивчине,

О судьбе и о калине,

И о времени своём.

 

ОБРЕТЕНИЕ

Как трудно обрести уверенность в себе,

Не потеряться, не раскиснуть, не сломаться.

И в трудную минуту не сробеть,

И, победив,

                    собой не восторгаться.

Не позабыть среди мороки дел

Взглянуть на небо и вдохнуть всей грудью.

Услышать соловья.

                    Запомнить, как он пел,

Запомнить всё. Такого уж не будет.

Не повторяясь даже в мелочах,

Волнуя,

            увлекая

                         и тревожа,

Зовёт нас жизнь. В ней радость и печаль,

И всё впервые. Хоть и с прошлым схоже.

 

* * *

Что это? Горьких вишен

В этом году так много.

Что-то в моих деревьях

Сладость пошла на убыль.

Горечь дождей осенних

Вьелась в судьбу, в дорогу.

И пропитала землю,

И перешла на губы…

 

* * *

Бурьян пророс из детства моего.

Я не узнал его.

Он посерел от пыли.

Качаясь скорбно на ветру,

Он шелестит. И шепчет мне:

­– Мы были.

И ты играл со мной

В военную игру…

– И с другом! –

Я кричу ему.

– И с другом!

И смотрит дочка на бурьян

С испугом.

А он пророс из детства моего.

 

ДЕТСТВО

Дед шил шапки

И пел песни.

А я сидел на столе

И ел картошку.

Пахло кожей

И тёплым мехом.

А на стене

Висела карта мира.

И два портрета

Висели рядом.

А на них –

Два моих дяди,

Одеты в солдатскую форму,

Чему-то задорно смеялись…

 

Давно дед сшил

Последнюю шапку.

Давно дед спел

Последнюю песню.

А со своих портретов

Смеются геройски дяди…

Смеются

Из моего детства

 

* * *

Вспоминаю армейскую жизнь.

Как шептал я себе: “Держись!”

Как гонял меня старшина

И кричал мне: “А, вдруг, война?..”.

 

Как я песни в строю орал,

Как потом в лазарете хворал.

 

Как до блеска я драил полы,

Как казался себе удалым,

Хоть и не был большим удальцом –

Хмурый воин с худущим лицом.

 

Но зато по команде “Отбой” –

Засыпал я, довольный судьбой,

Потому что служил стране,

И светилась звезда в окне,

 

Потому что, как ни ряди, –

Жизнь была ещё вся впереди.

 

* * *

В полковой библиотеке благодать.

Я шагаю вдоль родной литературы.

Далеко. Сержанта не видать.

Рядом Пушкин и Белинский хмурый.

 

Марширует с песней батальон.

Вместе с песней в небесах летаю.

В русскую поэзию влюблён,

Шагом строевым овладеваю.

 

Я читаю, и мечтаю, и брожу.

Возвращаюсь на вечернюю прогулку.

И стихов как будто не пишу,

Только сердце бьётся слишком гулко.

 

* * *

Пахнет армией зима.

Строевых занятий топот,

Песен свист (куда твой Сопот!),

Снега скрип и кутерьма

Сводят вновь меня с ума.

Пахнет армией зима.

 

Сапогами из сушилки,

Пирогами из посылки,

И не ведает сама,

Как на ту она похожа,

Ту, что строже и моложе,

Что растаяла в руке

В том военном городке…

 

* * *

Второй фронт опять не открыт.

Это мы никому не нужны,

Как здоровью чужой бронхит,

Как забытые прошлые сны.

 

Сны, в которых идут бои

За себя, не за чью-нибудь власть...

Все – чужие, и все – свои

Перед тем, как бесследно пропасть.

 

* * *

Не достучаться и не докричаться...

Господи, что это, ради чего?

Не разберёшь, даже если не вкратце,

Что там, на сердце врага моего.

 

Что там, за что он меня ненавидит,

Пышет огнём под мотив «ла-ла-ла».

Как прорастает из бледной обиды

Чёрно-багровое марево зла?..

 

* * *

Парим, несмотря на печали,

С билетом в один конец,

Сквозь солнечный ветер в начале,

Потом сквозь разрывы сердец.

 

Судьба продолжает негромко

Какой-то мотив напевать.

Посадка. Печалей котомку

Несём, как бутылки, сдавать…

 

* * *

Бассейн искусственный.

И пара лебедей

Средь прочей

Водоплавающей птицы.

На месте белокрылым

Не сидится.

Плывут по кругу,

Веселя людей.

Плывут по кругу

И, душою всей томясь,

Все пробуют

Подрезанные крылья.

Чтоб снова ощутить

Свое бессилье…

А рядом – корм,

И убирает грязь

По совместительству

Служитель строгий,

Кляня судьбу

За вымокшие ноги.

И рядом –

Облака плывут, клубясь.

 

* * *

А мы – как детали машин

Средь связей то жестких,

                                  то гибких.

И, кажется, вот-вот решим,

И преодолеем ошибки.

Решим уравненье свое,

Где звенья, шарниры и своды

Металл свой, как люди житьё,

Ломают за степень свободы.

 

* * *

Было густо – стало мало.

Было много – стало редко.

И в сторонку от вокзала

Вытянута чья-то ветка.

И гудит по ней устало

Одинокий старый поезд,

То, что было, с тем, что стало,

Совмещая в слове “Совесть”.

 

* * *

И бабка, что курила “Беломор”,

И та, что рядом с нею восседала,

Покинули, покинули наш двор.

И на скамейке пусто стало.

И только девочка трёх лет

Зовёт беспечно: “Баба Сима!..”.

Да белый свет. Да синий цвет,

Да жёлтый лист, летящий мимо.

 

* * *

Наивный взгляд, бесхитростная речь.

Весь облик полон ласкового света.

И среди сотен мимолетных встреч

Осталась самой памятною – эта.

Средь обозленных, равнодушных лиц –

Как луч надежды – детская улыбка.

И, как из клетки выпускают птиц,

Так и душа прощает все ошибки.

 

* * *

Усопших утопий незримые тени

Витают в просторах Фэйсбука.

Скажи мне: ты с теми, а, может быть, с теми,

Входя в зазеркалье без стука?..

 

Там правда с враньём – наугад, вперемешку,

Там белый становится красным...

Но, коль в короля превращается пешка,

То, значит, игра не напрасна?

 

А с кем и куда, и зачем, и откуда –

В утопии тонут ответы.

Незримые тени надежды на чудо

Витают в сетях интернета...

  

* * *

У ненависти нет выходных.

И жалости тоже нет.

Зато обожает дать под дых

Привычно, а не в ответ.

 

Кажется, ей две жизни даны.

А может быть, даже три.

Смеётся зло над чувством вины,

Не глядя в календари.

 

* * *

Удивить? Это, право, не стоит труда.

Самолёты летят и летят...

В здешнем небе отсюда пути и сюда.

В наше небо ведёт путь назад.

 

Там тревожно и тесно от птиц и границ,

И от эха разрывов и слов...

Удивить? Это вечностью кажется блиц,

Где любовью зовут нелюбовь.

 

* * *

                  Оглянуться не успела...

                                         И.Крылов

Оглянуться, всё-таки, успел –

Лето пело, осень подпевала.

Было дело, даже много дел.

В общем, то ли много, то ли мало.

 

Но холодные глаза зимы

Остудили страсти ненароком.

Всё, казалось, выдано взаймы,

А пришла пора платить по срокам.

 

* * *

Кажется игрушечным кораблик,

Озеро – картиной акварельной.

Я учусь не наступать на грабли,

Только это – разговор отдельный.

 

Безмятежность нежного пейзажа

Кажется обманчиво-тревожной.

Я смотрю, я радуюсь, и даже

Верю: невозможное – возможно.

 

* * *

Всё случилось неожиданно –

У войны повадки резкие.

Направленье ею выдано

Нам в «края антисоветские».

 

Да и дома – те же пряники,

Что не куплено – то продано.

Все мы – странники-изгнанники

Из страны, что звали «Родина».

 

* * *

Ночь не торопится стать вешним днём,

Кто ей может помочь?

Придя ненадолго, навек уйдём

В день, а быть может, в ночь.

 

Ну, а пока – темнота темнотой,

И не светлеет мрак.

Свет, даже белый, – всегда золотой.

А иначе – никак...

 

* * *

        Утопии остались в далёком прошлом...

                                                        Из ток-шоу

Обновить, как блюдо на столе,

Небо, землю, воду, времена...

Чтобы было больше на Земле

Счастья, чтоб закончилась война.

 

Сделать всем прививку доброты,

Чтобы антиподлость, антизлость

Были с антизавистью на «ты»,

Чтобы пелось, елось и жилось,

 

Как мечталось людям на Земле,

Где щедрот не меньше, чем забот,

Где лежит, как блюдо на столе,

Взорванный войною небосвод.

 

* * *

«Не будь дураком!» – слышал множество раз,

Стараюсь. А всё – никак.

Как был им тогда, остаюсь и сейчас,

Хоть, думаю, – не дурак.

 

Стараюсь поверить, простить и понять.

А слышу – «всё зря, всё зря»...

Лишь, всё принимая, вздохнут тишь да гладь,

Ни слова не говоря.

 

* * *

Кто прав, кто виноват – не ведают стрижи.

Летят себе, летят – попробуй, удержи...

Попробуй, объясни, что нет пути назад

В безоблачные дни. Кто прав, кто виноват...

 

Вопросом на вопрос – не ищется ответ.

Он слухами оброс, где только «да» и «нет»,

Где правда, как магнит, но не внутри, а над...

Он знает, но молчит, кто прав, кто виноват.

 

* * *

Разговоры на злобу дня...

Боже, сколько её, этой злобы!

Как не терпит она меня,

Как берёт в оборот и на пробу.

 

В небе эхо обрывков слов

Так похоже на гул канонады...

О любви поёт нелюбовь.

Вот и всё, что понять нам всем надо.

 

* * *

Промозглая сырость струится с небес,

А градус стремится к «нулю»

В округе, в тумане, с войной или без,

Где дождь, словно «кум королю»,

 

Где слякоть – не только погодная блажь,

Но также характер пути.

Где «наш» так легко перепутать с «не наш»,

А счастье так трудно найти.

 

* * *

Прыгнуть выше головы? Слышу, падаю, иду,

Пробираясь, как волхвы, сквозь грядущую беду.

На ветру, в туман и дождь – слышишь, как шуршит листва,

Я иду и ты идёшь сквозь забытые слова.

 

Невзначай и наугад... Помнишь, слышался нам смех.

День за днём подряд, подряд, помня и не помня всех...

Свет нисходит, но, увы, где-то тает по пути.

Прыгнуть выше головы? – Так же трудно, как идти.

 

* * *

Нешахматный ум не умеет предвидеть потери,

Беспечно шагает, идёт напролом, наугад.

И что остаётся – надеяться только и верить,

Что пешки пробьются и матом ответят на мат.

 

Нешахматный ум – дурачина он и простофиля,

Находки с потерями путает наверняка...

И он, и они, да и я, и мы все – жили-были,

Шагая по клеткам пространственного сквозняка.

 

* * *

Соблазн преодоления соблазна.

Забытый пафос вызывает гнев.

«Опасно» превращается в «напрасно»,

И «дама треф», как выяснилось, – блеф.

 

А в памяти – несбывшиеся планы,

Угасших искушений аромат.

Соблазн преодоления соблазна...

Идём вперёд. А кажется – назад.

 

* * *

Негромкая мелодия судьбы,

В которой, словно птицы для полёта,

Настроены на пение все ноты,

Но глуховата партия трубы.

 

Трубы, которая пророчит суд,

И голос счастья тоже глуше, глуше,

Но где-то ангелы поют – послушай.

А вдруг они для нас с тобой поют.  

 

* * *

Позабытое эхо вчерашнего дня

Обернулось сегодняшним днём.

От него до меня, никого не кляня,

Сквозь постылость, в которой живём,

Пробивается эхо непонятых слов,

Неуслышанных, добрых, простых,

Где любовь, и вчера, и сегодня, – любовь,

И где вечность не дольше, чем миг.

 

* * *

Молочные реки, кисель-берега,

Где Кот в сапогах, Колобок, Айболит...

Закроешь глаза: «Кто летит»? – «Га-га-га»...

Крылатая память из детства летит.

 

Летит, то смеётся, то плачет в пути,

И я улыбаюсь и хмурюсь в ответ.

Пытаюсь молочную речку найти.

Пытаюсь. Пытаюсь... Но нет её. Нет.

 

* * *

Мстительно мечтавшие о чуде,

Пригревшие чужую бесноватость,

Внезапно прозревая неохотно,

Винят кого угодно. Не себя.

 

 Горько вспоминают об Иуде,

Хоть сами понимают – поздновато.

А времени корабль беспилотный

Парит себе, скорбя и не скорбя...

 

* * *

Гадкий утёнок, на месте ему не сидится –

Гадкая муха уже превратилась в слона.

В небе витает мечтой белоснежная птица,

Как же она далека, и как манит она...

 

Гуси надменно бурчат, индюки просят хлеба,

Муха, хоть стала слоном, всё равно, паразит...

Сказочник Ганс Христиан, улетевший на небо,

Пишет и пишет. И гадкий утёнок – летит.

 

* * *

Как научиться не ошибаться,

                                не обижаться,

                                     не ушибаться,

Как разглядеть всё, что скрыто внутри?

Я забываю гул демонстраций,

                          блеск репутаций,

                                   сон делегаций,

Времени стёртые календари.

 

Плюс или минус – память сквозь знаки,

                            сквозь зодиаки,

                                      драки и враки

Ищет ответы, не может найти.

 

В небе далёком вдруг ненароком

                                эхо пророка

                                ветром с востока      

 Явится, Слово сжимая в горсти...                     

                

* * *

Как будто карандаши,

Рассыпались дни и недели.

Поспали, попили, поели...

Но сердце спешит. Спешит.

 

И как мне их всех собрать,

Друзей, что рассыпались тоже

Средь мира и среди бомбёжек,

Хотя бы в свою тетрадь,

 

Собрать карандашный цвет,

Он звался когда-то «Мистецтво»,

Раскрасить дорогу, как детство,

Как счастья былого след.

 

* * *

Серым глазом в окно заглянуло осеннее небо.

Непрозрачная смута мерцала в небесных зрачках.

Сквозь стекло мне послышалось эхо «Je suis» и «не треба»,

И мелькнула вдали чья-то тень. То ли птах, то ли страх...

 

Не найти то, что ищешь, и день с фонарём не поможет.

И дорога назад сквозь небесную рябь не видна.

Справедливость... Откуда она? Ты не знаешь? Я тоже.

Но надежды, как птицы, летят и летят из окна.