Дмитрий ТЕРЕНТЬЕВ 
Дмитрий ТЕРЕНТЬЕВ
МОЗАИКА РАНЕНОЙ НАЦИИ
ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ
Плачут балконы и крыши
В Нижнем, Рязани, Москве.
Юный, задумчивый, рыжий
Лезет в окошко рассвет.
В это воскресное утро
Я у окошка, за ним
Видится мне почему-то
Город Иерусалим.
То ли на улицах верба
Снег растопила и лёд,
То ли окрепшая вера
В сердце осанну поет.
* * *
Солнце утром из своей кроватки
Выпало и завалилось набок…
Я сегодня еду по «канатке»
На Бор.
Наготой, чаруя, Волга ляжет.
Подо мной изгибы её тела.
Никогда такого не покажет
Телек.
Я не пил, не нарывался вроде,
Но сегодня не на шутку взвинчен,
Как в руках у девушки напротив
Пинчер.
Мне бы не дойти до сумасбродства,
Не попасть в хитросплетений невод,
Задирая нос, как некто Бродский,
В небо.
Ветер наш вагончик раскачает.
Голову от радости закружит,
Там на берегу меня встречают:
«Нужен!».
* * *
Цветущий сад в росе.
Плоды роняют сливы…
Мне тоже, как и всем,
Быть хочется счастливым.
Босым в лугах плясать
И радостные крики
Охапками бросать
В озёра земляники.
Подняв бокал вина
Холодной ночью где-то,
С улыбкой вспоминать
Утраченное лето.
* * *
Белая зима
Вспыхнула невольно.
Не сходи с ума,
Милая, довольно.
Ты меня прости,
Но твои наречья
Словно конфетти
В новогодний вечер.
Пусть не топят дом,
Повышают цены,
Всё переживём
И переоценим.
Было бы тепло
В очаге домашнем.
Тихо и светло
В завтрашнем, вчерашнем.
Только не ревнуй,
Не срывайся грубо.
Первый поцелуй
Помнят мои губы.
Посуди сама –
Нам ли жить в тревоге.
Белая зима...
Чёрные дороги.
* * *
Чёрных стрелок бег неумолимый.
День за днём летят как две минуты,
Безнадёжно пролетают мимо,
Находя знакомые маршруты.
Скоро будет нам гадалка осень
Из листвы раскладывать пасьянсы.
И никто поэта не попросит
Напевать забытые романсы.
Только будет за окошком ветер
Завывать, стучать по мокрым крышам.
И никто поэту не ответит
Для кого он вдохновенно пишет.
21.12.2012
На землянах «нет лица»,
Все вокруг твердят об этом.
В ожидании конца,
Конца света.
Древний календарь не врёт,
Так сказали старцы Майя.
Что-нибудь произойдёт,
Что – не знаем.
Кто с ума сошёл вообще.
Я узнал из интернета, –
На Речном стоит ковчег,
Нет билетов.
В этой панике и лжи
Торгаши суют «галоши»,
Чтобы потребитель жил
Чуть подольше.
Я не верю в эту чушь,
Оставляю Богу выбор.
Что-нибудь да получу,
Тишины бы.
А пока кругом кричат:
«Время вышло, мы погибли»,
Я стараюсь замечать
Перегибы.
* * *
Падает, падает, падает снег,
Будто в иллюзиях, будто во сне.
Кружит метели шальной карнавал,
Как же я ждал его, как же я ждал.
Белой косынкой подвязанный клён
Я пеленал простынями имён,
Тонкие руки кудрявых берёз
Я отпоил целомудрием слёз.
Русь моя, сколько в тебе красоты!
Сколько поэтов вскормила нам ты.
Даже дворовых стихов моих трёп
В дебрях твоих никогда не умрёт.
Падает, падает, падает снег,
Падает вновь, и мечтается мне,
Что моим слогом исписанный лист
Скажет когда-то кому-то: «Держись!»
* * *
Мы леса вырубаем под стройки,
Под шоссе вырезаем луга.
Превращаем, простите, в помойки
Заболоченных рек берега.
В парках больше не веет прохладой,
Дым шашлычных в аллеях застыл.
Прорастает серебряный ландыш
Через пластиковую бутыль.
Мы бесстрастны – природе по силам
Не погибнуть от нашей руки.
Льются горькие слёзы России,
Обвиненьем её – родники.
* * *
Может быть, и не поймёшь ты, как проснулись
Эти чудные узоры зимних улиц.
Эти правильные росписи на окнах,
Как на странных, неизвестных нам полотнах.
Может быть, ты не увидишь, как зажгутся
Над землёю высоко планеты-блюдца,
Как широкий месяц, их раздвинув рогом,
Жёлтым светом прыснет ночью на дорогу.
Может быть, ты не услышишь, как завоют
Во дворах стальные флейты и гобои.
Как, разрезав фиолетовые струи,
Зазвенят столбов натянутые струны.
Может быть, ты не поймёшь и не оценишь
Это время виртуозных превращений,
Но, под пение метели засыпая,
Ты почувствуешь – зима совсем не злая.
* * *
Там, где дремлет страна, что зовётся Россией,
Где качается двор в облаках тёмно-синих,
С неба падает снег. Я сижу на качелях,
Безнадежно увязший в безрадостных целях.
А зима завывает печально и громко
И целует меня, как больного ребёнка.
Улыбнусь – она хлопает будто в ладоши:
«Недоласканный мой, ненаглядный, хороший!».
Я сижу, и снежинки ложатся на шапку.
И мне жалко снежинки, себя мне не жалко.
Потому что я жив, а снежинки растают,
Не дождавшись зелёного юного мая.
Не увидят они сладкий клевер и мяту,
Только в клочьях пушистую белую вату.
И, упав, соберутся больные, горбатые,
Превратившись в такую же белую вату.
Только я не умру, видя холод и пустошь…
Если был бы я слеп, может, меньше бы чувствовал?
Может, если не чувствовал, был бы спокойнее,
Чуть добрее, а в общем веселье раскованнее?
Но зима завывает печально и громко.
Я жалею себя, как больного ребёнка,
И с качелей встаю и со всхлипами плачу
С огорчённым собой, с отрешённым в придачу,
В незнакомом дворе, в облаках тёмно-синих,
В незнакомой стране, что зовётся Россией.
* * *
Был я однажды в кругу
Литературной гостиной.
Тихо скучал, на беду
Девочка-критик спросила:
– Знаете Брюсова?
– Нет.
– Бальмонта, Белого?
– Нет же!
– Боже, какой вы поэт,
Прямо скажу вам – невежда!
Как же я мог лично знать
Тех, кто в двадцатом отжили.
Дал ей стихов почитать,
Малость слукавил – чужие.
Над эшафотом стола
Слиплись упрямые брови:
– Вижу, что это талант,
Вам, безусловно, не ровня.
НОЧНАЯ ПРОГУЛКА
Мы мучили полночи упрямого таксиста:
«Вези нас, парень, в детство; вези нас, милый, быстро!».
Но он в манере грубой сказал, чтоб мы катились.
Мы поняли буквально и жутко разозлились.
И хлопали дверями его автомобиля,
И очень много пили, и столько же курили.
И в жёлтых светофорах искали луч ответа:
А где твоя планета? А где моя планета?
Но вскоре мы узнали, что слишком много знали.
Всё оказалось проще: мы просто опоздали.
Такси не возят в детство по городу ночному,
Туда бежать босыми по лугу заливному.
В отчаянье глубоком мы сели на бордюры,
Одно спасало только: сошлись дурак и дура.
А над Зеленским съездом лизало крыши утро.
Я пел, а ты плясала. И это было круто!
ЦИФРЫ
Скучная цифра 1:
Очень ленива, порочна.
Буду, похоже, один
Пить и скучать этой ночью.
Важная циферка 2
В двери мои позвонила.
Крепко обнялись. Слова
Комнату заполонили.
Добрая циферка 3
Наш разговор не нарушит.
Сколько игры, посмотри!
Сколько подачи, послушай!
Наглая цифра 4
Портит и ритм и рифму.
Закусь последнюю стырит,
Даст цифре 6 по загривку.
Слишком умна цифра 5,
Вечно гордится «пятёркой»,
Раскритикует опять,
Больно обидев шестёрку.
Плачет в платок цифра 6.
Вряд ли уже успокоишь,
Видно скребут на душе
Чёрные грязные кошки.
Отрешена цифра 7,
Ей собеседник не нужен.
Стала буддисткой «совсем»,
Даже разлаялась с мужем.
Дама в годах цифра 8
Взглядом пронзит бесконечность.
Остро беду переносит,
Часто волнует сердечко.
С ней кавалер – цифра 9:
Важный, холёный, пузатый,
Знает за всех, – что им делать,
Смотрит уверенно в завтра.
Особняком цифра 0,
Каверзу выкинет точно.
Тут уж рисуй не рисуй,
Снова получится ...
Вот и шедевр испорчен.
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
Нашёл её в серванте,
Распухшую от пыли.
Ждала, когда захватят,
Надеялась… Забыли!
Открыл – страницы в клетку,
Исписанные ручкой:
Фамилии, заметки
И цифр закорючки.
До злости непонятный
Врачебный почерк деда,
Но всё-таки приятный,
Как скрип велосипеда.
Год нет его; от мрака
Нам никуда не деться.
Как варежка, бумага
Хранит тепло владельца.
ПРИГОВОР
Памяти погибших поэтов
На скрипучих старых нарах,
С грустной рифмой на устах –
Я не кенарь на Канарах,
Я в неволе – вольный птах.
Ветер, ветер, вей ли, дуй ли,
Лет прошедших не вернуть.
Может, скоро чьи-то пули
Продырявят парню грудь…
Дар поэта – петь и славить,
Бить по клавишам души.
Оттого черствеет память
И не пишется в глуши.
В эту проголодь и сырость,
В незнакомом мне краю,
Боже мой, скажи на милость,
Для кого сейчас пою?
Нас немного, тех, кто верит
В поэтическую жизнь,
Тех, кто может и умеет
Выходить на рубежи.
Мы не лжем и не лукавим,
И не прячем слов в карман.
Не у нас на сердце камень,
А за пазухой наган.
Революция на слове,
Революция в стихах.
До последнего, до боли,
До биения в висках.
Вырвав сердце, словно Данко,
Бросив душу на листок,
Дорожит поэт талантом
Многословья между строк.
Вот и я с рукой поднятой
И с сияньем головы
Прокричал толпе горбатой.
Что ответите мне вы?
Что за это не сажают?
Не сажают, ну и что ж.
Мы по жизни – каторжане,
Хоть статейку, да найдёшь.
А ведь я не бил, не грабил,
Не разбойник и не вор.
Рифмой сам себе поставил
Свой последний приговор.
Ветер, ветер, вей ли, дуй ли…
Путь не пройден до конца…
Только скоро вражьи пули
Продырявят грудь певца.
ТРИПТИХ: ПЕРВЫЙ СНЕГ
1.
Он ворвался в тяжёлые будни,
Радость в хмурые лица вдохнул,
Как уставший от странствия путник
На дорогу прилёг отдохнуть.
Спать мешают оконные блики, –
Отражаясь, пылает заря.
Засиял в белозубой улыбке
Неприлично угрюмый ноябрь.
Распахнувший глаза горожанам,
Пребывавшим в зомбическом сне,
Он пошёл, как всегда долгожданный
И невинный такой, – первый снег.
2.
Он упал на город разом,
Превратив асфальт в железо,
Обесточив автобазу,
Перекрыв мосты и съезды.
Чтобы не тонуть в трясине,
Гнуть отбойники в заносах,
Нам пришлось менять резину
На ногах и на колёсах;
Раньше застилать кровати,
В пробках дёргаться с работы…
Первый снег, похоже, кстати
Только детям беззаботным.
3.
Он убивает
Наши надежды,
Валит и валит…
Вылет задержан.
Надо добраться.
Снова и снова
Мучают пальцы
Сенсор смартфона.
Зыбкое счастье,
Пропуск на небо, −
Всё в его власти:
Первого снега.
* * *
Он задыхался от рыданий.
И взгляд его, размытый клеткой,
Блуждал по залу заседаний
На ветер брошенной салфеткой.
Ему доступно объяснили,
Что лазить по чужим сараям
Запрещено УКа России,
А также нормами морали.
Ему бы раньше объяснили,
Но мать с отцом безбожно пили…
* * *
Листья вы, листья, опавшие листья,
Рыжие беженцы сонных берёз,
Молча лежите вы шубами лисьими
В лужах осенних неласковых слёз.
Дайте мне веру, опавшие листья!
Веру в другую, счастливую жизнь.
Лишь для того, чтобы вновь поднялись мы
К веткам, которыми так дорожим.
Дайте мне силу, опавшие листья,
Чтобы мне с вами дожить до весны,
Чтобы зимой под снегами искристыми
Я сохранил эти яркие сны…
Листья вы, листья, опавшие листья,
Рыжие пленники серого дня,
В лужах лежите вы шубами лисьими,
Не оставляя воды для меня.
* * *
Шумит и носится столица
День ото дня.
Обидно, некому раскрыться,
Не до меня.
ВЕСНА
Она ждала горячих фраз,
Холодных мыслей не боялась.
В который раз, как в первый раз,
Я видел, как она смеялась.
А по угрюмой мостовой
Ползли прохожие-улитки.
Лишь на губах её одной
Цвели мимозами улыбки.
* * *
Антону Щеплягину
Снег сырой, дорога скользкая.
Пробки, ничего не сделаешь.
Я возьму бутылку «Окского»,
Чтобы вспомнить вкус безденежья.
Я пойду к друзьям прошаренным,
С кем не надо лживо чушь нести.
Я сыграю на гитаре им,
Чтобы вспомнить песни юности.
Аутсайдеры капустников –
Рок-н-рольщики избитые,
На залапанной «акустике»
Мы заткнём любого битника.
Пусть у нас дипломы синие
Не из Кембриджа и Оксфорда,
Все мы критики и циники,
Все употребляем «Окское».
Не заманишь нас айфонами,
Местом, удостоверением.
Мы – последнее свободное
Творческое поколение.
* * *
Я вижу гибель красивой сосны.
Падая в снег, она громко рыдает.
Тает надежда на встречу весны,
Кровью-смолой на коре проступая.
Лес утопает в горячих лучах.
В беге ручьёв соревнуются воды.
В чаще, в ветвях, на опушках звучат
Арии птиц, монологи животных.
Только весны мужикам не познать,
Лихо горбатящим потные спины.
Ею жила до убийства сосна,
Та, над которой звенят бензопилы.
ЧЕЛОВЕК ДОЖДЯ
Ждущих раненых туч не бывает,
Но, возлюбленный осени, я
Среди прочих других называю
Лишь себя человеком дождя.
Научился я в дни увяданья
(Все ж не зря был рождён в октябре)
Тонко чувствовать ливня дыханье,
Не глазами, всем телом смотреть.
Лужи мне не напомнят болото,
Неба синего не оттенят.
Если я не доделаю что-то,
Дождь закончит потом за меня.
Много в наших делах беспокойства,
Мало светлых, возвышенных чувств.
У воды есть целебное свойство,
У небес есть замена плечу.
Одиноко, на сердце тревога,
Места в церкви себе не найдёшь,
Выхожу исповедаться Богу
Под воскресный молитвенный дождь.
Вновь стою на могиле поэта,
Ветви клёнов как струны звенят.
Если я и не плачу при этом,
Дождь рыдает потом за меня.
Слово, где его прежняя сила,
До мурашек потрясшая нас?
Говорили когда-то красиво,
Не по делу плюются сейчас.
Я хочу в песни ливня услышать,
Что доносят до нас небеса,
Попытаться мелодию крыши
Откровеньями записать.
Даже если я слаб и простужен,
Не умею себе изменять.
Если я не сказал всё, что нужно,
Дождь расскажет потом за меня.
* * *
Слышал ты про бунт на Украине?
Дым над ней тяжёлый и густой.
Наши оказались на чужбине,
Грудью защищают свой устой.
Я, конечно, всей не знаю правды,
Чей, в итоге, флаг займёт флагшток.
Только между правых и неправых
Многие погибнут ни за что…
* * *
Вы каждый день, строго по времени,
Своей удивляя полезностью,
Садитесь за столик уверенно
«Высокую» делать поэзию.
В одеждах из шёлка и золота
Пегаса седлаете быстрого,
Летите то пташкой, то соколом
В цветочное поле душистое.
А я, замерзая, тем временем,
С похмелья тревогой измученный,
Стою на вокзале потерянный
Под низкими чёрными тучами.
Немытый, небритый, нечёсаный,
Прикрывшись последней рубашкою.
Я в поезд сажусь, что колесами
Стучит не в деревню Ромашково.
Вы ловко в полях собираете
Букеты ромашек и лютиков,
Телегами их отправляете
Актёрам, певцам и политикам.
Вам дарят награды и звания,
К вам ходят полсотни любовников.
Вам нравится с этим признанием
Работать словесным садовником.
Я пялюсь в окошко вагонное:
Там роют могилы солдатские,
По тюрьмам сажают законников,
И взрывы гремят волгоградские.
Плюют пассажиры мне под ноги,
Менты угрожают по рации.
А я собираю из подвигов
Мозаику раненой нации.