Нина ЯГОДИНЦЕВА. И ВОЗДУХ ЗВЕНИТ И ПЛЕЩЕТСЯ МЕЖДУ СТРОК... Стихи

Нина ЯГОДИНЦЕВА

И ВОЗДУХ ЗВЕНИТ И ПЛЕЩЕТСЯ МЕЖДУ СТРОК...

 

* * *
И даже сердца – нет, не жалко, 
Не жалко, нет! 
Упали розы полушалка 
В глубокий снег…

Что я скажу ночам бессонным 
Об этом дне?
Он светит, точно нарисован 
На полотне.

Но золотой тропинкой сада 
Не я бегу,
А полотно небрежно смято – 
И всё в снегу.

Поднять, стряхнуть, накинуть снова – 
И до избы,
Где ткут суровую основу 
Моей судьбы.

Где всё – и старость, и усталость, 
И шлях в пыли.
А розы на снегу остались – 
Не мне цвели

Зарёй горячей, незакатной, 
Чужой судьбой…
Любви и смерти не загадывай – 
Они с тобой. 

 

ВЕЧЕРНИЙ КРУГ

1.
Я выбираю заново ту судьбу:
Закат империи, столица её, весна.
Тверской бульвар  с проталинами в снегу,
Читалка Литинститута, где я одна

Перевожу поэтические суры
О предстоянии человека перед Творцом…
Март потихоньку подтапливает дворы,
И над разомкнутым бульварным кольцом

Молчаливые птицы закладывают вираж,
Соединяя собою разъятый круг.
Бумагу жёстко царапает карандаш,
Выписывая ряды угловатых букв,

И воздух гудит отпущенною струной,
Тугой тетивой, пославшей стрелу в полёт…
Ты входишь тихо. Садишься рядом  со мной.
Ты говоришь: не плачь, ничего, пройдёт.

Конечно, прошло. И мы пятнадцать лет уже врозь,
По разные, кажется, стороны той струны –
Ещё тогда моё сердце оборвалось
Любовью, тоской и смертельным чувством вины.

Но почему они возвратились ко мне сейчас,
В две тысячи одиннадцатом, зимой?
Так почтальон приходит и, не стучась,
В дверную щель подсовывает письмо,

Белым ослепительным уголком
Срезающее неосторожный взгляд…
Дверь отворяю – пусто. Под потолком
Лампочки вывернутые горят.

Урал. Челябинск. Общага под Новый год.
Кругом бутылки из-под пива, и в них бычки.
Страна умирать не хочет. Она живёт
В бессрочной коме. Открой теперь и прочти,

Что было написано в тысяча девятьсот
Восемьдесят четвёртом, с каких высот
Летела в стаю пущенная стрела
И круг её вечерний разорвала…

2. 
Всё на продажу или навыворот.
Фьючерсы, курсы валют, тоска.
Жизнь в супермаркете молча выберет 
Смерть. Почему-то ещё пока

Чудится воздух – весенний, солнечный, 
Птичий – опора для хрупких крыл,
Детская радость до самой полночи… 
Утром проснёшься – и всё забыл.

3. 
Ужас возвращения в средневековье.
Будни пахнут пивом, пылью и кровью.
Бесчисленные гадания и камланья,
Сожженья заживо, побиванья камнями…

Мир рационален ровно настолько,
Чтобы снова затеять вавилонскую стройку,
Добраться, спросить у Бога: Ты ещё там?
Пора платить по счетам!

4.
Разве я знала, что нашей любви 
                   мне хватит на долгую-долгую жизнь потом?
Одной растить и учить детей, ремонтировать ветхий дом,
Смотреть по ТV репортажи с пляжей Египта, 
                                                  из пламени Ливии, 
                                                                       с японских АЭС?
Моя любовь навсегда останется здесь,
На этой горькой земле, 
                  вымирающей каждый день, чтобы просто жить.
В потоках липкой, политой синтетическим шоколадом лжи.
В рекламных слоганах, 
         мерзких наклейках с чужими буквами, ливнях, снах…
Моя любовь принимает всё, даже детский нелепый страх,
Что однажды и эта жизнь рассыплется в прах.

5.
Вечером после ливня стрижи встают на крыло.
Небо к сырому закату краешком прилегло,
Тёмным неровным краешком, неряшливой бахромой…
Тучи идут домой.

Так проходят грозы – дай Бог, чтоб наша прошла…
Капельку дождевую стрижонок смахнул с крыла,
Рванулся куда-то в сторону – не бойся, малыш, держись!
Иногда непогода длится целую жизнь.
Это ведь как получится, что выпадет на роду…
Только останься в небе, у Господа на виду.

От января до июля – видишь, крылом подать.
Кто были вечерние птицы – надо ли нам гадать?
Новые народились, и город уже другой.
От ливня до снегопада – только взмахнуть рукой.

Поэтому неподвижно у распахнутого окна
Стою одна.

6. 
Несбывшегося больше. И оно,
По счастью, никому не суждено.

Оно в прохладном воздухе разлито,
Засыпано опавшею листвой,
Оно приходит молча, как молитва,
И тайно обретает голос твой.

И кажется, оно дано тебе лишь:
Взлетай, как тот неловкий юный стриж!
Ты говоришь – и сам себе не веришь,
Ты веришь лишь тому, что говоришь.

Никто не обещал тебе покоя,
Но вот они – воздушные пути!
А сбудется – лети! – совсем другое.
Совсем другое сбудется. Лети.

* * *
Тоске не выискать обновы –
Ну разве что среди полей
У края полога льняного
Увидеть журавлей,

Домой летящих бездорожьем
Весны небесной и земной…
О Господи, как осторожно
Ты говоришь со мной

О неизбежном и суровом,
О неизбывном и родном!
Не словом, Господи, не словом,
А словно сном…

Так заслоняют лёгкой тканью
Свет, обжигающий глаза –
И не бывает проще тайны,
И разгадать нельзя.

 

* * *
Первый заморозок. Сны 
В глубине согретых комнат.
Так далёко до весны, 
Что её никто не помнит.

Над долиною речной 
Гаснет лучик обречённый,
И травою-тишиной 
Зарастает двор мощёный.

А проснёшься поутру – 
И глаза открыть не хочешь:
Дождь полощет на ветру 
Рваный плащ осенней ночи,

И плывёт сквозь потолок, 
Нарастая в нежной силе, 
Голубиный топоток, 
Шелест лёгких шестикрылий…

 

* * *
Сестра моя Обь, до свиданья, сестра моя!
Качнуло вагончик на узком мосту –
И лёгкая звёздочка, ясная самая,
Как хлебная крошка, легла в темноту.

Качнуло вагончик, и вспыхнуло тайное,
И горькой печатью легло на уста.
О, не обижай меня, не упрекай меня,
Что в гулкой воде утонула звезда,

В печали своей ослепительно яркая –
Она и на дне не погасит огня,
Надёжнее самого верного якоря
Держа под бушующим небом меня…

ПОДОРОЖНАЯ
На Крещенье ночь светла, тишина неосторожна… 
У крылечка ангел-снег заслоняется крылом.
Ни строки не разобрать в полустёртой подорожной –
Ну да ладно, заходи, не пускай остуду в дом.

На реке пробили лёд, плещут звёзды в иордани,
Встал над чёрным над крестом крест хрустально-ледяной.
Что загадывали в ночь – ничего не угадали:
Долго чаемой судьбе на ветру стоять одной.

Кто бы накрепко сказал, что за утренней мольбою
На вечернюю мольбу у души достанет сил…
Подорожная пуста – ничего, Господь с тобою,
Даром, что ли, ангел-снег мимо дома проходил.

 

* * *
Вернись в тот сон, где ты была
Любима и светла от счастья,
Где Богородица прошла
В окно к соседке постучаться,

Где тайну нянчит белый сад
И на ветру смеются вишни,
Где материнский лёгкий плат
Печали шёлковые вышили…

Ты помнишь – всхлипнуло дитя,
Когда калитка заскрипела,
Сухою веткою тебя
За сердце яблоня задела –

И словно чёрным чертежом
Вдруг отчеркнула безвозвратно:
В каком-то городе чужом
Ты сны чужие смотришь жадно,

И эти кровь, и смерть, и блуд,
Придуманные воспалённо, 
В твой сад, пока ещё зелёный,
Волною огненной идут.

 

* * *
Тает воск от лица огня,
И за воздухом, как за тканью,
Жизнь таинственная меня
Опаляет своим дыханьем.

Золотится её пушок
Над высокими тополями.
Прикасаешься – словно шёлк,
А вдохнёшь – и взлетает пламя.

Светел храм, где свеча свечу
В тишине узнаёт по свету,
По молитвенному лучу,
Нисходящему словно сверху

И вплавляющему во плоть
Ненадёжную, восковую
Всё, что мыслил во мне Господь,
Всё, что я в небесах взыскую.

 

* * *
Над хищным сколом острых скул
Глаза – греховны.
Ты думаешь, твой сад уснул?
В саду – грифоны!

Сквозняк калитку приоткрыл
В его глубины –
В бессонный трепет медных крыл
И рокот львиный.

Твой листопад застигнут влёт
На полувзмахе.
Ночь сыплется, как переплёт 
Сырой бумаги.

Что под ногами? – Имена,
Слова из плоти.
И вся листва черным-черна
Ещё в полёте.

И сторожа мертвецки спят
Нездешней ночью.
И ты один. И листопад
Растерзан в клочья. 

 

* * *
Мимо пригорка, вниз,
Синим заборы крашены…
Это молитва-жизнь 
Века позавчерашнего…

Взлает и смолкнет пёс,
Скрипнет снежок, калитка ли,
И тишина до слёз –
Словно уже окликнули.

Яблоневый дымок, 
Снежное воскресение –
Если бы кто-то смог
В этом найти спасение,

Тропкой сойти к реке
И постоять у вымоин:
Вот он я – знать бы, кем
У бездорожья вымолен…

* * *
Прошлое открылось, словно зеркало 
Появилось из-за белой ткани:
Света много – а окликнуть некого.
Вот и пьёшь короткими глотками

Горьковатый воздух ожидания,
Звёздами искрящийся по краю,
Детские забытые желания
Медленно, беззвучно повторяя

И ещё не ведая, что сбудется
Самое нежданное, немое:
Маленькая розовая улица,
Медленно стекающая к морю – 

Так дитя, в закатном полусне ещё,
Разжимает тёплую ладошку,
И его недавние сокровища
Сыплются беззвучно на дорожку,

Разбегаясь в тайники и трещины,
Прячутся от пристального взгляда…
А найдётся то, что не обещано.
Остального даже знать не надо. 

* * *
Когда любимое не свято
Когда святое не светло,
На тропке маленького сада
Мерцает битое стекло…

На месте храма Всех Скорбящих
Забытый скверик, три скамьи…
Я слов не помню настоящих –
Лишь те, счастливые, твои.

Любимый мой! Господь с тобою
В любом краю, в любой стране!
Простоволосою, босою
Моя печаль идёт ко мне

По скверику, по той дорожке,
Где боль ходила столько лет…
И на стеклянной острой крошке
Короткий вспыхивает свет. 

* * * 
Вода – молодая, нагая,
Прозрачна до самого дна.
Как будто ей вечность другая
И тайна иная дана.

До вешнего полноголосья
Дороги белы и горьки,
И режут стальные полозья
Хрустальную кожу реки,

И надо ещё научиться
Лежать неподвижно и ждать,
Пока по лицу заструится
Далёкой весны благодать.

Но кончатся сны без ответа,
Иссякнет морозная тишь –
И вздрогнешь от ясного света,
И встанешь, и заговоришь.

* * *
Как две страницы единственного письма
Читая судьбу, ищешь на обороте
Яви дневной – продолженье сна,
Во сне – оправданье  дневной заботе...

Перемешались годы и города, 
Слёзы и снег... Ступая на ветхий мостик
Памяти, знаешь ли ты, куда –
В прошлое или грядущее – выйдешь гостьей?

Странные звёзды: впитывающие свет.
Тихие имена: узнаёшь, не слыша.
Одна из миллиона земных примет
Ласточку приводит к тебе под крышу:

Попутчик невесомый, крылатый друг,
По небу несомый ладьёй невидимых рук... 

И прежде, чем снова перевернуть листок,
Ждёшь, замирая: вот ласточка встрепенётся...
И воздух звенит и плещется между строк,
Словно вода в колодце.

* * *
Каме поклон на две стороны – на север и юг.
На горизонте едва видны крылышки вьюг…
Где-то – не разбери-пойми – чисто поют!

До самого снега не прячет река лица:
Ах, чисто поют, да перекликаются!
Прозрачным покровом переплетаются…

Зима подойдёт, колыбель качнёт – засыпай-усни,
Уже у закраин белеет лёд, словно простыни.
И радость прощается, к сердцу льнёт на росстани.

Первый поклон на север кладёт, второй – на юг.
И подымается в долгий полёт стая вьюг,
Но слышит сердце даже сквозь лёд: поют, поют!

                
* * *
И нас переплетает реками – 
Как наши долы и леса,
Такими долгими и крепкими,
Что разорвать уже нельзя.

И нас метелями захлёстывает –
И нет вернее этих пут,
Когда под огненными звёздами
Мы выбираем страшный путь.

И нас просвечивает памятью,
И нам идти на этот свет,
Пока над вечной Божьей пажитью
Иного знака в небе нет.

Надрывно голосят над язвами
Все те, кто предал нас вчера.
Но не иссякнут воды ясные,
Дыханье не прервут ветра.

* * *
Жизнь ещё приснится, коснётся губ
Лёгким поцелуем, сухим снежком.
Сладкая рябина, тропинка в клуб,
Золотые слёзки, и в горле – ком.

Где это заброшенное село,
Смуглая зима в шерстяном платке?
Что ж ты, моё солнышко, не взошло,
Что же ты растаяло в молоке?

Как мне выпить снежную непогодь,
Чем её согреть, чтобы не сгореть?
Засветил зарю во поле Господь, 
Да и та уже стаяла на треть.

На лоскут небес вдосталь воронья,
Как на первый снег – вязкой черноты.
Так и прожила, думая, что – я,
Оглянулась – ты…

* * *
Болотины да пожарища,
Да неба сырая ржа... 
Зима-то не госпожа ещё,
Вестимо, не госпожа.

Разок бы на вкус испробовать 
Серебряного пшена…
Но встретимся до Покрова ли,
До белого полотна?

На ветер сквозной нанизаны
Домики вдоль реки –
Ни ласточек под карнизами,
Ни взгляда из-под руки.

Да сожаленью позднему
Калёного – не обжечь…
Скорей бы в дорогу, по снегу –
В пожар долгожданных встреч!         

   
* * *
Тайная жизнь одиноких деревьев полна
Шёпота, шелеста, полупрозрачного гула…
Словно в забытый колодец душа заглянула
И не увидела дна.

Там, в глубине, обретая родные черты,
Имя и голос, одежды из ветра и света,
Что-то волнуется, плещется, ищет ответа –
И осыпается белой пыльцой с высоты...

Очи деревьев темны и замкнуты уста –
Небо своё обживают они бессловесно.
Нас прижимает к земле многозвёздная бездна –
Их, словно мать, поднимает к лицу высота.

Это они, погружаясь по грудь в забытьё,
Как невода, заплетают немыми ветвями
Чистое, гулкое, неумолимое пламя –
Нежное и невесомое пламя Твоё.

 

* * *
Что за река – одни излучины!
И стрекозою над плечом 
Твой смех, искусно подзолоченный
Закатным праздничным лучом.

Вот так бы плыть да плыть извивами
Вдоль по течению травы,
Под изукрашенными ивами
Не наклоняя головы,

Вот так бы петь и петь беззвучные,
Необъяснимые слова
Про золочёные излучины,
Речные рукава…

Куда назавтра сердце дену я? 
Хоть на прощанье – оглянись:
Ведь это наша, неподдельная,
Всепроникающая жизнь.

 

* * *
Наш разговор плывёт как пламя
По тополиному снежку...
Не сей же, Господи, меж нами
Непониманье и тоску,

Не сей презренье и страданье – 
Весь мир вокруг стоит в цветах!
Посей ромашки – на гаданье,
И незабудки – просто так...