Владимир ЛИЧУТИН. КУДА ТЫ МЧИШЬСЯ, ОГНЕННЫЙ КОНЬ? О романе Роллана Сейсенбаева «Мёртвые бродят в песках»

 

Владимир ЛИЧУТИН

КУДА ТЫ МЧИШЬСЯ, ОГНЕННЫЙ КОНЬ?

О романе Роллана Сейсенбаева «Мёртвые бродят в песках»

 

Неожиданную, многодумную поэтико-философическую работу создал казахский литератор Роллан Сейсенбаев, с которым мы когда-то посещали в Москве Высшие литературные курсы. Ничто не выдавало в нашем приятельстве, что так глубоко, мужественно погружен он в самую сердцевину казахского бытия, в древнюю почву своей родины, чтобы с редким сострадательным чувством вывернуть из глубины полузабытые пласты былой жизни дорогого ему народа.

Был Роллан всегда улыбчив, внимателен, дружелюбен в речах и поступках, лишь в глазах задумчивого, погруженного в себя казаха постоянно сквозила печаль. Был, вроде бы с нами, но и где-то в стороне, в своём непостижном для нас мире. Был он смугл, по восточному красив, представитель другого мира, но по наивности, по малограмотности моей в те времена я и представить не мог, что мы – люди одной крови, далеко, увы, отшатнувшиеся во времени потомки Аяфета, Ноева сына, кому праотец (по Ветхому Завету) отдал во владение Восток и Север. Первый поток двинулся в неизвестность через Кавказ, на Алтай, оттуда на Иртыш, Енисей, к устью Лены, к степям Монголии, на реку Амур…

Это было первое великое в истории человечества кочевье. Их было мало, сотни, может быть тысячи, у них был пока один язык, они двинулись в неизвестность ещё до вавилонского столпотворения. Потому в русском языке так много тюркских бытовых слов. (В поморье ненцы и зыряне живут возле русских тысячу лет, но так и не оследились в языке, словно бы обитают на другом недоступном материке.) Кочевали в неизвестность, возвращались обратно, чтобы исполнить путь по-новому кругу, теряли близких, плодились, сплачивались в семьи и общины, перенимали опыт, терялись навсегда, забывали нажитое, блудили в потёмках.

Чужой мир становился своим, родным. Люди искали свой будущий дом. В этом ручейке бредущих были и будущие казахи. И что значат сорок лет еврейских мытарств, о которых столько пишут поклонники иудейской истории, перед тысячелетним скитанием потомков Ноя, несущих память о великой трагедии потопа. Конечно, этот исторический материал сырой, построен на догадках и мифах, наверное, никто из русских учёных серьёзно, плотно, глубоко не занимался историческими «свитками», хранящимися под спудом не в артефактах (черепках и косточках), но в мистической памяти народа, не посвящал этому свою жизнь; наверное, останавливает сложившееся в ученом сообществе недоверие к происхождению русского народа, которому обгрызают «его жизненный путь» мыши и тараканы, ядовитые змеи и коварные скорпионы западного толка, лишают великий народ древнего начала, внушают слабым духом, что «ничего любопытного не случалось, потому что не могло быть», ибо их понимание истории человечества привязано к эллинской культуре, к угро-финнам, к германцам, древнему Риму, к Моисею и Вавилонской башне с тираном Невродом; что-то подобное, необычное, конечно же, не могло случиться в варварской, косной России, в её «короткой и невзрачной истории»; но ведь что-то подобное великому безусловно происходило на русских пространствах и открывается нам из-под спуда небытия крупицами, нехотя, с превеликим трудом, без гласопения наследникам рода на столь быструю их забывчивость.

(Свидетельствами этому: город Аркаим второго тысячелетия до нашей эры, русское королевство со столицею в Ростове Великом, когда древнего Рима и в помине не было, поселения на Алтае и в устье Лены, белокурые предки киргизов, развалины скифских белокаменных городов в Крыму, в верховьях Северского Донца и Хопра, наши былины и старины – изустный свод памятных событий: записано двести томов.)

Да и Роллан, когда работал над многолетним трудом, в историю человечества, наверное, остерегался глубоко, неоглядно погружаться, боялся «утопнуть», но уверенно вёл истоки казахов от кипчаков, саков, тюрков… и от скифов; да и исследовал-то Сейсенбаев не «послепотопную» историю, а наши безрассудные трагические времена.

И мне бы здесь тоже не место и не время уходить в исторические «раскопы», но взгляд невольно остановила прекрасная легенда о скифском воине Иманбеке, которую писатель вспоминает в романе довольно часто с восхищением к жертвенному мужеству предка, с любовью к герою. Писатель восторгается героическим сказом об Иманбеке, которому по приказу персидского царя Дария выкололи глаза. Ослепленный скиф Иманбек пожертвовал внешним светом ради света внутреннего, духовного, и вызволил из плена друга своего; он до конца дней земных жил на берегу Сырдарьи, и стал сказителем, святым пророком, героем сказаний, акыном, посланником Аллаха, невольным нравственным водителем по исторической жизни казахского племени.

Истовые почитатели Иманбека воздвигли герою мавзолей из белого тесаного камня, и занесли его имя в синодик святых… В те досюльные времена заселялись на небесах и становились Богами совершенно простые люди, отмеченные печатью Создателя. Но ведь и мы, русские, ведём свой род от скифов-ариев. Об этом писал в восемнадцатом веке Михайло Ломоносов и теперь учёными этот факт не опровергается. («Да, скифы мы!» – восклицал Блок.) Русские и казахи – дети пространств, их природу выковал размах вольных земель, потому одинаково их мирочувствие, простота, доверчивость и душевная цельность.

О войне персов с древними скифами повествуют и русские летописи; кстати, историю народа «чудь белоглазая» Ломоносов вёл от северных скифов; художественные артефакты из бронзы и золота, найденные в пермском крае, – свидетельство высокой культуры однажды исчезнувшего народа, родственной Египту и Элладе. И Роллан Сейсенбаев, не касаясь общих исторических корней, не раз напоминает по ходу романа о духовной близости русских и казахов. «Ну чем не русский человек, – вдруг подумал Шараев против своей воли (слушая песню Насыра), и тёплое близкое чувство шевельнулось в нём, и стало расти к этому крепкому невысокого роста казаху. – Ведь и эти люди, простые казахи, такие же широкие душою, как и мы, русские».

 «У меня кости русские, а мясо на них казахское», – признается один из героев романа.

«Не будь сыном своего отца, а будь сыном своего народа», – говорил великий Абай, глядя в сторону великой России, озабоченный увяданием казахского племени, придавленного обширными степями, прозябающего в быстро утекающем времени. Так живёт отросток юной ёлушки, угодивший в ветровал под павшее замшелое дерево. Дышать, вроде бы можно, а жить нельзя; коренье с натугою дышит, а вершина чахнет.

«Национальность для каждого племени есть рок его, судьба его», – в лад ему вторил философ Василий Розанов, размышляя о роли племени. Только чувство своего рода взращивает достойного человека, в котором живёт «национальная почка», готовая выкинуть спасительный добрый росток.

Что за книгу с таким мрачным названием «Мертвые бродят в песках?» написал Роллан Сейсенбаев. Это роман-сага, роман-эпос, проповедь, назидание, роман-пророчество, роман-укор и обвинение живущим на земле, роман-драма и трагедия. Взят принцип монисто, ожерелья, подвески, когда драгоценные «зёрна» нанизываются на общий шнурок. Нечаянно оборвался он – и все бусы, каменье, серебряные монеты, клыки медведя, мышиные косточки рассыпались и, казалось, н