Геннадий МУРИКОВ 
Геннадий МУРИКОВ
РУССКИЙ ВОПРОС СЕГОДНЯ
Полемика
То, что русский вопрос, по крайней мере, для нас – русских людей, – является одним из важнейших, вряд ли у кого вызовет сомнения. Другое дело, как его трактовать, какие аспекты должны быть выдвинуты на передний план, – это, естественно, становится предметом обсуждения и дискуссий разного рода, как в научной среде, так и в публицистике.
В последние годы вышло немало интересных работ, посвящённых этой проблематике, о которых мы хотим поговорить.
В нашей либерально ориентированной печати каким-то странным образом укоренилась как бы сама собой разумеющаяся мысль о том, что каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает и что жаловаться и печалиться о судьбе народной – признак инфантильности. Дескать, зрелость – это самодостаточность и самоуверенность, а всё прочее – от врождённой дебильности. Вспомним Чехова: выдавливать из себя раба по каплям. А почему по каплям? А почему выдавливать? На эти вопросы Чехов нам не ответил. А мы продолжим: здесь разговор о «выдавливании» рабства относится только к России и к русскому народу, который, якобы будучи инфантильно слабоумным, только и может, что подчиняться разного рода тиранам (особенно еврейско-грузинского происхождения) и при этом лить горькие слёзы о своей участи, которую будто бы сам и заслужил.
При этом, разумеется, положительными примерами служат англичане и американцы, честным путём получившие все свои заслуги и достижения, а тем более демократическое правительство, лучше которого нет на свете… Это некая квазиисторическая мифология, существующая и основополагающая до настоящего времени. Я бы со всем этим согласился, если бы не один исторический факт. В мифологии английского народа существует важный прецедент, что Англия и есть воплощение забытого колена израилева. Эта мысль после реформации полностью овладела английским народом. Тут даже не нужно вспоминать понятие Англии – постепенно она стала Великобританией, как было сказано – воплощением потерянного народа израилева. Английское сектантство в соединении с масонством (1717 г.) восприняло на себя великую цель – преобразить мироздание. Сегодня вряд ли кто усомнится в масонских истоках революции, но цели были другие, и отчасти они были достигнуты.
Но прежде следует обратиться к самому понятию «русский вопрос». Оно имеет несколько значений, неразрывно связанных между собой. Здесь нужно выделить «русскую идею», как понимали её со времён славянофилов и Достоевского, а позже – от виднейших мыслителей серебряного века вплоть до настоящего времени. Затем – это вопрос о русско-российской государственности, – и, конечно же, – геополитические аспекты жизни и судьбы русского народа.
Мы совершенно сознательно делаем упор именно на национальном аспекте, не отрицая ни религиозной, ни социальной и другой проблематики, но всё же отводя ей второстепенное место. Для этого есть основания. В своё время, полемизируя со славянофилами, Достоевский заметил, что понятие «русский» шире, чем понятие «славянский», потому что оно обозначает принадлежность к некоему макрокосмосу, цивилизации «РОССИЯ», а не просто является этническим определением какой-нибудь народности. Заметим, кстати, что и в «Повести временных лет» так называемые славяне перечислены в общем перечне разных племён, населявших восточную Европу, наряду с кривичами, вятичами, весью, сумью и другими народами, тогда как «русь» под водительством Рюрика и его потомков явилась символом объединения всех этих племенных образований.
Вот почему «русская идея» – это изначально идея единства, имперская идея и иной быть не может. Концепция России как Третьего Рима настолько прочно укоренилась в национальном самосознании, что едва ли может быть поколеблена любыми религиозными, социальными или политическими потрясениями.
О том, что «русский коммунизм» – это далеко не то, что коммунизм по Марксу, прекрасно написал ещё Н.Бердяев, а от себя добавлю, что и «русская демократия» – это совсем не демократия по-европейски или по-американски. Тут уместно подчеркнуть ещё один важнейший аспект русского духа или, иначе, национального самосознания – это его богоискательский или правдоискательский характер. Русский человек не может успокоиться на каких- либо раз и навсегда установленных ценностях, его сознание апокалиптично и неизменно направлено на поиск высшей истины, поэтому всегда как бы «не от мира сего». Таким образом, бескрайность русских просторов сочетается с бескрайностью и бесконечностью духовных исканий, а каждая вновь найденная религиозная концепция мало-помалу утрачивает своё значение и оказывается отвергнутой. Это явление отметил и зафиксировал в «Закате Европы» О.Шпенглер, назвав его «псевдоморфизмом»: никакая чётко выраженная духовная «структура», «форма» в России не приживается, – и это можно с равным успехом назвать или аморфностью, или безмерностью русского духа.
В историческом плане эта особенность выразилась в концепции России как нового или второго Иерусалима. Эту мысль особенно выдвигал на первый план церковный реформатор патриарх Никон, а после него появились десятки богоборческих и богостроительных сект, – и несть им конца.
Итак, римско-имперская, отчасти византийская (Второй Рим) государственность и «дионисийство» духовное – вот два полюса русской природы: «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю». Это инварианты русской судьбы, но в каждую следующую эпоху судьба выражается по-разному. В том числе и сегодня.
***
Одна из самых болезненных тем в современном русском национальном сознании – это соотношение понятий «русский» и «советский». «Советизация» русского народа началась, как мы знаем, не вчера и отчасти сохраняется и поныне. В не столь отдалённые времена говорилось: «по национальности я – советский» (Р.Рождественский). И до сих пор существуют те, кто поклоняется «комиссарам в пыльных шлемах», и те, кто убеждён: «Не лебединая в небе стая – белогвардейская рать святая», а современная писательница О.Славникова даже предсказывает, что столетие Великого Октября – 2017 год – будет началом новой гражданской войны, которая в России, в общем-то, и не затухала, а просто временами приобретала подпольно-партизанский характер. Вот этой проблеме посвятил свою новую книгу английский русист и советолог Дж. Хоскинг («Правители и жертвы. Русские в Советском Союзе». М., 2012).
Замысел автора и цель, которую он поставил перед собой, вполне очевидны: показать, что при советской власти русский народ был как бы «правящей кастой». Но одновременно и «жертвой» режима. Так это или не так – вопрос проблематичный, – Солженицын думал по-другому, – но сам автор в предисловии к русскому изданию говорит о своих целях недвусмысленно: «Я написал эту книгу для англоязычных читателей, но самая главная для меня аудитория, конечно, русская. Для русских опыт Советского Союза был неоднозначен. Они являлись доминантным этносом, но в то же самое время, как мне кажется, жертвой советского эксперимента. СССР оказался русским и одновременно антирусским по духу. Этот противоречивый опыт объясняет многое в сегодняшнем русском самосознании» (ук. изд. с.5).
Мы хорошо знаем, что англоязычная русистика, как правило, весьма недоброжелательна к России и ко всему русскому (Дж. Биллингтон, З. Бжезинский), так как смотрит на «предмет изучения» свысока, как представители «высшей расы» на что-то примитивное и заслуживающее то ли снисхождения, то ли презрения, – вроде как микробиолог исследует деятельность микробов. Не избежал такого подхода к русскому вопросу и Дж. Хоскинг, хотя в целом его книга выглядит достаточно объективной.
Обратимся непосредственно к суждениям автора. Они подчас могут показаться противоречивыми, но далеко не ординарными и как бы провоцируют полемику. В нашей сегодняшней либеральной и даже пропутинской официозной агитпроплитературе считается твёрдо обоснованным (априорно) мнением, что ценности «демократии» победили «тоталитарную» идеологию, и коммунизм погиб ввиду его исторической обречённости. Будто бы имевшая место «схватка» между «прогрессивными» демократами и «реакционными» коммунистами-тоталитаристами завершилась победой прогресса и повела к всеобщему счастью и благоденствию.
Эта нехитрая идеологическая концепция очень напоминает марксистко-ленинский тезис о победе «прогрессивного» социализма в борьбе с реакционными классовыми врагами. Карл Маркс писал вроде бы в статье «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», что пролетариат напоминает евреев, которые выходили из плена египетского в землю обетованную. Такого рода предсказания имеют общий корень: древне-библейский. Если идёшь в землю обетованную, ты на пути прогресса, иначе – реакционер. А вот человеческого и национального фактора просто не существует. История якобы состоит из борьбы идеологических конструкций.
Автор этой книги, – сразу скажем – это главная его заслуга, – далёк от суждений такого рода. Он сразу же говорит, что «последний и решительный бой произошёл не между коммунизмом и антикоммунизмом (…), а, скорее, между Россией и Советским Союзом» (с.6). Скажем проще – между русским и советским. Ясно, что эта мысль не банальна, об этом мы ещё поговорим в дальнейшем, однако она очень плодотворна, потому что при таком взгляде на проблему возникает множество вопросов, ответить на которые нам ещё предстоит.
Первый и самый главный, это вопрос, почему же национальный фактор оказался сильнее великой «всемирной идеи» социалистическо-коммунистического рая? Второй вопрос: правда ли, что в результате «перестройки» победила «русская идея»? Ясно, что перестройка не задумывалась как русская реформа или революция, а только как обновление социалистического строя. Горбачёв ни разу не сказал, что он русский человек. Никто из следующих руководителей нашего государства тоже этого не сказал: ни Ельцин, ни Путин. Это была перестройка правящего класса. Вместо евреев и грузин к власти пришли чеченцы (Р.Хасбулатов, В.Сурков).
Советская власть задумывалась и была осуществлена как интернациональная под руководством великой нации «интернационалистов», рассеянных за какие-то грехи по всему миру. В 1917 году интернационалисты явно победили и под флагом советского интернационализма обратили русский народ в рабство.
Не следует думать сугубо о еврейской оккупации России, хотя Ленин и говорил с присущей ему прямотой: «Россия завоёвана большевиками». Ставка была сделана на малые народы, которые якобы были угнетаемы «великорусскими шовинистами».
В книге Дж. Хоскинга важно то, что такая постановка вопроса считается очень серьёзной, хотя авторский ответ достаточно двусмыслен.
Дж. Хоскинг совершенно убеждён в том, что в результате «народной» революции октября 1917 года русский народ приобрёл исключительное право на власть. На доминирование во всех областях права, науки и культуры. Допустим на минуту, что это действительно так. Но ведь большевистская революция совершалась отнюдь не под национальными лозунгами. А в составе её вождей русских людей было едва ли два-три человека: вроде бы Бухарин, Рыков, но и у них жёны были еврейками. Ставка была сделана на мировую революцию, в которой России отводилась роль спички, чтобы поджечь её костёр. К книге Дж. Хоскинга мы ещё вернёмся, так как она очень значима не только в рамках текущей славистики, но и потому, что её автор – человек очень неглупый – правильно понимает текущий ход событий.
***
Однако мне хочется начать наше исследование несколько иначе. Книга известного политика и государственного деятеля «Враг народа» (М., «Алгоритм», 2008), сочетающая в себе мемуарное и публицистическое начала, также всецело посвящена русскому вопросу – русской идее. Автор считает её, с одной стороны, стержнем своей собственной жизни, а с другой стороны – путеводной звездой, ориентиром, который только и может вывести Россию из бед и катаклизмов, переживаемых ею за последние двадцать с небольшим лет.
Хотя книга вышла ещё задолго до теперешних событий на Украине, обозначивших новую фазу кризиса, но сегодня она стала ещё актуальнее. Уже в предисловии автор ясно определяет выбор, стоящий перед страной: «Либо мнимая "стабильность", "суверенная демократия", алчная "партия власти" и фальшивая "конструктивная оппозиция", подавление всякой альтернативы и инакомыслия, бонапартизм, клановость, сращивание власти и криминального бизнеса, повсеместная коррупция, расширение пропасти между богатыми и бедными, превращение России во второстепенную державу, заливающую топливо в бензобаки мощных американских, европейских, японских и китайских государственных машин.
Либо "живая жизнь" нации. Это – демократия, свобода слова; сбережение и воссоединение русского народа, его великой культуры, традиций и языка; защита соотечественников и сплочение единого государства коренных народов России (…), восстановление собственного товарного производства, всемерная поддержка отечественного предпринимательства и, в конечном счёте, мощный экономический рывок русского государства, возвращающий России статус Великой Державы.
Президент Путин должен сделать свой выбор. С кем он – с наглой и льстивой камарильей, облепившей его с головы до ног или с собственным народом, мысли которого он так часто и так удачно высказывает вслух» (с.6-7).
Это, как говорится, программа-максимум. Последние события на Украине показывают, что Путин делает шаги в правильном направлении, но сможет ли он выдержать этот путь до конца, мы пока не знаем. Сам же Дмитрий Рогозин свой выбор сделал. Он так и говорит: «Я пришёл в политику, чтобы ясно и чётко выразить и защитить интересы моего народа. (…) Я знаю силу русского народа, но я вижу всю несправедливость его нынешнего положения. Это моя борьба, и она рано или поздно увенчается успехом» (с.7). Одну из глав своей книги он с ясным вызовом назвал «Моя борьба».
Автор с горечью констатирует, что образование партии «Родина», в которой он был главным лидером, вызвало приступ ярости у власть имущих, что совершенно не случайно, а является выражением их русофобских позиций, замешанных на дрожжах мирового финансового капитала. Поэтому от них он получил прозвище «враг народа». Вот только какого народа? Явно не русского, а того самого «малого народа», о котором столько писал академик И.Шафаревич и который занимает теперь в России господствующее положение, а потому для него «русская идея» смерти подобна.
В книге дан подробный анализ сложившейся в правящей элите ситуации. «Почему кремлёвская бюрократия пускается во все тяжкие, чтобы развалить патриотическую партию, додавить её лидера и заставить общество молчать?
У меня есть объяснение этому явлению. Правящий класс в России ещё не успел легализовать наворованное. Этим людям есть, что терять. Честных выборов боятся – знают, что обязательно продуют и опозорятся. Бороться с политическими противниками политическими же методами не умеют. (…)
Сегодня под тотальным контролем власти находится всё: и телевидение, и репрессивный аппарат, и парламент, и судебная система, и так называемая "антифашистская опчественность", которую засунули в Общественную палатку. Оттуда дрессированная "опчественность", по команде высовывая свою мордашку, облаивает любое проявление инакомыслия».
Решающую роль при таком режиме играет «администрация президента – могущественный орган, полномочия которого не регулируются не только Конституцией РФ, а даже федеральными законами» (с.21). Мы прекрасно знаем, что многие годы в этом органе значительную роль играл В.Ю. Сурков – Асланбек Андарбекович Дудаев по отцу (не родственник ли не менее знаменитого генерала Дж. Дудаева? – Г.М.), которого небезосновательно называли «серым кардиналом» путинской политики. Но этот вопрос в книге не затронут.
Зато ясно сказано, например, об итогах приватизации 1990-х годов, причём сказано недвусмысленно: «Нация должна знать: всё, что произошло с экономикой её страны, следует квалифицировать как грабёж. Те, кто это сделал, должны называться ворами. И никак иначе» (с. 24).
Ещё об одном важном аспекте экономики, о котором много говорили в относительно недавнем прошлом, да и теперь в этом вопросе мало что изменилось: «Почему это вдруг российские золотовалютные запасы и Стабилизационный фонд, достигшие размеров доисторического ящера, работают не на экономику собственной страны и даже не хранятся в России, а вывозятся за рубеж и под смешные проценты кладутся в американские банки?» (с.37).
Автору и читателю становится ясно, что в качестве вора выступает само государство, которое, может быть, не желает, чтобы «мелкие» воришки – миллиардерчики украли то, что по праву могут поделить между собой бандиты мирового масштаба.
Разумеется, встаёт в книге и вопрос о дотациях национальным регионам в рамках РФ в связи с проблемой сепаратизма. Тут надо вспомнить, что в советское время практически все «республики» (кроме Туркмении с её энергоресурсами) были дотационными регионами, а уровень жизни в них был намного выше, чем у русского населения в РСФСР. Особенно это относилось к Кавказу и Прибалтике. Теперь, казалось бы, ситуация должна измениться, но не тут-то было. Поползли, как тараканы изо всех щелей «мигранты» из Средней Азии, да и из Украины тоже. А ситуация на Северном Кавказе обострилась так, что дело дошло до кровавой чеченской войны.
«Кремлёвская бюрократия, – пишет Д.Рогозин, – надеется, что прикормленный ею кавказский "волчок" не укусит страну за бочок. Зря. Рано или поздно укусит. Вся лояльность наглеющих день ото дня национал-сепаратистов держится на потоке денег и новых привилегий, выбиваемых ими из федерального центра. Как только этот поток даров и щедрот прекратится, лояльность улетучится как сон. Пока же все эти "верноподданнические" настроения просто куплены Кремлём. Ведь не секрет, что не только Гудермес, но и Казань, и Уфа добились от Москвы всего, чего хотели», причём характерная деталь: «В паспортах жителей этих республик, в отличие от всей России, разрешено оставить указание своей национальности» (с. 40). Дескать, вы должны отличать, кто именно хозяева, а кто – безнациональное быдло. Это и ясно: раз нам платят дань, чтобы мы не шли на «вас» войной, то мы и хозяева, а значит, имеем право на свою национальность. Заметим, что когда Константин Крылов выдвинул лозунг «Хватит кормить Кавказ!», под которым прошли и проходят массовые демонстрации по всей стране, его сразу обвинили в «экстремизме», «разжигании межнациональной розни» и завели уголовное дело. Знает кошка, чьё мясо съела! Однако «кормление» Кавказа продолжается, а К.Крылов по приговору суда должен был отработать 120 часов. Слава богу, что за решётку не отправили.
Всех вопросов и проблем, о которых говорится в книге Д.Рогозина, коснуться не позволяет объём этой статьи. Но всё же остановимся ещё на двух. Во-первых, это соотношение понятий национального и государственного. Автор в своих суждениях однозначен: «Нация выше государства».
«Государство представляет собой форму самореализации нации, защиты её жизненно важных интересов, удержания политического пространства и национальной территории» (с. 43). В другом разделе книги эта мысль поясняется следующим образом: «Национальное чувство более похоже на чувство религиозное, а оно, как мы знаем, воспринимается очень искренне, личностно» (с. 151). Это тем более важно, что понятие и чувство национального охватывает всё существо личности. А не только её взгляды и утверждения. Нацию, как и родителей не выбирают, она даётся вместе с кровью и родом.
Между тем, среди патриотически настроенных деятелей культуры с относительно недавних пор появилось течение «государственников». Их лидером, видимо, следует считать А.Проханова. Но вот беда-то какая: «государственники» – за любое государство, даже за воровское, даже за то, которое выступает против нации, которое, по сути, является оккупационным режимом, диктатурой «интернационалистов». Таким было ленинско-сталинское государство. Таким же, по сути, остаётся и сегодняшний компрадорский режим «суверенной демократии».
«СССР погиб, но коммунистическая бюрократия уцелела, перекрасилась и вновь плюхнулась в кресло начальника» (с.46). Наши сегодняшние «государственники» – подчёркивает автор – фактические наследники ленинской гвардии интернационалистов, которые изначально были русофобами, так как СССР строился именно как интернациональное государство. В нём русским была отведена роль пищевого продукта, за счёт которого кормились «братские народы». Именно поэтому лозунги русского национализма власть всегда трактует как пропаганду фашизма – дескать (о, ужас какой!) лишают её такой сытной и доступной пищи!
«Ничто не "раскачает государственную лодку" и межнациональный мир в России так, как "антифашистская истерика", спровоцированная и раскрученная властью для дискредитации её последовательных и принципиальных критиков, выражающих негодование русского народа своим неудовлетворительны уровнем жизни и социальным статусом», – заключает Д.Рогозин и делает вывод: «Интернационал – каторжная работа нации для чуждых ей целей» (с.119). Эти слова взяты автором из «Манифеста возрождения России», лёгшего в основу идеологии Конгресса русских общин (1993-2003 гг.).
В качестве положительной программы автор выдвигает три основных тезиса: «Первое: Русские должны вернуть себе политическую власть в России. Государствообразующая нация должна быть хозяином в своём родном доме. (…)
Второе: Русские должны вернуть себе экономическую власть в России. Итоги грабительской приватизации должны быть пересмотрены. (…)
Третье: Русские должны воссоединиться, создать единую нацию и государство, восстановить свой демографический потенциал» (с.153-154).
***
Для олигархов и наших правителей Россия – кормушка, а в своё время для ленинистов она должна была быть спичкой, бросаемой в костёр мировой революции, как уже говорилось, то есть и в том и в другом случае – не более чем «средством», а для русского патриота и националиста – это цель. Важнейшая её составляющая – сбережение и сохранение русского народа, о чём, впрочем, писал ещё Солженицын задолго до теперешних событий.
Есть в книге и слабые места, например, автор неоднократно упоминает Сталина как выдающегося «охранителя» русско-советского государства, но почему-то забывает, что именно он организовал ещё 12 (!) вместо первоначальных 4-х «республик» СССР, прочертив произвольные границы и отдав им огромные русские территории, да ещё попутно создав целые «народы» из племён кочевников и сделав их «равноправными» с русским народом. ( Ещё раз об этом мы поговорим ниже.) По-моему, большего издевательства над Россией трудно и придумать. Может, Сталин и «сохранил» государство, но именно он ввёл геноцид русского народа во имя «интернационализма» и «социализма в одной стране».
Немало места в книге отводится воспоминаниям автора о разных фактах недавней истории, свидетелем и участником которых он был, особенно о событиях 1991 и 1993 гг., трагедии в Беслане, но мы не можем говорить о них подробно, не выходя за рамки обозначенной темы. Скажем просто, что они во многом уникальны и помогают гораздо яснее понимать современность.
В заключение несколько слов о терминах «социализм», «капитализм», которые часто употребляются в разговорах о разного рода реформах, происходящих в нашем обществе. Я лично ничего плохого не вижу в термине «социализм», если его понимать как приоритет общественных, социальных ценностей, а не как уродливую конструкцию, созданную большевиками на территории России. Дело тут в том, что социализм должен быть национальным, а не «интернациональным», – и тогда всё встанет на свои места. Национальный социализм – вот что, пожалуй, нужно России.
Что же касается «капитализма», то это тоже определённая система ценностных ориентаций, в которой главное – накопление денежной массы (капитала), что выражено и в самом слове сapitalis (лат.) – главный, «головной», с корнем cap голова, то есть самое важное. Всё остальное подчинено этой цели. Вспомним евангельское: «где сокровище ваше, там будет и сердце ваше” (Мф. 6:21). Если сокровище ваше – капитал, то и всё прочее будет подчинено этой цели.
Давно уже объяснено (М. Вебер, Р. Гильфердинг), что истоки такого понимания смысла жизни находятся в «протестантской этике», восходящей к ветхозаветным ценностям и ориентациям. В древнегреческом и в древнеримском сознании этого не было. Зато в марксистско-ленинском социализме – сколько угодно, потому что марксистский социализм – это лишь одно из проявлений капиталистической протестантской этики.
«Социализму» логичнее всего противопоставить «индивидуализм», но последний по смыслу слова не может быть основой построения общества, а является лишь частным делом индивидуума. В противоречиях между социализмом и капитализмом речь должна идти и идёт о ценностях, о приоритетах, а не о каких-то замкнутых государственных структурах. Это самое важное.
***
Мы уже говорили, что в концептуальное понимание «русского вопроса» неотъемлемой частью входит и его геополитический аспект. Именно этой теме посвящено множество книг и статей известного историка-публициста А.Б. Широкорада, большинство из которых – это настоящие энциклопедии по всевозможным вопросам взаимоотношений России с разными государствами от Китая до Америки, причём, очень важно, на всём протяжении российской истории. В ряде работ автор столь же пристально исследует вопрос о сепаратизме внутри России и об утраченных российских территориях.
Последняя тема особенно интересна, так как в советской историографии она вообще практически была под запретом, так что здесь А. Широкорада можно назвать первооткрывателем, – во всяком случае, по масштабности предпринятых им разысканий. Поэтому в центре нашего внимания будет его двухтомник «Утерянные земли России» с подзаголовками соответственно: «От Петра I до Гражданской войны» (М., «Вече», 2006) и «Отколовшиеся республики» (М., «Вече», 2007). В дальнейшем мы будем при цитировании их условно называть т.1 и т.2.
Сначала немного об общей концепции автора. Рассматривая вопросы о границах государства, он приходит к убеждению, что они определяются в основном, двумя факторами: естественным географическим и силовым. «Договоры о границах выполняются лишь тогда, когда они соответствуют географии и истории (пример: Пиренеи – историческая и географическая граница Франции и Испании), а главное, реальному соотношению сил сторон. В противном случае, это не договор, а никчёмная бумажка» (т. 1, с. 84).
В общем и целом это, конечно, совершенно очевидно, особенно если вспомнить относительно недавние переделы границ в Европе после 1918, 1939 и 1945 гг. Слабость России – СССР после революционных и военных потрясений привела её к утрате многочисленных территорий, часть из которых не возвращена и поныне (Южное побережье Чёрного моря – Кар, Ардаган, Эрзерум). В 1939 году Сталин почувствовал себя сильнее и вернул некоторые утраченные земли, а в 1945 году заново перекроил карту Восточной Европы, вообще переформировав и заново образовав государство Польша за счёт огромной части немецкой территории, о чём полякам следовало бы вспоминать ежечасно. С другой стороны, распад СССР стал знаком отчуждения и перераспределения (конфликт между Арменией и Азербайджаном) многих российских территорий. Эти темы А.Широкорад рассматривает во втором томе своего исследования. Он подробно рассказывает о приобретении и утрате Россией (СССР) целого ряда земель. Остановимся только на самых интересных фактах, насколько они отвечают теме нашей статьи.
Для петербуржцев существенен вопрос о Финляндии. Она была присоединена к России по мирному договору со Швецией во Фридрихсгаме 5 (17) сентября 1809 года и была «освобождена» Лениным в декабре 1917 года. И что поразительно – сразу же стала ярым врагом России.
Потрясающая закономерность – ВСЕ «освобождённые» из «тюрьмы народов» национальные образования сразу же становятся злейшими врагами России и особенно русского народа. Автор приводит даже такой поразительный факт: на севере Кольского полуострова в 1918 году части красных войск объединились с «интервентами»-англичанами против озверевших белофиннов Маннергейма. И тогда же немецкое (!) командование ультимативно «предложило» Финляндии отказаться на нападения на Петроград (с.90). В связи с этим любопытно отметить ещё один факт: «по приказу Маннергейма в 1919 году национальным символом Финляндии стала свастика, и все финские самолёты и танки имели опознавательные знаки в виде свастики вплоть до весны 1945 года» (с.94), так что у Гитлера были предшественники, и свастика, видимо, уже с той поры стала осознаваться как символ национальной независимости.
Следующий вопрос – о судьбе Польши. Как известно, это государство прекратило своё существование в результате трёх разделов между Священной Римской империей (будущей Австро-Венгрией), Пруссией и Россией в конце ХVIII века. Но история её возрождения весьма поучительна.
Вот факты. Ещё в 1907 году в ответ на многочисленные притязания поляков «граф А.А. Уваров, представлявший Саратовскую губернию, заявил (на заседании Государственной Думы): «Мы, октябристы, с великим удовольствием дадим Польше всё то, что мы сами будем иметь в центре, мы с удовольствием дадим Польше земское самоуправление, широкое городское управление, но, конечно, господа, с таким уговором, чтобы окраины отнюдь не требовали того, что не имеют центральные части России».
И автор делает ироничное примечание: «Вставьте вместо слова "Польша" "Чечня" или "Татарстан", и слова Уварова будут более чем актуальны в наши дни» (с.154).
17(30) марта 1917 года Временное правительство декларировало независимость польского государства, но тогда вся его территория была оккупирована немцами, и практического значения этот жест доброй воли не имел. Большевики приняли декрет о ликвидации договоров о разделе Польши 29 августа 1918 года: «Все договоры и акты, заключённые правительством бывшей Российской империи, правительствами Королевства Прусского и Австро-Венгерской империей, касающиеся раздела Польши, ввиду их противоречия принципу самоопределения наций и революционному правосознанию русского народа, признающим за польским народом неотъемлемое право на самостоятельность и единство, – отменяются настоящим бесповоротно» (с.157).
Но вот ведь парадокс! Отменяя договоры о разделе Польши, большевики тем самым признали «неотъемлемое» право Польши на западно-украинские и белорусские территории, которые в своё время были захвачены у России. Это определило собой своеобразное «право» Польши удерживать эти территории вплоть до 1939 года. Это совершенно очевидно, но Широкорад, на мой взгляд, упускает этот вопрос из вида.
Решающий поворот в истории Польши произошёл, когда «14 ноября 1918 года находившийся в Варшаве Регентский совет передал власть возвратившемуся из Германии в Варшаву Юзефу Пилсудскому» (с.158). В Германии Пилсудский вовсе не отдыхал на курорте, а активно воевал против России в качестве командира одного из армейских подразделений. Но самое любопытное то, что будущий «начальник государства» (такой титул был присвоен ему в Польше) в своё время проходил по делу о покушении на Александра III вместе с Александром Ульяновым, старшим братом Ленина, но как второстепенный участник получил по приговору пять лет ссылки в Сибирь.
Первое, что сделал «революционер» Пилсудский – вступил в войну с новообразованной советской республикой; по-своему он был прав. Ведь ленинское правительство, как мы говорили выше, само подарило ему право на земли Западной Украины и Западной Белоруссии вышеупомянутым декретом. Сходным образом сложилась ситуация и на юге России. «29 декабря 1917 года (11 января1918 г.) Совет народных комиссаров ( Совнарком) Советской России опубликовал (…) за подписью Ленина Декрет о Турецкой Армении, в котором провозглашалось право Западной Армении на автономию: "СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ объявляет армянскому народу, что Рабочее и Крестьянское Правительство России поддерживает право армян оккупированной Россией Турецкой Армении на свободное самоопределение вплоть до полной независимости "» (с. 287). Здесь, как и почти везде, то ли поражает, то ли восхищает двуличие Ленина: какое же может быть «самоопределение» у турецких армян, только что почти уничтоженных в результате печально известной резни 1915 года? Тогда по предварительным подсчётам погибло около полутора миллионов человек. Только благодаря российской «оккупации» часть армян и смогла спастись бегством. Однако Ленин опасался Турции гораздо больше, а потому и «подарил» ей «оккупированные» проклятым царизмом земли, а вдобавок выделил ещё новому режиму кемалистов более двухсот килограммов золота, не считая оружия.
Гораздо более печальной была судьба КВЖД и города Харбина, а также Порт-Артура. Вина за эти потери ложится целиком на Сталина. Первые были проданы Японии в 1935 году, а последний уже после победы над этой самой Японией был «подарен» в 1950 году Китаю. Вот вам и «государственник» Сталин!
И в заключение несколько слов о продаже территорий «Русской Америки». Аляска, открытая и осваиваемая русскими более 100 лет, была секретным договором (скрывали от русского народа) от 30 марта 1867 года продана США за 7 200 000 $. Официальная мотивация: убыточность Российско-Американской Компании, осваивавшей эти территории, и невозможность их военной защиты, а также для поддержания хороших отношений с США. Находившийся недалеко от Калифорнийского залива на Западном берегу США Форт Росс был продан вообще некоему частному лицу, швейцарцу Дж. Суттеру ещё раньше – в 1841 году за … (!) 42 657 руб. 14 коп. Всего через семь лет на этой территории открыли месторождения золота. Что тут началось! – об этом не имеет смысла говорить. Всё уже сказано. У нас читают повести Джека Лондона.
Сам автор видит причины подписания этих позорных договорённостей в миграционной политике царской власти: «Начнись массовая миграция (на Аляску и в Америку, – Г.М.) – резко упадут цены на земли в Центральной России, а стоимость труда батраков возрастёт в несколько раз. Поэтому царское правительство издало ряд законов и положений, которые препятствовали миграции населения из центра империи на её окраины» (с.430).
Возможно, это было и так, однако Сталин посредством коллективизации также продолжил эту политику, практически полностью оголив Дальний Восток, да и сегодняшние правители не слишком заботятся о заселении этого региона. Был Столыпин, но, как говорится, мир его праху. Может, настало время продать и Дальний Восток, и Сибирь, скажем, Китаю за десяток-другой миллионов или триллионов юаней? Бумагу напечатать легко.
Говоря о втором томе исследований А.Широкорада, нужно, прежде всего, обратиться к причинам распада СССР. Более чем очевидно, что они состоят в резком ослаблении авторитета центральной власти и таком же наращивании «мускулатуры» в так называемых «республиках», созданных ленинско-сталинской национальной политикой, имевшей конечной целью ослабление воли и могущества русского народа как носителя «имперской» идеи, недопустимой для подлинных «интернационалистов».
Чем более ослабнут скрепы, объединяющие «империю», тем легче её развалить. А.Широкорад признаёт это прямо: «Само географическое положение России приводит к постоянному вмешательству иностранных государств в любой её внутренний конфликт. Причём интервенции происходили как по просьбе одной из сторон, так и в инициативном порядке» (А.Широкорад «Наша великая мифология» М. «АСТ», 2008, с. 397). Но всё же он считает, что распад СССР – это отдалённое последствие гражданской войны, при этом утверждая, что «гражданскую войну развязали не большевики и не белые, а интервенты и сепаратисты» (там же, с. 398). Доля правды здесь есть, тем более что много о разрушительной роли сепаратистов писал ещё А.И. Деникин в «Очерках русской смуты», но это только часть истины. Я убеждён, что наша гражданская война имела религиозный характер, а национализм, особенно в ХХ веке стал формой религиозного сознания (ярчайший пример – немецкий национал-социализм), потеснившей традиционные верования, особенно христианство. Ближайшая аналогия происходившему тогда – это наша «смута» ХVII века или религиозные войны в Германии, происходившие в середине ХVI века. Далеко не случайно, что большевистский историк М.Н. Покровский совершенно серьёзно и в положительном смысле сравнивал Ленина с Лже-Дмитирем первым – оба были реформаторами и западниками.
Марксистско-ленинская «религия» была из числа тех, которые сейчас принято называть «тоталитарными сектами» наподобие Аум-Синрикё, требующими кровавых жертв и жестокого принуждения (диктатура пролетариата) и имеющими псевдоцерковный инквизиционный аппарат принуждения (ВЧК, ГПУ) и обещающими для избранных и землю обетованную и райских гурий в обмен на истовость и безжалостность к «неверным». Это породило всплеск недовольства, проявившийся во всех формах, в том числе и в сепаратизме. А позже сепаратисты, когда большевики пошли к ним навстречу (об этом уже шла речь выше), сами впитали в себя тоталитарный заквас большевизма – отсюда их злоба, непримиримость, русофобия как основа самого их существования. А.Широкорад считает, что большевики – пусть даже и вынуждено, но стали объединителями России, – но ещё Ленин был уверен, что большевики Россию «завоевали». Они – тоже захватчики, тоже «сепаратисты», но несколько другого пошиба – это «избранный народ», «малый народ», созданный для всемирных побед. Несколько секулязированное ветхозаветное еврейство с его духом непримиримости и мессианства.
А.Широкорад убеждён: «Создание советских республик в ходе Гражданской войны – это определённая уступка сепаратистам. Видимо, она была оправданна на том этапе. Другой вопрос, что после смерти Ленина большевики чрезвычайно увлеклись идеей создания союзных республик с внешними атрибутами независимых государств. У них была возможность разделить эти республики. Например, из Грузии сделать Карталию, Сванетию, Имеретию, Абхазию, Аджарию, Осетию и т.д. Так было бы обеспечено более свободное развитие культур больших и малых народов, а с другой стороны, предотвратило бы развал Российского государства в 1991 году» (там же, с. 400).
А я думаю, что у большевиков была иная цель: не заботиться о «свободном развитии культур», а рвать Россию на части и, по возможности, крупными кусками. Поэтому все новообразованные «республики» должны были стать унитарными, строго централизованными и никак иначе. Наиболее ярко всё это видно на судьбе Украины, которой А.Широкорад посвятил не одну работу.
Сейчас, после появления многочисленных исторических трудов на эту тему, стало вполне очевидно, что «украинство» как концепция была выработана в середине ХIХ века в Галиции, которая тогда входила в состав Австро-Венгрии, для того, чтобы эта область стала неким «центром», к которому следует присоединить и другие части Малороссии, принадлежащие России. Для обоснования этого был придуман особый «новояз», основанный на системе слов-сигналов для избранных. Его назвали «украинской мовой», а на деле он представлял из себя что-то вроде блатного жаргона, создаваемого по принципу – если ты его знаешь, ты «свой», а если нет, то «чужой». Позже самостийники, наследники тогдашних экспериментаторов, стали навязывать эту «мову» всему малороссийскому и даже русскому народу, который им удалось захватить под свою власть с помощью большевиков.
Главным для «западенцев» при создании идеологии украинства стала русофобия. Она, даже сто лет тому назад, заходила настолько далеко, что едва не внесла раскол в ряды масонов, из которых руководители «украинства» в основном и состояли. Очень интересно это описывает А.Широкорад в книге «Украина – противостояние регионов» (М., 2010). На учредительном Съезде ложи «Великий Восток» в Москве в 1912 году под председательством Н.В. Некрасова «большие споры разгорелись по вопросу о том, какое название надлежит присвоить организации: в этой связи поднялся спор между русскими и украинскими ложами. Подавляющее большинство конвента стояло за название "Великого Востока России". Грушевский же (М.С. Грушевский – украинский и советский историк, публицист, один из лидеров "украинства", – Г.М.) требовал, чтобы в названии ни в коем случае не было слова «Россия». Он занимал в этом вопросе совершенно непримиримую позицию, отрицая вообще за Россией как государственной единицей право на целостное существование» (с.189). В итоге участники съезда пришли к компромиссному варианту: «Великий Восток народов России» – под этим названием объединённая ложа и вошла в русскую историю. В её составе были и члены Временного правительства, и члены Верховной украинской Рады.
Но так бы и остались надежды сторонников украинства не более чем надеждами, если бы не большевистская революция и образование УССР. Поначалу, пока этой республикой руководил большевик – поляк Х.Раковский, вопрос об украинизации не стоял на первом плане. Но победившие большевики присоединяют к Малороссии Донбасс, Криворожье и другие территории и называют всё это Украинской ССР со столицей в Харькове. Харьков, как русская крепость, основан в ХVII веке и не входил никогда ни в состав Великого княжества Литовского, ни Речи Посполитой, ни Малороссии (в составе России). «В подавляющем большинстве своём население УССР не умело ни читать, ни даже говорить на мове, а большевики им всем навязали искусственный украинский язык, созданный в Австро-Венгрии на средства венгерской разведки.
Украинец стало означать не только национальность, но и партийность – каждый, кто смел назвать себя малороссом или употребить термин Малороссия, рисковал отправиться в советский концлагерь» (т. 2 с.77).
Но как государственная политика украинизация стала насаждаться с апреля 1925 года, когда первым секретарём ЦК КП(б)У стал Лазарь Каганович. Русский язык был повсеместно запрещён – в делопроизводстве, преподавании (кроме отдельных русских школ), в издательском деле, театре, кино, даже вывески на улицах запрещалось дублировать на русском языке. Обо всём этом подробно пишет А.Широкорад. В конце 30-х годов, а особенно после войны, начались некоторые послабления, так что к началу перестройки на русском языке почти официально стала говорить половина населения тогдашней УССР. Но после 1991 года колесо начало вращаться в обратную сторону.
О судьбах Украины А.Широкорад пишет с нескрываемой тревогой: «Государство, границы которого не складывались веками, а были когда-то "от банки" проведены какими-то малограмотными наркомами, государство, официальный язык которого для большинства граждан не является родным, государство, в котором одна племенная группировка, составляющая менее 10% от всего населения, пытается править всеми другими национальностями, представляет опасность как для собственного населения, так и для соседей» (с.105).
Возможное будущее Украины рисовалось А.Широкораду так (напомним, что книга вышла в 2010 году): «"Оранжевые" либералы с помощью США и стран Западной Европы пытаются создать новое унитарное государство. Там будет место только украинцам, которые будут говорить на одном языке (галицийском диалекте с большим количеством польских, английских и других иностранных слов). Украина должна стать членом ЕЭС и НАТО. Украинцы должны осознать, что у них нет и не было никаких общих связей с Россией, что они – особый народ с принципиально иными языком и историей.
Граница с Россией должна стать непроницаемой, режим перехода – только визовый, как, например, в Прибалтике. (…)
Возможна ли реализация этого «оранжевого» варианта? Да, вполне, но только в случае полного предательства правительством РФ русских и украинцев, проживающих на востоке и юге Республики Украина» («Украина…», с.428).
Как обстоит дело сегодня – мы прекрасно знаем из средств массовой информации. Что будет дальше – бог весть.
***
Совсем иначе подходит к русскому вопросу английский исследователь, упомянутый выше Дж. Хоскинг. Его интересует судьба русского народа в годы советской власти и после неё – в перестроечное время. Это, как говорит сам автор, «взгляд со стороны».
Иследование Дж. Хоскинга посвящено, прямо скажем, необычной для англоязычного автора теме: перипетиях судьбы русского народа именно как нации при советской власти ив постсоветское время. Почему эта тема кажется необычной? Потому что «классики» советологии (я имею в виду З.Бжезинского и его последователей) неизменно считают, что советский строй – продукт извращённого имперского сознания русского народа и что борьба с коммунизмом неотделима от борьбы с русским народом. Добить гидру до конца!
Уже в предисловии автор откровенно признаётся: «Как и большинство иностранцев, я привык думать о СССР как о преимущественно русском государстве» (с.7). Прозрение пришло к нему после знакомства с прозой В.Белова и других «деревенщиков». Знакомясь с жизнью реальной России во время своих командировок, он сделал вывод, что «русские пострадали от ряда бесчеловечных экспериментов в Стране Советов не меньше, если не больше, чем другие народы» (с.8). «До 1932 года ни в одном официальном документе, – констатирует автор, – не найти указания на признание русской идентичности, а в советском Народном комиссариате по делам национальностей были представлены только нерусские» (с. 8-9). Выше упоминалось, что на этот факт обращает внимание также А.Широкорад.
Что и говорить, понимание вопроса о том, что «русский» и «советский» – понятия не просто разные, но даже противоположные, пришло русским людям, воспитанным в СССР, далеко не сразу. Мощнейшая тотальная пропаганда, учение о том, что Ленин и партия «освободили» народ от «гнёта» помещиков и капиталистов (а заодно и от всей русской культуры), заклинания вроде: «Наша родина – революция, ей единственной мы верны» ( Н.Добронравов – А.Пахмутова), а также полное «обрезание» в области дореволюционной и эмигрантской культуры национального самосознания, – всё это породило в народе ощущение (не у всех, конечно), что «советское» – это и есть «русское» в его высшем развитии, да вдобавок ещё и «обогащённое какими-то «достижениями» неких полудиких «братских народов».
Я прекрасно помню, как и в школе, и в студенческие годы обращался к преподавателям с вопросом: почему в СССР не существует русской республики со всеми правами, равнозначными другим республикам? Ответ был однозначен: зачем русским отдельная республика, они и так в авангарде социалистического и коммунистического строительства. Иногда преподаватели просто пожимали плечами.
Понятно, что иностранцу, а особенно англоязычному, непросто было осознать, что СССР и Россия («русский» и «советский») – это разные понятия, и что русские тоже являются «порабощённым народом», как об этом долго говорил А.Солженицын, требуя признания этого факта официальными органами США. Но его требования натыкались на стену молчания. Это ясно. Симбиоз русского начала с советским строем в качестве врага для Америки выглядел убедительнее и опаснее.
Забегая немного вперёд, заметим, что за «русско-советским» периодом последовал «русско-демократический», когда власти стали нам втемяшивать в голову, что никакого выбора у России нет, она призвана влиться в семью «демократических народов» и принять «общечеловеческие ценности». Скажем точнее: якобы общечеловеческие, и якобы ценности.
Одна волна демагогии и оболванивания сменилась другой, а вопрос о «русском пути», если и ставится, то едва ли не подпольно, а для наших правителей – это «табу», тема взрывоопасная и запретная.
Суть дела, я думаю, не в какой-то особой ненависти к русскому народу, а скорее в том, что сама Россия – слишком аппетитный пирог, откусить от которого хотят очень и очень многие, но как-то не очень получалось до недавнего времени, а когда отчасти и удалось, то неожиданно начался процесс регенерации, поставивший многих в тупик, как уже отмечалось, но вообще-то свойственный русскому сознанию и духу. Думается, что освобождение Крыма – важный шаг на пути восстановления русской идентичности. Есть смысл подумать и о русской Тавриде.
В начале своей работы Джек Хоскинг со ссылками на важные для него авторитеты вдвигает мысль о том, что в большой степени национализм (в том числе и русский) больших наций движим идеей веры в свою мессианскую задачу, а это в свою очередь обязано «своим происхождением мощному религиозному мифу об этнической избранности. Эта вера порождена идеей «избранного народа». (…) Осуществляя эту миссию, избранные будут отмечены, получат отпущения грехов» (с. 14). Зато спасённые народы обретут благодать Господнюю. Дж. Хоскинг находит черты такой миссии у испанцев (открытие Америки), французов (наполеоновские войны), немцев, но в особенности у англичан и американцев, которым удалось завоевать почти весь мир. Но также он полагает, что идея мессианства свойственна как русскому народу, так и Советскому Союзу в качестве государственно-идеологического образования. Дело доходит даже до того, что автор пытается убедить нас, будто марксизм ни в коем случае не был «чужеродным для России явлением», а напротив, «хорошо укладывался в русские коллективистские традиции» (с.19).
Разберёмся с этим вопросом поподробнее.
Прежде всего, удивляет то, что в число великих «мессианских» народов и стран автор не включил ни Индию, ни Китай. Почему бы это? Ведь Китай на текущий момент – вторая сверхдержава. Может, это привычная английская страсть к выпячиванию своей «идентичности»? Вряд ли. Мне кажется, дело в том, что индусы и китайцы – народы, несомненно, великие, но отнюдь не мессианские (то есть не зовущие к светлому будущему), а вполне самодостаточные. За все 5 000 лет своего существования Китай никогда не выходил за пределы своей Великой Китайской стены, а куда рвётся англо-американский империализм, подогреваемый еврейскими международными финансовыми банками, мы все знаем.
В период язычества ни германцы, ни русичи, ни скандинавы ни о каком мессианстве не думали. Мысль об этом привилась вместе с иудейско-христианской религией. Между прочим, это относится и к арабам, поскольку ислам – такой же продукт древних иудейских верований, как и марксистско-иудейский социализм. Обо всём этом ещё около ста лет тому назад хорошо написал эзотерический мыслитель Р.Генон. Он отметил, что существуют два пласта верований: первый из них, который он назвал традиционалистами, являются космическими, потому что они целостны, а вторые идут от иудейства (христианство, ислам), потому что они одержимы идеей греха, то есть первородной вины. Отсюда безмерное понятие о том, что мы должны чего-то кому-то, а особенно богу, как будто жизнь даётся взаймы, и надо всё время за что-то платить.
А в древних арийских религиях комплекса вины не существовало. Аполлон и Дионис разрешали всё. Плоть считалась не менее святой, чем дух. Всё это входило в извечный космический цикл.
Думаю, что трагедия русского духа состоит в борьбе языческого и христианского начал на протяжении всей истории. Они, постоянно взаимодействуя, образовали некую взрывчатую смесь, то и дело оборачивающуюся смутами, мятежами, революциями, которые перемежались периодами упадка и застоя. Отсюда и катастрофичность как основа русского самосознания и мирочувствования.
Отметим, дабы не показаться односторонними, что Дж. Хоскинг прекрасно понимает, что именно евреи придали русскому революционному движению его мессианский накал и нетерпимость: «Они входили в это новое (марксистское, – Г.М.) и близкое им по духу окружение, сохранив глубинные элементы своей еврейской идентичности, особенно упование на то, что смогут принести спасение человечеству. (…) Во всяком случае, евреи-марксисты сыграли важную роль в подготовке интернациональной по духу революции в России» (с.31).
Справедливость требует добавить, что идея создания в России Нового Иерусалима, как уже говорилось, появилась ещё во время реформаторской деятельности патриарха Никона. Об этом хорошо осведомлён Дж. Хоскинг, но, конечно же, эта христианско-крестьянская утопия, которая сродни мечтаниям Сергея Есенина и Николая Клюева не имеет ничего общего с агрессивными устремлениями творцов мировой революции (с.34).
Первое, чем занялись коммунисты после победы в гражданской войне, – это перестройка исторической памяти народа. Автор пишет: «С самого начала большевики отдавали себе отчёт в том, что важно не только разрушить традицию, но и создать собственную социальную память, закрепив её посредством выразительных символов, которые бы находили отзвук в душе простого народа, таких как общественные праздники, ритуалы, парады и театральные представления» (с. 81-82). Это было то, что теперь принято называть «зомбированием», и в какой-то мере это начинание удалось, но опять-таки не совсем. Мне кажется, что причина капитального провала дрессировки русского народа на коммунистический манер, состояла в том, что принято считать нашим национальным недостатком – в неорганизованности, инертности, аморфности. Призывы новых вождей и идеологов к светлому будущему неизбежно воспринимались у нас по принципу: «мели, Емеля, твоя неделя». А когда все обещания обваливались одно за другим, стало ясно, что финиш новой власти уже не за горами.
На такой мягкой, болотистой почве, какая составляла основу русского народного характера, – столь же широкого, глубокого, сколь и податливого, а потому неустойчивого, стремящегося то в верхнюю, то в нижнюю бездны, построить « хрустальный дворец» социализма, над которым иронизировал ещё Достоевский, невозможно. Всё время будем кувыркаться. Вот в Китае ещё можно попробовать – потому там социализм укоренился попрочнее, чем в России.
Совершенно отчётливо Дж. Хоскинг понимает особенности национальной политики коммунистов. Это, с одной стороны, всемерное подчёркивание роли малых народов, которых у нас принято называть нацменами, и по возможности натравливание их на русское население (с.94), а вдобавок (это уже несомненное открытие большевизма) – создание программы, «которую можно было бы назвать "этническим конструированием", её суть состояла в собирании новых наций из сырого этнического материала и наделение их собственными республиканскими институтами в границах, которые, насколько это было возможно, отражали этнический состав населения» (с. 92-93).
Так были «сконструированы» не только Украина, Казахстан, Киргизия, Узбекистан, но и множество автономных республик, областей, округов и даже национальных районов. Иногда дело доходило до национальных сельсоветов. Причем, руководящие посты в этих образованиях неизменно занимали «национальные» кадры, тогда как «РСФСР никогда не рассматривалась как родина русского народа, скорее, на неё смотрели как на остаточную территорию, которую можно кроить и перекраивать ради удобства администрирования» (с.99). И ведь эти, исполненные болью, слова пишет не кто-нибудь из радетелей русского народа, а англичанин Дж. Хоскинг.
Не могу не упомянуть ещё один яркий образ, приведённый автором книги: «Историк Юрий Слёзкин удачно сравнивал Советский Союз с коммунальной квартирой, в которой у каждой национальности, кроме русской, была своя комната, а русские жили в прихожей, коридоре, на кухне и в ванной, они верховодили в квартире и путались у всех под ногами, но всё равно не имели своего собственного угла» (с.100).
Подводя итоги своим размышлениям в первой половине книги Дж. Хоскинг делает глубоко обоснованный вывод: «"Русский вопрос" был глубоко запрятанным, но смертельно опасным дефектом в структуре СССР. Советские лидеры так и не сумели ликвидировать его до того, как он ликвидировал их» (с.109).
Среди других вопросов, освещаемых в книге, остановимся только на двух, которые представляются нам наиболее важными.
Многие наши «государственники», как уже говорилось выше, считают заслуги Сталина в государственном строительстве СССР и, в частности России, выдающимися и даже склонны видеть в этом грузине едва ли не русского патриота. В качестве «убойного» доказательства чаще всего приводят его выступление 24 мая 1945 года на приёме в Кремле командного состава Красной армии. Это был тост, провозглашённый за советский и особенно русский народ. Сталин предложил выпить за него потому, что он «самый выдающийся из всех наций, составляющих Советский Союз…[За его] ясный ум, стойкий характер и терпение». Дальше вождь признал, что правительство, в которое и он входил, делало ошибки, и продолжил: «Другой народ сказал бы своему правительству: "Вы подвели нас. Уходите, и мы поставим на ваше место другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам спокойную жизнь". Но русский народ не сделал этого, потому что верил в правильность политики своего правительства и пошёл на жертвы, чтобы наверняка победить Германию. Эта вера русского народа в советское правительство была решающей силой, которая гарантировала победу над врагом человечества – фашизмом».
Сталин, как известно, слов на ветер не бросал. Если не лукавил сознательно. Думаю, что у него не было смысла в данном случае лгать, тем более перед лицом всей страны и всего мира. Но за что он хвалит русский народ? Не за мужество, не за смелость, даже не за жертвенность, издавна присущую русскому солдату, а только за одно – за веру в правильность политики советского правительства. Дж. Хоскинг думает примерно так же: «Он имел в виду, что высоко ставит русских за то, что они терпеливы и сговорчивы, не склонны к возмущению, за то, что они – идеальное сырьё в руках режима для осуществления его политики, даже очевидно ошибочной» (с.259). Так что рассуждения сегодняшних ностальгических неосталинистов просто-напросто беспочвенны. Никакого дела ни Сталину, ни его соратникам именно до русского народа не было.
Более того, последовавшее вскоре «ленинградское дело» ясно показало, каково отношение Сталина к малейшим проявлениям защиты прав, хотя бы РСФСР, даже в рамках советской системы. Любой намёк на что-то, хотя бы отдалённо напоминающее русскую автономизацию, воспринимался как покушение на основы советского строя. Как ни странно, но это была чистейшая правда: без России, без русского народа в качестве безответного раба советская система удержаться была не в состоянии. События 1991 года это подтвердили целиком и полностью.
К началу перестройки в РСФСР находилось подавляющее количество всех промышленных предприятий, особенно тяжёлой и оборонной промышленности, объектов связи и транспортных систем. Между тем, по доходу на душу населения Россия среди других республик занимала только десятое место. Закупочные цены на продукцию Средней Азии и Кавказа (виноград, мандарины, персики и т.п.) были завышены в 5-10 раз, чтобы создать видимость «товарного эквивалента». Вместе с тем жизнь в русских деревнях становилась всё хуже и хуже.
Когда началась перестройка и появилась хоть небольшая возможность сказать о судьбах России и русского народа, то это неизбежно было сделано. Не всё удалось закатать под «советский» асфальт.
О процессе разрушения СССР автор говорит подробно и чётко, показывая, в отличие от большинства ревнителей демократии, что в ходе событий 1991 года не «демократия» победила «коммунизм», а «как бы это ни казалось парадоксальным, Советский Союз разрушила Россия» (с.426).
Как гром с ясного неба прозвучали слова Валентина Распутина на Съезде народных депутатов: «А может быть, России выйти из состава Союза, если во всех своих бедах вы (выступавшие перед этим депутаты от Грузии, Армении и Прибалтики, – Г.М.) обвиняете её, и если её слаборазвитость и неуклюжесть отягощают ваши прогрессивные устремления?.. Без боязни оказаться в националистах мы могли бы тогда произносить слово "русский", говорить о национальном самосознании… Создали бы, наконец, свою Академию наук. Поверьте, надоело быть козлом отпущения и сносить издевательства и плевки» (Первый съезд народных депутатов СССР. Стенографический отчёт. М., 1989, т.2 с. 458-459).
Эти слова стали катализатором. Дальше «процесс пошёл» неостановимо.
Но, как это бывало у нас не раз, во главе национального движения стали коммунисты – у них был и опыт закулисных интриг, и связи, и финансы. А у народа подготовленных вождей не было, были только мечтатели. Предприимчивый Ельцин подхватил идею независимости РСФСР, но подвёл под неё либерально-демократическую идеологию, столь же чуждую народу, как и коммунистическая.
Ещё один парадокс перестройки тех времён, что, отторгаясь от западных ценностей, некоторые русские патриоты сблизились с самыми что ни на есть заскорузлыми коммунистами и русофобами вроде Полозкова и Анпилова. Как ни странно, их объединила позиция защиты СССР, а многие из них до сих пор бормочут о «братской» дружбе и «единстве». Мало, дескать, кормить Кавказ, давайте покормим ещё и Среднюю Азию и мировое коммунистическое движение.
Слово «смутный», по-польски smutny, означает «печальный». Вот такое смутное и очень печальное время у нас и настало, когда в результате целого ряда подтасовок и глупого недомыслия страна была разворована и погрузилась в хаос.
Но, как уже отмечалось, без России СССР существовать не мог, и когда 12 июня 1990 года Ельцин провёл через съезд народных депутатов РСФСР «Декларацию о государственном суверенитете России», Советский Союз был обречён. Любые выступления в защиту СССР как единства «братских» народов стали невозможными. ГКЧП, который Дж. Хоскинг характеризует как «заговор Советского Союза против России» (с. 443), никак не мог победить, и сам Горбачёв уже стал политическим трупом. Русский фактор опять стал решающим, хотя и был разыгран «втёмную». Таковы парадоксы истории. Россия самоопределилась, но власть в ней до сих пор не принадлежит русскому народу, перед которым по-прежнему стоят задачи, сформулированные Д.Рогозиным, о чём говорилось выше. У нас есть все основания думать, что эти задачи будут решены, и Россия определится, прежде всего, как русское государство, существующее и действующее в интересах русского народа.
Санкт-Петербург