Владимир КАРПОВ. ТАК РЕШИЛ ТИМОФЕЙ. Рассказ

Владимир КАРПОВ

ТАК РЕШИЛ ТИМОФЕЙ

Рассказ

 

Исторические вехи. 2014 год. Возвращение Крыма в состав России. События сопровождались общенациональным подъёмом. Одни гадают и спорят: кто за этим стоял? Президент Путин, «вежливые люди» в камуфляжной форме или президент Обама с мировым правительством? А я говорю:

– Так решил Тимофей.

Началось с того, что у Насти украли iPhone. Даже в Москве, в элитной школе, где она училась, такой iPhone был не у каждого. А для подростков в городе Феодосия, куда Настя приехала на каникулы, – предметом зависти и вожделения!

И тогда возникло имя – «Коля». Из уст крымских девочек оно прозвучало с ощутимым эхом: «Ко-оля-а!».

У iPhone есть свой номер – идентификатор – местонахождение iPhone утаить нельзя. Коля был человеком, который мог вычислить местонахождение аппарата.

Подружки вели Настю к месту встречи, лепясь и подтягиваясь к её стати и росту.

Настя обладала редчайшим даром: красоты своей не осознавала. С детства слышала вокруг: «Какая красивая девочка! Какие глаза!». Одноклассницы бегали на всевозможные кастинги, а Настю и без того останавливали в метро, на улице, в школе, предлагая выступить в качестве «модели», манекенщицы, участницы телешоу. Несмотря на школьный возраст к родителям жаловали свататься «престижные» женихи, обещая терпеливо дождаться совершеннолетия и даже взять на себя все последующие затраты на учёбу, на дом где-нибудь заграницей. «Царица Тамара!», – звал позировать друг дедушки, великий художник. Дедушка ездил с внучкой в Оптину пустынь: Настя повязалась платком и, смуглая, с открытым взором, действительно стала походить на грузинскую царицу или пока княжну из древности. Очередь к почитаемому монаху на исповедь вилась вьюном во весь Храм, но девочку с точёными чертами и вдруг воссиявшими очами он исповедал долго, будто грехов за ней было на три жизни. Дедушка потом, когда ехали в машине, ревностно посмеивался: «Что-то глаз у этого монаха загорелся, аж страшно стало! Чего он тебе всё выговаривал?!». «Что я должна хранить себя для любви и семьи». Была зима, Настенька не побоялась искупаться в святом источнике, и так и ехала в машине по дороге, не моргнув, устремив взор куда-то туда, где каждый видит лучшую из жизней.

 

Череда кафе и ресторанов вдоль набережной Феодосии зазывала яркой рекламой и шумной музыкой. Настя пыталась угадать, кто из молодых людей на положенном месте может оказаться этой самой местной знаменитостью, Колей? Парень стоял в белой футболке: рослый, раскаченный. Красив, но вряд ли тот, кто «шарит в интернете». Вот, с длинными волосами, серьгой в ухе?

Из группки простенько одетых ребят приближался невысокий, худощавый мальчик. Взял коробку из-под iPhone. Парень рассматривал данные, и руки его притянули взгляд: будто от другого тела. Про такие говорят: стальные. Коля поднял глаза и страшно смутился.

Мальчики её круга в столице смущались редко: а чего им смущаться, если они, по общему признанию Настиных одноклассниц, «в шоке от самих себя»?!

Через день-другой Коля объяснил, что если ворованный iPhone не включили сразу, то обычно ему дают время «отлежаться». На утешение он смущённо протянул маленький целлофановый пакетик с серёжками и кулончиком собственной работы: он был потомственным ювелиром.

Коля Божий промысел слышал. Искать надо не iPhone...

...И повёл Настю знакомиться с родителями. Жил он на горе. Дом был округлым – в виде башни. И ограда каменная с железными воротами. Крепость.

А двор – весёлый! Прудик, выложенный из булыжника, с цветастыми крупными рыбками. По дорожкам монетки, залитые в покрытие. Подкова. Маленький огородик с высокими помидорами.

Отец с сыном были разными: Коля младший – немногословный, сдержанный. Отец же, невысокий, плотный, – вихрь. Выскочил из мастерской в рабочем фартуке, с баночкой в руке, где лежали в жидкости украшения: «Я мигом!». Звали его, оказалось, Николаем, – так что Коля был Николаем Николаевичем. Брат вышел: крепкий, длиннорукий, мускулистый. Представился и отошёл в сторонку, словно исчез. Улыбчивая мама Ирина с ямочками на щеках усаживала за стол:

– Извини, у нас только все постное – сейчас пост. Плов с мидиями, пробовала?

После обеда Коля попросил отца разрешения показать домашнюю церковь. «Да, конечно!» – поднял отец вверх руку.

Они поднялись по узкой винтовой лестнице в комнату с большой кроватью. Спальню родителей. В продолговатое, во всю стену, окно открывался вид на море!

За занавеской укрывалась ещё одна крохотная комнатка – ниша, вся заставленная иконами. Очень старыми, потемнелыми, и новыми, яркими. Библия лежала, книжки – жития святых.

Юноша зажег свечу в лампаде перед ликом Спасителя.

Так они стояли, крымский парень, гражданин Украины и московская девочка, россиянка.

– Фуфайку пришёл показать, – нарушил их молитвенное молчание Николай-старший.

Он держал в руках телогрейку зелёного цвета, без воротника. Развернул её рукавами в стороны.

– Её многие годы, ещё до войны, в лагере носил один священник. Видите, какая узенькая? Большая там была не нужна. Он был Святым: всё терпел, очень помогал людям. Потом эта телогрейка досталась моему деду. Мой дед тоже был священником. Его тоже посадили. Перед тем как его отправить, он попросил свидания с женой – моей бабкой – и сыном, моим отцом. Дал наказ, чтобы они от него отказались. Написали заявление и оказались. Так он их спас. Иначе бы их тоже истребили.

Настя осторожно потрогала ткань фуфайки. Николай старший поднёс её к носу: «До сих пор этот запах хранит, лагеря». Вдохнула и Настя. Пахло горящей восковой свечой, чистой тканью: телогрейка была хорошо простирана.

С тем же запалом, выходя, отец толкнул ещё одну дверь, указал на новенький унитаз: «Здесь раньше кладовка была, вот, только вчера поставил, всё подвёл!». Он спускался по винтовой лестнице, вроде небольшой, но на глазах делаясь всё шире, укрупняясь: «Здесь мазка чужими руками не сделано. Всё мы. Где я. Где сыновья. А где и мама наша!». И дом в три этажа был ему уже тесноват.

Брат Саша опять словно вышагнул откуда-то, вызвался отвезти. Машина была, как из военных фильмов. «Газ-69, – пояснял с гордостью Николай-старший. – Шестьдесят четвёртого года». Тут же стоял странный мотоцикл с ручкой на баке. «Сорок девятого года!» На машине с открытым верхом покружили по улочкам, выехали по круче, помчались краем высокого морского берега...

– Да пойми ты, пойми, – вразумлял Настю возмущенный дедушка, – здесь люди вырастают, видя перед собой что?! Веселящихся, выпивающих, блудящих людей! И у них складывается впечатление, что такова вся жизнь. Парни здесь балованы, развращены, привыкли, что девушки легко доступны!..

Скоро дедушка уезжал. Он относился к тому поколению, которое сберегла советская мораль. Переспал с девушкой – надо жениться. Слевачить, гульнуть – как без любви? Его поколение вечно стремилось к высоким целям, искало себя до седых волос, к пятидесяти вдруг обнаружив, что проморгали страну, судьбу, личную жизнь. Нерастраченных сил и здоровья оставалось предостаточно, давай быстро реализовываться, жениться на молодых, у которых тоже образовалась своя брешь в поколении. Они с удовольствием выходили за великовозрастных юнцов замуж: ни в пример сверстникам, выбравшим виртуальный мир в окошке компьютера, они любили реальную жизнь и от них можно было родить.

Молодая жена дедушки Таня работала государственной служащей и могла приезжать строго в отпускные дни. А дедушка трудился в разных местах, он даже в Крыму, на Украине, пытался начать дело. Отчего в гневе только потрясал руками: «Ладно – тянут, но ведь вытянут – и в ноль!» Мотался между Крымом и Москвой туда-сюда с маленькой дочерью Василисой. На этот раз ему надо было лететь в Сибирь, и с двухлетней Василисой оставил внучку – Настю. То есть племянница нянчилась с тётей.

Теперь Коля и Настя гуляли по набережной с маленькой девочкой, за которой глаз да глаз. А что такое, если рядом ребёнок? Замечено: живут муж с женой, детей нет: берут ребёнка из детдома, и скоро появляется – кровный. Да вот, рядом, красивая хозяйка магазина и кафе Марина, которая вместе с продавцами сама работала и за прилавком, и убиралась. Была давно замужем и никак не рожала. Построила рядом с кафе детскую площадку, с утра до вечера дети с родителями, и пожалуйте – беременна!

Дедушка вернулся из поездки с женой Таней. Вместе они поспешили забрать дочь. Рослая Настя и Коля, чуть ниже её, шли навстречу по людной набережной. Василиса спала у Коли на руках – он держал её перед собой так, чтобы не потревожить сна: на прямых, согнутых в локтях руках.

Юноша, бездыханно, передал из рук на руки спящую девочку, которая сразу же свернулась клубком и прижалась к отцу, не просыпаясь.

«В ближайшие лет десять у меня точно не будет ребёнка, – делилась со смехом на следующее утро Настя, как с подружкой, с дедушкиной женой Таней, прогибаясь в спине, – всё тело болит!».

Следующим вечером она уезжала. Настя махала из раскрытого окна вагона. Зазвучало «Прощание славянки», как звучит эта музыка здесь всегда, когда уходят поезда. «Посмотри на Колю», – припав к дедушке Вове, который держал на руках Василису, кивком указала Таня.

Коля сидел на выступе фундамента, не шелохнувшись. И смотрел... Как он смотрел – дедушка и молодой папа одновременно даже комок по горлу прокатил. Так могли смотреть юноши, да и вообще люди, при разлуке годах этак в тридцатых-сороковых минувшего столетия. Кадры из фильмов тех лет вставали перед глазами: на войну провожали, на освоение земель!.. С глазами, полными слёз.

Какая там подготовка к экзаменам, ЕГЭ?! Всю зиму Настя просидела в скайпе, общаясь с Колей. Раза три он приезжал.

Настя всё-таки польстилась на очередное предложение и вышла на подиум в торговом центре «Европейский». Её подучили специально ходить, откинувшись назад, чуть выставив надменно подбородок. И уж не Настя, вроде, кроме точёной схожести! Видео и фото тотчас выложили в интернет, и опять пошли звонки из модельных агентств. Коля сказал: «Нет». И всё – всем наотрез!

В институт Настя поступила на заочное: прошла собеседование, сдала документы и умотала в Феодосию.

А ранней осенью была свадьба. Вздумаете жениться, друзья, или выдавать замуж (женить) детей – играйте свадьбу в Крыму! Сюда и родственники съедутся отовсюду: море! Лучше сделать это осенью, когда жильё почти ничего не стоит, рестораны и кафе ещё работают во всём изобилии, а посетителей крайне мало: вам так будут рады, и прекраснейшие застолья вам обойдутся если не в гроши, то около того. Съёмки, снимки свадьбы Коли и Насти по сей день летают по интернету! Вот молодые танцуют, изящные, складные. Ещё снимок: во дворе Казанского собора дедушка со своим потомством: на коленях маленькая Василиса, вокруг, в три ряда, дети, внуки – гвардия! А вот – венчание: молодые со свечами, юные, красивые, вдохновенные! Здесь видно, что Коля и Настя, как это бывает, когда люди долго живут друг с другом, похожи. Тонкие, прямые черты. Взгляды устремлены вперед, ввысь, в грядущее. Молитва в его глазах. В её – космос.

Стали Настя с Колей жить-поживать и то, о чём раньше только говорилось, принимало формы реальных проблем. Разные гражданские принадлежности. Сунься в больницу – полиса нет. А ведь беременная! Вид на жительство – через год. Через пять украинское гражданство. А детский садик? А школа? А работа?

И всё бы оно ничего, проблемы решались. Но в столице Украины, в городе Киеве, на Майдане, вспыхнули автомобильные покрышки, стали чиниться баррикады, возникали перестрелки. И пошли угрозы. Требования. Да какие – русский язык надо забыть! Не хочешь – враг, смерти достойный. Забудь вообще, что русский.

Хорошо: подчинились, всё забыли. Но ведь Крым живёт, принимая отдыхающих из России. Не поедет Россия – а она при таком положении дел не поедет – к осени зубы на полку, а к весне? Ложись и помирай, что ли? Да в своем ли вы уме?!

Меж тем на Майдане уже были убитые, раненные. Пропал куда-то президент, пришли иные люди. Папа – отец мужа – называл их временного президента «мальчик на горшке». Было смешно: как ни покажут, он всё тужится. И через сомкнутый ротик всё грозит.

Двор с двухэтажными домиками, где находилась дедушкина квартира, напоминал сцену. В эти дни немолодая соседка привезла из-подо Львова свою престарелую маму: совершенно ослепшую. Днями соседка выносила стул во двор и усаживала на него маму, чтобы та дышала свежим воздухом. Старуха плакала слепыми глазами, приговаривая, как она счастлива, что её увезли от Бендеры. «Бендеры, там опять Бендеры! – пыталась что-то важное объяснить бабушка. – Бендеры убили моего папу, убили дедушку. А мой муж тоже был Бендера, и нам жизнь испортил, и сам сгнил...».

У Насти была сессия. Она уехала в Москву. Скоро прибыл и Коля. Пожаловал в Москву, к сватам, и Николай старший: он привёз «ювелирку» на выставку, которая проходила в ВВЦ. «В последнее время я ложился спать: рядом клал ружьё, пятизарядное. А жене давал пистолет. Воздушный, маленькими пульками стреляет, но глаз можно выбить. Если у нас начнётся – а у нас начнётся! – к первому прибегут ко мне! Сейчас уехал, пистолет у жены, а с ружьем сын, Сашка!».

Теперь уже на площади в Симферополе были стычки. Пламя Майдана грозило перекинуться в Крым: «Мы – не Киев! – сжимал кулак у экрана телевизора Николай-старший. – Мы бендеровцам не дадимся!»

Буквально на следующий день ювелир взвивался от радости, не таясь, смахивал слезу восторга: вокруг Крымского Дома советов было пустынно, журналисты сбивались с толку, пытаясь найти ответ: что за люди в камуфляжной форме с раннего утра объявились внутри парламентского здания? «Очень вежливые люди», – с поразительной точностью отрекомендовал один из парламентариев таинственных пришельцев.

Коля-старший улетел, оставив дела на сына. Ещё через день-другой дедушка Вова увидел машину своего горячего родственника в телерепортаже. С десяток автомобилей с российскими флагами трогались с площади от вокзала в Феодосии. Двигались колонной по округе и уже к Коктебелю вереница была машин в триста. ГАЗ-69 – невозможно было не заметить. Он катился по феодосийской земле как вестник из послевоенной победоносной эпохи!

Трудно сказать, какая борьба шла в душе молчаливого, внешне анемичного Коли-младшего, только Настя оповестила: «Мы с Колей поедем».

– Куда?! Там вот-вот может разразиться война! Тебе рожать!

– Рожают и на войне, – была спокойна Настя.

Беременность шла хорошо. Ребёнок позволял родителям решать их общие вопросы.

Тимофей обладал большей силой, чем папа с мамой: он ещё не покинул мира вечного, откуда наделяется душой зачатый человек, и ещё не пришёл в мир тленный. Предки: землепроходцы сибирские, казаки донские, белорусские крестьяне, солдат из армии Василия Долгорукова Крымского, взявшего приступом город Кеффе (Феодосия), в то время крупнейший мировой рынок торговли невольниками, в основном из славян, – все они были с ним, наполняя дарованную душу. Небесная рать явилась к плоду человеческому, в материнском лоне оказавшемуся на меже: границ, политики, национальных интересов, здравого смысла и чудовищной людской прожорливости.

В итогах крымского референдума не сомневались даже недруги.  «Эйфория, все живут в эйфории!» – Николай-старший вновь приехал в Москву с партией товара.

Общественная эйфория добавляла семьям в Москве и в Феодосии душевного подъёма в ожидании рождения ребёнка. Также готовились к Пасхе. Пасха в этом году попадала на двадцатое апреля – день рождения Коли-младшего.

В шесть утра у Насти начались схватки. В десять, в День Святой Пасхи и в день рождения своего мужа, Настя родила.

Дедушка с маленькой Василисой добирались в обновлённый Крым на перекладных: поездом, автобусом, паромом.

Над входом в их старенький двор развевался российский флаг. Во дворе сидела седая старуха с бельмами вместо глаз. Соседка, увидев москвичей в окно, выбежала навстречу с приветствием, с гордым рассказом, что это она, уроженка львовщины, водрузила стяг! И как рада всем переменам её мама, ослепшая от горя, которое чинили бендеровцы.

 Пока дедушка, папы Василисы, разбирался в доме с вещами – ребёнок исчез. Папа Василисы выскочил во двор – четырёхлетняя девочка старательно расчёсывала бабушке редкие слюдяные волосы. Та улыбалась провалившимся ртом в совершенном блаженстве.

– Ты посиди, – строго наказала Василиса, – я сейчас резинки принесу, тебе хвостики сделаю.

Так старуха и просидела полном в счастье до вечера: с кисточками над ушами.

Настю, как маму здоровую, продержали в роддоме всего два дня. На пороге встречали её крымские и московские родственники – граждане одной страны.

«Христос Воскресе!» – улыбнулся ей навстречу папа Коля. «Воистину Воскресе!» – улыбнулась сквозь слезу и она.

Младенец Тимофей смотрел очень внимательно, приветливо, с лёгкой и снисходительной улыбкой: как взрослый человек – на детишек.

Крестины проходили в старинном, пятнадцатого века Иверском Храме, что возле древних башен Генуэзской крепости. Батюшкой был отец Леонид. Мягкий, улыбчивый: даже в самые серьёзные минуты улыбалось лицо его.

«Так решил Тимофей», – завершил заздравную речь прадедушка Вова. И просветлённый, с бородкой китайского философа священник Леонид, и крутой дед Коля, и многие гости повторяли, словно давалось откровение: «Так решил Тимофей!».

После доброго пиршества люди вышли на берег. Николай-старший, наконец, дал желанного шороху! Им были приготовлены целые закрома пиротехники: трещало, взрывалось, небо сияло в россыпях. Василиса бегала в отблесках огней кругами и вдруг упала с разлёту. Папа Вова подлетел к ребёнку. Поднял, стал дуть на пораненное колено: «Василиса, – говорил он в сердцах, – почему ты постоянно в ссадинах, постоянно в синяках?!». И ребёнок ответил: «Потому что я сильная. А сильные не знают, что они падают».

Вздрагивало от канонады пространство. Море играло бликами. И на лицах был играющий свет. Тимофей смотрел на веселящихся взрослых людей всё с тем же покоем и великодушием, как смотрел бы, наверное, Создатель на неразумные свои чада.