Владимир СПЕКТОР 
Владимир СПЕКТОР
ВИТАЯ В «ВАЙ-ФАЕ»…
* * *
Время уходит, цепляясь за крыши
домов, за верхушки деревьев.
И отражается в окнах
спешащих куда-то авто.
Время уходит, и я вместе с ним,
посмотрите направо, налево...
Это любовь догорает,
не ведая, впрочем, за что.
Это любовь освещает, прощает
всё то, что, цепляясь, уходит,
Зная, не зная, что ждёт и не ждёт
там, где выключен свет.
Время уходит, и здесь, далеко,
и в невидимом Каменном Броде.
Время уходит, как будто не помнит,
что времени нет...
* * *
Как будто карандаши,
Рассыпались дни и недели.
Поспали, попили, поели...
Но сердце спешит. Спешит.
И как мне их всех собрать,
Друзей, что рассыпались тоже
Средь мира и среди бомбёжек,
Хотя бы в свою тетрадь,
Собрать карандашный цвет,
Он звался когда-то «Мистецтво»,
Раскрасить дорогу, как детство,
Как счастья былого след.
* * *
Друг другу, друг друга... С тобой или с Вами.
«Вай-фай» от испуга плюётся словами.
Читай или слушай, кто те, а кто эти...
Уловлены души незримою сетью.
Всех тварей по паре. Сквозь жизнь-одиночку
Не старый и старый, наивный, как строчка
Из книги «Детгиза», от края – до рая.
Как в поисках приза, – витая в «вай-фае»...
* * *
Неожиданно гаснет свет, начинается действо.
Ничего невозможного нет, есть одно фарисейство.
И вращая сценический круг, пот стирая, как жалость,
Понимаешь не сразу, не вдруг – это всё, что осталось.
* * *
Это Швальбах, это Зульцбах, это Буцбах...
Не родные, не чужие с неких пор.
Это эхо нелюбви в победных трубах
Тенью падает на здешний разговор.
Это память, что пришла и не уходит,
И ведёт, ведёт неспешно свой рассказ.
О любви, конечно, будто о погоде.
Это Швальбах, слышишь, память?
Не Донбасс...
* * *
Учу глаголы, не затем, чтоб жечь,
Хотя они и отправляли в печь
Мою родню (восстать бы ей из пепла).
Учу глаголы, чтобы больше знать,
Чтобы любить, страдать и не страдать,
Чтобы во мне моя родня воскресла.
Такой знакомый-незнакомый быт...
Меня от узнавания знобит.
Не плачу. Но чем дальше – тем не легче...
Чужих глаголов беззаботный вид.
Труба дымит. И там, и здесь дымит.
И дым не меркнет, а плывёт навстречу...
* * *
Матроска. Клёши. Бескозырка...
Отец завидный был жених.
С войной – в обнимку и впритирку,
Почти что свой среди своих.
Почти что... Ощущал отдельность
Себя от мира и войны...
Так среди сосен корабельных
Некорабельные видны.
* * *
Откуда рождается злость?
Из зависти или вражды,
Как лёд – из прозрачной воды,
Как из ботинка – гвоздь.
Цепляется грех за грех,
И холодно даже двоим…
От злости лекарство – успех.
Зачем он приходит к злым?
* * *
Письма из ниоткуда,
И письма в никуда.
Жизнь похожа на чудо,
Как на железо руда.
Жизнь похожа на птицу,
Летящую наугад.
Ничто не повторится.
Никто не виноват.
* * *
Толпа идёт не на убой,
А просто по делам.
Вдруг, показалось, за спиной –
Предсмертный вздох, и, Боже мой,
Тень страха по углам.
Судьба ударом на удар
Ответить норовит.
Он где-то рядом, Бабий Яр,
Где тлеет, как беда, пожар,
Где боль, как злой магнит.
В толпе моих знакомых нет.
Там все – моя родня.
И я иду за нею вслед,
И груз несбывшихся побед
Ложится на меня.
Толпа спускается в метро.
Растаял чей-то вздох…
Как мир, всё сущее старо.
Но вновь и вновь скрипит перо.
И видит правду Бог.
* * *
Распалась связь. Герои сникли.
И где-то в таинстве степей
Слышны не байки – мотоциклы.
И память, как степной репей,
Цепляющийся за штанину.
А раньше думали – судья…
И с укоризной смотрят в спину
Века и Родина моя.
* * *
Пока душа не отлетела
И рвётся к приключеньям тело,
А мысль меж ними – как связной,
Стучится сердце днём и ночью,
Воспоминаний тень короче,
Как ночи позднею зимой.
И, Боже мой, какое дело,
Куда крылатая взлетела,
Не примеряя путь назад,
Когда сквозь таинство пространства
И сквозь его непостоянство
Судьба пронзительна, как взгляд.
* * *
Стоят два тополя, как гренадёры,
И рядом – легколистная акация.
До них не долетают разговоры:
«Кто ты такой? Какой ты нации?».
Язык дерев по-человечьи нежен.
А мир оглох, как от контузии.
О дружбе вспоминаем мы всё реже.
Всё чаще – об утраченных иллюзиях.
* * *
О, эта музыка семидесятых.
Пластинки, радио «Маяк».
Всё то, что модно – лишь по блату.
Всё остальное – просто так.
«Весёлые ребята», Лещенко,
«Скальдовы», «Битлс», Джо Дассен…
За ритмом популярной песенки
Почти не слышен гул проблем.
Тухманов, «Пламя» с «Самоцветами»,
«Чикаго», «АББА», «Верасы».
С их музыкальными приветами
Ещё идут мои часы.
И за «Поющими гитарами»
Летит куда-то память вслед,
Туда, где музыка – не старая.
Туда, куда полётов нет.
* * *
В душе, и в округе – неравновесие.
Над страной – словно тень мракобесия.
Все законы – на личных контактах,
Аргументы забывают о фактах.
Всё естественно и очень странно.
Все глубины – не глубже кармана.
* * *
Венозной крови пенье под иглой –
Мы все – немного радиолы.
В душе мотив какой-то заводной,
Назло страданиям, весёлый.
Пою, похрипывая, словно диск
Пластиночный, из той эпохи.
Пою, превозмогая страх и риск,
Который ощущаю в каждом вдохе.
* * *
Отболев, появляется снова.
Разрывая планету на части,
Вслед за делом бросается слово,
И становится призраком счастье.
Свет распался на части света,
Мир с войной говорит несмело.
Есть вопросы, но нет ответов.
И до них – никому нет дела.
* * *
Независимость городской суеты,
Неожиданность новой волны.
Мы глазами сильны, как кроты.
Нам чужие ошибки видны.
Нам свои – как кинжал в боку,
Мы поём там, где хочется выть…
Красным цветом пронзает строку
Кровь. А может суровая нить.
* * *
Знакомая весна цветет сиренью,
Любовью, жизнью, страстью, чей-то ленью.
Знакомая весна на фоне злобы
И зависти крутой, что смотрит в оба.
Ещё на фоне искренних улыбок,
И добрых слов, и горестных ошибок,
Забытых песен, модных силуэтов,
Красивых женщин, лётчиков, поэтов…
Знакомая весна в саду и дома.
И счастье тоже, кажется, знакомо.
* * *
Плетется март,
не шатко и не валко.
То снег, то солнце,
оттепель и грязь…
Аллеи оживающего парка
Вдыхают небо,
плача и смеясь.
И мы с тобой сменить наряд готовы,
И пусть в душе всё тот же неуют,
Надеждам нашим выданы обновы,
Хоть их, конечно, не в Париже шьют.
* * *
У жизни в запасе всегда есть весна,
И, хочется верить, еще не одна.
В запасе у жизни друзья и враги,
И радость от встречи, и крик: “Помоги!”.
В запасе у жизни дорога домой
И всё, что зовётся родной стороной.
О, Боже, она и страшна и нежна…
В запасе у жизни вся жизнь.
И весна.
* * *
Перед праздником – тишь,
Перед жарой – стынь.
Это – ржавчина с крыш,
Это – в душе полынь.
Завтрашний день размыт,
А где-то – наверняка.
Чувствуешь, жизнь болит.
Как бок под рукой мясника.
* * *
Кто беднее, кто – богаче...
Юный грех, седой успех...
Рядом – кладбище и дачи.
Тишина – одна на всех.
Было всё – «Равняйсь и смирно!».
Стало – «Вольно. Разойдись...».
Удобряет жирно-жирно
Землю прошлой жизнью жизнь.
* * *
Случится то, чего не избежать.
Воскреснет всё, чему дано воскреснуть.
И пусть вокруг совсем не благодать,
Но звуки тают, превращаясь в песню.
Всё верно. Не дано предугадать...
Который век – не ближе ни на йоту.
Но, падая в небесную тетрадь,
Судьбой становятся, воскреснув, ноты.
* * *
памяти Е.Е.
Кажется, достиг всего-всего.
Небеса – заметны и с вершин.
Хвалят и ругают одного,
Потому что он такой – один.
Старые и новые вожди,
Славы и проклятий голоса.
Небеса не шепчут: «Подожди»,
Зная – все уходят в небеса.
Премий пообсыпется труха.
Снеги упадут опять, скользя...
Хороша ли жизнь, не хороша,
Но без Вас уже никак нельзя.
Хорошие стихи. Спасибо.