ФОРУМ / Юрий КЛЮЧНИКОВ. АЛЬФРЕД ХЕЙДОК. Из «Воспоминаний»
Юрий КЛЮЧНИКОВ

Юрий КЛЮЧНИКОВ. АЛЬФРЕД ХЕЙДОК. Из «Воспоминаний»

 

Юрий КЛЮЧНИКОВ

АЛЬФРЕД  ХЕЙДОК

Из «Воспоминаний»

 

Ещё одно событие того времени, которое произвело на меня очень большое впечатление, – это встреча с Альфредом Хейдоком. Я горжусь тем, что одним из первых опубликовал его повести в «Сибирских огнях», хотя должен признать, что первооткрывателем Хейдока в России, а тогда ещё в СССР, был известный русский критик Владимир Бондаренко, с которым я и мой сын сотрудничают уже много лет. Он опубликовал ряд повестей замечательного русского писателя-эмигранта в центральных издательствах страны.

Мой сын позвонил мне из Москвы и сообщил, что только что узнал: в городе Змеиногорске Алтайского края живёт А.П. Хейдок, имя которого не однажды упоминается в письмах Е.И. Рерих. Кроме этих упоминаний, мне были знакомы некоторые сочинения Хейдока из сборника «Звезды Манчжурии», изданного в 30-х годах прошлого века в Харбине с предисловием Н.К. Рериха. Также я читал рукопись «Калачакра собираемая», ходившую по рукам всех, кто интересовался в ту пору Учением Живой Этики. Рукопись состояла из афоризмов-«ментаграмм» Н.А. Зубчинского (Уранова), а составлена его другом и единомышленником А.П. Хейдоком. Наконец, мне было известно, что Хейдок вместе с Б.Н. Абрамовым входил в группу последователей Учения Агни Йоги, существовавшую в Харбине в 30-е годы, и что оба они получили посвятительные кольца от самого Н.К. Рериха. Всего этого было более чем достаточно, чтобы звонок сына возбудил живейшее желание непременно встретиться с Альфредом Петровичем. И что вы думаете, при этом телефонном разговоре присутствовал один мой знакомый, который заявил, что у него на следующий день предстоит служебная командировка в Змеиногорск.

…Через неделю мой знакомый вернулся из Алтайского края и сообщил, что Хейдока нашел, что Альфред Петрович готов встретиться со мною. Я договорился с редактором журнала «Сибирские огни» Геннадием Карпуниным о поездке в Змеиногорск в качестве командированного этим журналом. А нужно сказать, что в конце 80-х многие российские журналы широко публиковали произведения русских писателей-эмигрантов и даже соревновались между собой в поисках новых «белых пятен» в данном смысле.

Хейдок жил в небольшом домике на уютной улице, сплошь застроенной «частным сектором». Такое же уютное впечатление производил и весь Змеиногорск, сохранивший в центральной части дореволюционные кирпично-деревянные двухэтажные здания, где некогда размещалась администрация основанного ещё в екатерининские времена Змеиногорского рудника. Много зелени, патриархальная тишина, горный воздух…

Но впечатление уюта исчезло сразу, когда я вошёл внутрь дома Хейдока. На меня пахнуло запахом очень большой бедности. В двух комнатах жили Альфред Петрович, его секретарь-попечитель Людмила Ивановна Вертоградская и её мать. Впрочем, попечительство Людмилы Ивановны ограничивалось домашними заботами и секретарскими обязанностями. Семью содержал 95-летний Альфред Петрович, который к этому времени был совершенно слеп. Семейный бюджет держался на его пенсии, а также на скудных пожертвованиях, которые время от времени присылали друзья и знакомые. Что касается зрения, то смолоду слабое, оно окончательно исчезло лет десять назад. Все попытки восстановить ни к чему не привели, в том числе пребывание в клинике известного хирурга офтальмолога С.Н. Федорова, куда Хейдок попал по рекомендации С.Н. Рериха, дружившего с Федоровым. Вердикт врачей был категорическим: происшедшие изменения в глазном дне и сетчатке необратимы.

Я провел у Хейдока два или три дня, понятное дело, в долгих разговорах. Человеку, захватившему рождением 19 век и прожившему почти весь двадцатый, было что вспомнить. Уроженец Латвии, он в самом начале прошлого века переехал в Россию, начал свой трудовой путь разнорабочим на лесопильном заводе, которым владел один из его родственников. В 1914 был призван в армию, прошел через всю первую мировую войну, дослужился до офицерского чина. Октябрь 1917 года встретил в немецком плену, в 1918 был освобожден из него, а по возвращении в революционную Россию встал на сторону белых. Прошел всю Гражданскую войну, окончил её в Благовещенске, в армии барона Унгерна. Из Благовещенска под ударами Красной армии бежал в Китай, Жил в Шанхае, в Харбине, переменил множество профессий, пока не стал журналистом и писателем. В Харбине в 1934 году произошла встреча Хейдока с Рерихом.

Эта встреча переменила всю его жизнь. Он и раньше увлекался различными мистическими учениями, однако мощные идеи Агни Йоги заставили его пересмотреть прежнее мировоззрение, в том числе отношение к Советской власти. Под влиянием Николая Константиновича у Хейдока созрело желание вернуться на родину. По его словам, они планировали возвращение вместе на одном корабле и мечтали поселиться на Алтае. Но смерть помешала Рериху осуществить свое желание. А Хейдок в 1947 году вернулся в СССР. Ему какое-то время позволили пожить на свободе, правда, конфисковав предварительно всю его огромную библиотеку, состоявшую главным образом из философских и теософских сочинений. О потере любимых книг он горевал больше всего. В1949 он был заключен органами НКВД в тюрьму, а потом отправлен в лагерь в поселок Инту на севере Урала, откуда был освобожден в 1956 году.

Дальнейшая его жизнь, как и предыдущий её период, довольно подробно описаны им самим в опубликованных ныне воспоминаниях, так что нет смысла повторять сказанное. Я остановлюсь на отдельных запомнившихся мне эпизодах, не освещенных в печати. Например, Хейдок сообщил, что некоторые участники кружка Живой Этики в Харбине до знакомства с Рерихом состояли в масонских ложах. Приняв новое Учение, они попросили совета, как поступить с членством в этих ложах. В ответ Николай Константинович показал книгу «Община» и сказал: «Вот Учение, которое по высоте и глубине превосходит все масонские теории».

Я задал ещё один вопрос, что он думает по поводу существования масонского заговора. Хейдок улыбнулся: «Возможно такой заговор и существует, но к настоящим масонам он никакого отношения не имеет. Речь идет, видимо, о тех политических и националистических группах, которые, прикрываясь масонской символикой, преследуют своекорыстные цели, направленные на установление в мире господства денежного мешка. К подлинному высокому масонству (а оно тоже есть!), проповедующему идею всемирного братства народов, они не имеют никакого отношения».

И обратил моё внимание на две книги: «Правда о масонах» последователя рериховских идей русского офицера из Прибалтики Клизовского, впоследствии расстрелянного за свои взгляды органами НКВД, и «Великие арканы Таро» русского философа Владимира Шмакова, который во время гражданской войны переехал в Аргентину. Позднее я познакомился с обеими работами.

Рассказал Хейдок о своих взаимоотношениях с Рерихом. Поскольку на эту тему материалы также опубликованы, я коснусь опять лишь некоторых частностей.

Рерих приехал в Харбин вместе с сыном Юрием в 1934 году. Желающих встретиться с известным во всем мире художником и культурным деятелем среди харбинской эмиграции оказалось очень много. Рерихи поселились в лучшей гостинице города, а Юрий Николаевич взял на себя роль секретаря и организатора встреч с Николаем Константиновичем. Таких встреч, обедов, приемов прошло тоже немало. Живейший интерес проявила к Рерихам и японская разведка, так как Харбин в ту пору контролировался ставленником японцев марионеточным императором Манчжурии Пу-И. Через свою русскую агентуру (а японцев открыто поддерживала фашистская партия, созданная в Харбине бывшими белогвардейцами) японские разведывательные органы хотели прощупать настроения популярного среди русской эмиграции художника, чтобы использовать его авторитет в своих интересах.

 Кстати, японцы в ту пору не слишком скрывали планов нападения на Советский Союз. Результаты для японской разведки были неутешительными – Николай Константинович открыто выражал симпатии к Советскому Союзу, не желая идти ни на какие контакты с его недругами. Эта закулисная борьба объясняет факты резко изменившегося отношения части русской диаспоры в Харбине к Рерихам после их отъезда в Индию. Всеобщий пиетет вскоре сменился оголтелым очернительством в марионеточных эмигрантских газетах. Художника обвиняли в отступлении от православия, от «русского пути», в связи с масонами и т.д. Особенно усердствовал некий Василий Иванов, лидер русских фашистов. К сожалению, подобный вздор тёмных личностей, которые не просто покинули Россию, но вступили в альянс с её врагами, повторяется и поныне в некоторых антирериховских публикациях.

Интересный, чисто житейский штрих. «На одном из званых обедов, – рассказал Хейдок, – хозяин дома предложил Николаю Константиновичу отведать какое-то блюдо.

– Что это? – спросил Рерих.

– Растительный паштет, – не моргнув глазом, ответил хозяин.

Рерих поднёс вилку с паштетом ко рту, но вдруг резко отбросил её, побледнел и выскочил из-за стола.

– Паштет оказался мясным, – заключил свой рассказ Хейдок. – А Николай Константинович не выносил даже запаха мяса.

Зашёл у нас разговор также и о лагерной жизни в Инте. На мой вопрос, что больше всего ему запомнилось из этого периода жизни, Альфред Петрович ответил коротко:

– Северные сияния. Такой красоты я никогда в жизни не видел.

– А принудительный труд, обыски?..

– Это всё я оставил в прошлом, чтобы забыть навсегда. Впрочем, хорошо запомнил такой факт. Кольцо, которое подарил мне Рерих, и с которым я не расстаюсь никогда, в лагере пришлось снять с пальца и носить на шнурке на груди. И во время обысков-«шмонов» руки охранников, ощупывающих мою одежду, всегда почему-то останавливались возле места, где висело кольцо. Также вели себя и руки уголовников, которые иногда шарили по моим карманам ночью в поисках денег.

Отметить командировочные удостоверение я зашел в Змеиногорский горисполком. Председатель весьма удивился, узнав, зачем и к кому я приезжал. Но удостоверение известного в Сибири журнала возымело своё действие, тем более, что я постарался дать Альфреду Петровичу самую лестную аттестацию как популярному писателю русской эмиграции, к которому проявляют интерес не только в Новосибирске, но и в Москве. Уже при мне в доме Хейдока появились работники местного краеведческого музея, попросили передать материалы о его жизненном пути. До сих пор такой чести удостоился лишь Достоевский, который также бывал в Змеиногорске.

Уехал я из этого города с пачкой рукописей, аккуратно подготовленных Вертоградской. Она не только перепечатала на машинке труды Альфреда Петровича, но и переплела их, а также снабдила по своему вкусу разными цветными картинками. Это были главным образом вырезки из журнала «Огонёк», которые подходили, по её мнению, для иллюстрации повестей и рассказов Хейдока. Из всего вороха рукописей мне удалось опубликовать лишь одну. Но об этом позже.

Я пригласил Альфреда Петровича приехать в Новосибирск в феврале следующего 1989 года на запланированную нами конференцию, посвященную 110-летию со дня рождения Елены Ивановны Рерих. «Нами», то есть Новосибирским отделением Общества советско-индийской дружбы, образованным поклонниками Учения Живой Этики, которые уловили новые ветры времени. Возглавить общество дал согласие академик и директор Института математики СОАН СССР М.М. Лаврентьев, сын легендарного основателя Новосибирского Академгородка академика М.А. Лаврентьева. Я был избран заместителем председателя общества. А провели мы эту конференцию в актовом зале Новосибирского обкома КПСС с разрешения его тогдашнего первого секретаря В.А. Миндолина. Десять лет назад Миндолин, секретарь Советского райкома партии Новосибирска, исключал меня из рядов КПСС за «отступления от Программы и Устава партии, выразившемся в увлечении идеалистической философией Рериха». И вот такой решительный поворот в настроении партийного босса…

Конференция прошла хорошо, при большом стечении народа, на ней выступил Хейдок, а также среди прочих докладчиков харбинцы рериховцы Н.Д. Спирина и Б.А. Данилов. Но меня удивило их прохладное, особенно у Спириной, отношение к своему земляку по эмиграции. Кстати сказать, Хейдок по приезде в Новосибирск остановился у меня дома, и я, конечно, сразу же известил об этом по телефону Спирину и Данилова, а также пригласил обоих от имени Альфреда Петровича на встречу с ним. Борис Андреевич ненадолго зашел, Наталья Дмитриевна же в ответ на приглашение сухо промолчала. На конференции она даже не подошла к Альфреду Петровичу. Позже я узнал причины такого афронта – оказывается, Хейдок находился в дружеских отношениях с Н.А. Зубчинским (Урановым). А этот последний, по словам Данилова и Спириной, допустил предательство Учения. Я ничего об этом не знал, поверил на слово такой аттестации, но потом, когда против покойного Уранова Сибирское рериховское общество начало в печати целую обличительную кампанию, решил разобраться, что же такое он совершил.

Здесь не место подробно сообщать обстоятельства дела, скажу коротко: все рассуждения о предательстве Уранова оказались надуманными. Зубчинский как всякий человек, наверное, имел свои недостатки, в частности, по словам некоего Кучмы, написавшего мне письмо из Караганды, не захотел помочь ему в сталинском лагере, где оба отбывали срок заключения. И это всё. В главном же Зубчинский-Уранов до самых последних дней (а он ушел из жизни, кажется, в 1982) не изменил Учению, оставил после себя замечательное литературно-философское наследие, которое пытались ошельмовать, но которое, к счастью, сегодня опубликовано.

Этими своими сообщениями вовсе не хочу бросить тень на весьма достойные имена Спириной и Данилова. Оба внесли большой вклад в развитие рериховского движения. Наталья Дмитриевна привезла из харбинской эмиграции книги Учения и «Тайную Доктрину» Блаватской, что позволило новосибирцам раньше других познакомиться с идеями Махатм. Борис Андреевич очень много сделал как издатель книг Учения и «Граней Агни Йоги».

 Но зачем приходится вспоминать нелицеприятные эпизоды прошлого? Потому что уже тогда, в самом начале зарождения рериховского движения, в него были заложены ядовитые семена розни и конфликтов, которые пышным цветом расцвели позже и цветут по сию пору… А прикрыта эта недостойная рознь громкими словами о «борьбе за чистоту Учения». Начисто забыты примеры Рерихов, которые проявляли дружелюбие и терпимость к куда более заблудшим Шибаеву, Кордашевскому, Каменской…

В данной связи вспоминаю разговор с одним правительственным чиновником, который на мою просьбу поддержать одну рериховскую инициативу сказал: «Зачем? Чтобы вы потом утопили эту инициативу в дрязгах и разборках!».

«В последний раз напоминаю о дружелюбии», – говорит Махатма.

Но вернёмся к Хейдоку. В феврале 1989 года он прожил у нас на квартире вместе с Вертоградской сначала семь, а потом по возвращении из Челябинска ещё три дня. В Челябинске была сделана любительская видеозапись беседы с ним, которая широко разошлась потом по стране. Интервью хорошо передаёт чёткий ум, великолепную память, а главное, замечательное дружелюбие этого человека, который ни одним дурным словом не помянул своих лагерных притеснителей.

Незначительная, но характерная деталь. Отвела Людмила Ивановна Альфреда Петровича в ванную комнату руки помыть перед обедом, а увести забыла. Дверь в ванную комнату открыта, я наблюдаю за Альфредом Петровичем из другой комнаты. Помыл руки Хейдок и стоит, молчит. Минуту, другую… Никого не окликает, не хочет беспокоить своей незрячей беспомощностью.

Коль вновь зашла речь о Вертоградской, не могу не отметить чёрное, постоянно движущееся пятно за спиной Альфреда Петровича в челябинском видеоинтервью – это след заретушированного присутствия Людмилы Ивановны во время записи. Ей непременно хотелось увековечить себя в кадре вместе с Альфредом Петровичем.

Мне потом приходилось выслушивать жалобы на трудный и амбициозный её характер. Однако не могу не оценить её истинно ангельской роли в судьбе Хейдока. Они познакомились в городе Балхаше Казахской ССР, расположенного на берегу одноимённого озера, куда в 60-е годы закинула судьба отбывшего ссылку Альфреда Петровича. Он поступил работать на Балхашский рыбокомбинат переводчиком с английского. Что переводил по службе, я так и не успел спросить, но узнал, что в этот период жизни перевел третий том «Тайной доктрины» Блаватской. Среди тех, кто бывал в Балхаше на квартире Альфреда Петровича, оказалась семнадцатилетняя Людмила Ветроградская. Альфреду Петровичу в ту пору было за семьдесят. Он уже терял зрение, она взялась помогать ему в работе. И осталось при нём до последних дней, несмотря на ярость матери (связалась девчонка со стариком!). А Людмила Ивановна печатала под диктовку рассказы и очерки Альфреда Петровича (их собрался целый том), вела переписку, сопровождала Хейдока в поездках по стране. Он завещал ей право на издание и на гонорары за публикацию литературного наследия. Но какие нынче гонорары за литературу, не относящуюся к области детектива и порнографии!..

Здравствующая до сих пор в Змеиногорске Вертоградская бедствует.

Своеобразные следы оставил Альфред Петрович в памяти моей жены Лилии Ивановны. Она в ту пору интенсивно занималась живописью, и накануне приезда Альфреда Петровича с ней приключилась какая-то странная болезнь рук. Ладони по «хиромантическим» линиям покрылись очень болезненными трещинами. Руки так болели, что невозможно было взяться за кисть. Она обратилась за помощью к Хейдоку. Альфред Петрович ответил: «Если это не кармическая болезнь, попробую помочь».

Он взял руки жены в свои и поднял вверх незрячие глаза. Так они простояли несколько минут.

Спустя несколько дней трещины стали исчезать.

О втором «вмешательстве» Хейдока в её судьбу жена рассказала мне несколько месяцев спустя.

У неё случился приступ депрессии, голову заполонили тяжелые мысли, скрыться от которых не было никакой возможности.

«И тут, – рассказывает жена, – мне стала попадаться на глаза рукопись рассказа Хейдока «Вера», которую он оставил у нас. Куда ни пойду, глаза натыкаются на эту рукопись. Сначала я не придавала значения факту, но потом взяла рукопись в руки. Это был рассказ о случае с геологами, когда они, пробираясь через тайгу, встретили на тропе клубок змей в их брачный период… Лошади остановились, захрапели и не пошли дальше. И тогда один из геологов принялся вслух читать псалом 90 из Псалтири. Змеи одна за другой покинули тропу. И я, – закончила свой рассказ моя жена, – открыла Библию, принялась читать псалом 90. Тоска покинула меня».

Воспоминания Хейдока об его встречах с Рерихом я предложил командировавшему меня в Змеиногорск журналу «Сибирские огни». Воспоминания набрали в один из номеров 1989 года и послали корректуру Альфреду Петровичу. Велико же было моё удивление, когда редактор журнала позвонил мне и сказал, что Хейдок прислал письмо, в котором не даёт согласия на публикацию, мотивируя свой отказ тем, что в текст без ведома автора вставлены некоторые, не принадлежащие ему отрывки. Вставки сделал я сам из книг Живой Этики, мне казалось, что я совершаю благой поступок, делая не печатавшееся до сих пор в России Учение достоянием широкой публики. Хотя бы таким опосредованным способом. А следует сказать, что у нас с Геннадием Ивановичем Карпуниным, редактором «Сибирских огней», уже существовала договорённость о публикации «Общины» из серии книг Живой Этики. Но Хейдок был твёрд: то, что написано мной, оставьте в журнале, то, что принадлежит не мне, печатайте отдельно. Пока шли переговоры, «поезд ушёл», то есть журнал вышел в свет, а вскоре в 1990 году ушёл из жизни Альфред Петрович.

Каюсь, Альфред Петрович, перед Вашей светлой памятью за мои, хотя и продиктованные лучшими чувствами, но самовольные вторжения в Вашу прозу. Благие намерения могут известно куда привести. Так что винюсь и кланяюсь Вашей рыцарской щепетильности.

Но мне удалось напечатать вскоре в тех же «Сибирских огнях» прекрасную повесть Хейдока «Грешница» из жизни первых христиан и самого Иисуса Христа. А затем, будучи в Москве в издательстве «Современник», я рассказал об Альфреде Петровиче главному редактору издательства. Результатом стала командировка этого человека в Змеиногорск, откуда он привез в Москву стопку рукописей. В издательстве «Современник» вышел том прозы. Хейдока. После, уже без моего участия, появились другие издания произведений Хейдока.

И, наконец, не могу умолчать о том, что повесть моего сына Сергея Ключникова «Провозвестница эпохи Огня» – первое в России, да и в мире подробное жизнеописание Е.И. Рерих, была благословлена в 1991 году накануне издания Хейдоком. В тот его приезд в Новосибирск они встретились у нас на квартире с моим сыном, который специально прилетел из Москвы на встречу. И несколько вечеров читал вслух всю книгу последнему живому ученику Рериха. Хейдок высоко оценил повесть и рекомендовал напечатать.

 

 

ПРИКРЕПЛЕННЫЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ (1)

Комментарии

Комментарий #29219 30.09.2021 в 09:33

Сердечное спасибо, Юрий Михайлович, за информацию о А.П. Хейдоке.